Богатыри – не вы. Часть 2

Тильзитский мирный договор был уникальным явлением. Российская империя, потерпев в очередной войне с Францией очередное сокрушительное поражение, не только получила мир, но и сделала территориальные приобретения.

И автором такого дипломатического чуда было вовсе не внешнеполитическое ведомство Александра I, а, как ни странно, наполеоновский министр иностранных дел Шарль Морис де Талейран-Перигор, убедивший Бонапарта подписать максимально лояльный для России договор. Какими мыслями руководствовался Талейран в июле 1807 года, в принципе, историками не установлено. Но достоверно известно, что в августе того же года первый дипломат Франции ушел в отставку, перейдя на содержание «секретного фонда» царского правительства. Говоря по-простому, став платным агентом внешнеполитической разведки России.

Роль Талейрана, имевшего связи и влияние во всех слоях парижского истеблишмента, трудно переоценить в контексте развития конфликта во франко-российских отношениях. Александр I практически мгновенно для того времени узнавал о планах и намерениях Наполеона, успевая выстроить максимально выгодные России позиции для дипломатических демаршев, и маскируя собственные планы и интересы. Это позволило царю с наибольшей выгодой воспользоваться в решении вопросов в Финляндии и Бессарабии.

Практически сразу после подписания Тильзитского договора Россия стала стягивать войска к границам Швеции, частью которой была Финляндия. Предлогом этому было, ставшая известной нам также с 1939 года, якобы защита Санкт-Петербурга ввиду его слишком близкого расположения к границе. Когда все было готово к войне, в феврале 1808 года Александр I уведомил Наполеона о скором ее начале, после чего организовал несколько дипломатических провокаций, закончившихся высылкой шведского посла. Адекватная мера Швеции с русским послом вызвала «страшное возмущение» российского императора: «шведы поступили как истые варвары, хуже турок», - писал он французскому императору. Но это был удобный повод для войны. А потому российские войска вторглись в Швецию.

Успешное продвижение российских войск в Финляндии вызвало не только целый ряд проплаченных предательств в среде шведских военачальников, но и привело к дворцовому перевороту, в результате которого был убит король-англоман Густав IV Адольф, а на престол был возведен престарелый Карл XIII. Последний с первых же дней властвования посылал курьеров к Александру I с предложениями о мире и к Наполеону с просьбой о посредничестве. Франция демонстративно отказалась вмешиваться в якобы чуждую для нее войну, а Россия откладывала подписание мира, в расчете добиться для себя максимальных территориальных приобретений.

21-го июня 1809 года правительство Швеции согласилось, наконец, на требования Александра, включающие три условия: признание Ботнического залива и реки Каликс границами между Россией и Швецией, что предусматривало вхождение Финляндии и Аландских островов в состав империи; присоединение Швеции к континентальной системе против Англии и союз Швеции с союзниками России, то есть с Францией. 17 сентября того же года в Фридрихсгаме на этих условиях был подписан мирный договор.

В марте 1809 года с согласия Франции возобновилась и русско-турецкая война, начавшаяся еще в 1806 году, но прекращенная в августе 1807 года после подписания Тильзитского договора. Эта кампания, хоть и не была столь блестящей, как шведская, но привела к овладению Россией Бессарабии. Здесь любопытен следующий факт: еще в июле 1811 года военный министр М. Барклай-де-Толли направил секретнейшее послание командующему войсками в Бессарабии фельдмаршалу М. Кутузову с требованием не затягивать войну и пожеланием «чтобы ваше высокопревосходительство скорее украсилось венцом мира...». А потому эта русско-турецкая война была фактически прекращена в октябре того же года. А Бухарестский мирный договор по этому поводу был подписан только 28-го мая 1812 года, когда войска Кутузова уже были переброшены на границу союзного Франции герцогства Варшавского.

Но все же российско-французские взаимоотношения в период между Тильзитом и 1810 годом были омрачены несколькими, как представлялось для обеих сторон, важными событиями и действиями.

В 1809 году была создана Пятая антинаполеоновская коалиция, которая объявила Франции войну. Александр I, «верный» своим союзническим обязательствам с Наполеоном, объявил войну странам коалиции Австрии и Англии, но занятый собственными войнами со Швецией и Турцией ограничился лишь маневрами на границе с Австрией. 6-го июля того же года под Ваграмом Наполеон наголову разгромил австрийскую армию, что привело к подписанию 14-го октября 1809 года австро-французского мирного договора, согласно которому России, не сделавшей ни единого выстрела, отошел Тарнопольский округ. Остальная часть Галичины включалась в состав герцогства Варшавского.

Это вызвало у Александра I приступ негодования. Русский царь, во-первых, был возмущен, что Австрия подписала мирный договор только с Францией, но не подписала его с Россией, с которой де-юре находилась в состоянии войны; а во-вторых, тем, что не получил в результате этой войны, как очень рассчитывал, всю Галичину. Поэтому, подогреваемый своим окружением, внешнеполитическим ведомством и военачальниками, Александр I всерьез рассматривал вопрос о самопровозглашении себя польским королем и насильственном присоединении к Российской империи не только Галичины, но и всей Польши.

Французский посол в С.-Петербурге Коленкур 4 ноября 1809 года доносил Наполеону, что «Александр I холоден ко Франции не желает беседовать о делах. Неудовольствие русского императора вызвано условиями договора о мире, заключенного между Францией и Австрией в Вене. Царь вновь поднял вопрос о гарантиях против восстановления Польши и предложил принять письменные обязательства по этому вопросу».

И в то же самое время Александр I через польского магната князя Адама Чарторыйского пытался «провентилировать» вопрос среди польской шляхты о том, как они отнесутся к факту его провозглашения королем Польши и ее присоединения к России. Либо же, выступит ли Польша вместе с Россией против Франции, если Александр даст согласие на восстановление польской государственности. Чарторыйский даже записал фразу, произнесенную российским императором 26-го декабря 1809 года: «Чтобы уладить все это, нет инаго средства, как наша прежняя мысль об устройстве и отдельном существовании Польскаго королевства в связи с Poccиeю…»

Чего в том 1809 году не знал Наполеон, так это то, что австрийский и российский императоры все же подписали между собой тайный меморандум, которым обязывались согласовывать друг с другом все отношения с французским «коллегой». Но вскоре Бонапарт узнал об этом, что естественно не повысило его доверия к союзнику Александру.

Кроме прочего Наполеон был неудовлетворен результатами своих сватаний к российским цесаревнам. В 1808 году, дабы окончательно укрепить союзные отношения с Александром, французский император посватался к его любимейшей сестре 20-летней Екатерине Павловне, но предложение было отклонено на том основании, что, дескать, цесаревна не намерена уезжать из России. А 4-го февраля 1810 года Наполеон получил отказ заполучить в невесты и 15-летнюю Анну Павловну, якобы ввиду ее «молодости».

К слову сказать, когда при российском дворе стало известно, что 8-го февраля того же 1810 года был заключен брачный договор между Наполеоном и дочерью австрийского императора Марией-Луизой, то это событие было воспринято как откровенно враждебный акт как со стороны Франции, так и со стороны Австрии.

Бонапарт, безусловно, безболезненно пережил бы свои брачные фиаско в России, если бы Екатерина Павловна, «не желавшая покидать Россию», в 1809 году не вышла замуж за Петра-Фридриха герцога Ольденбурга – одного из немногих немецких княжеств, сохранивших практически полную независимость от Франции. Этот брак тоже не был бы причиной конфликта в русско-французских отношениях, но русский царь решил по-своему использовать выгоды от замужества сестры и географического расположения ее новых владений. Герцогство Ольденбург находилось на севере Нижней Саксонии у Балтийского моря и представляло собой весьма удобную базу для негласной перевалки запрещенных Конвенцией о континентальной блокаде товаров из враждебной Наполеону Англии.

Схема выглядела просто. Россия, сохраняя верность условиям Тильзитского договора, не вела никакой торговли с Англией. Российские купцы поставляли товары лишь в Ольденбург. А уже оттуда, не связанные никакими обязательствами, местные негоцианты отправляли их в Англию. Точно так же шел встречный, но уже английский товаропоток. Неудивительно, что и другие «союзники» Франции стали вовсю пользоваться придуманной Россией ольденбургской схемой.

Естественно, это вызвало возмущение Наполеона, и он достаточно резко неоднократно требовал от Александра объяснений и прекращения полулегальной торговли с Англией. Российский же император всегда с невозмутимым видом отклонял претензии, утверждая, что полностью придерживается условий Континентальной блокады Англии.

Впрочем, свое отношение к России и ее императору французы начали пересматривать еще в первой половине 1810 года. 16-го марта того года министр иностранных дел Франции Ж-Б. Шампаньи представил Наполеону записку «Взгляд на дела континента и сближение России с Великобританией», в которой среди прочего отмечалось: «Россия, Пруссия, Дания, Швеция под прикрытием открытого разрыва с лондонским двором и тесного союза с Францией сохраняют настоящий нейтралитет, выгодный только англичанам, поскольку состояние нашего флота делает этот нейтралитет совершенно для нас иллюзорным... Итогом этого подлинного изложения вещей является следующее: откровенно противостоящие интересы скоро вызовут более или менее выраженное противоречие политики Франции и политики России. Но тем не менее, не пренебрегая способами продолжить союз, база которого рушится, не отказываясь совершенно от надежды найти какую-то уверенность в переговорах с британским кабинетом, приучимся заранее рассматривать Россию как естественного союзника Англии и подготовимся к борьбе с результатами сближения этих двух держав на континенте, коль скоро более не в наших силах помешать этому».

Доклад Шампаньи очень скоро с помощью завербованного Талейрана стал достоянием российского двора. Но как показали дальнейшие события, выводы для себя Александр I сделал совершенно противоположные смыслу доклада.

В российской историографии вышеприведенный документ используется как доказательство агрессивных замыслов Наполеона против России, и воспринимается как точка отсчета в подготовке «Восточного похода». Но, как представляется, сам текст не содержит оснований для таких выводов, а увязка документа с планами будущей войны и вовсе выглядят невероятной натяжкой. Ибо достоверно известно, что предприняла Франция для борьбы с ольденбургской «офшоркой». Сенатус-консультом (т. е. постановлением сената) от 13-го декабря 1810 года германское побережье Северного моря до Эльбы было объявлено присоединенным к Франции. Наполеон предложил герцогу Гольштейн-Эйтенскому, дяде Александра I и опекуну великого герцога Ольденбургского, женатого на сестре царя Екатерине Павловне, чтобы герцог либо оставался в Ольденбурге, подчинившись ограничениям, связанным с введением французских таможен, либо покинул Ольденбург, взамен чего он должен был получить в виде компенсации Эрфурт. Правительство великого герцога предпочло оставаться в Ольденбурге, но Наполеон декретом от 22-го января 1811 года приказал французской администрации принять на себя управление Ольденбургом. Это, конечно, являлось нарушением статьи 12 Тильзитского договора, в связи с чем российское правительство заявило протест перед всеми европейскими монархами. Но французский министр инодел Шампаньи, приведя всю сумму доказательств и аргументов, отказался принять ноту протеста.

В отместку Наполеону 31-го декабря 1810 года Александр своим указом в одностороннем порядке повысил в несколько раз таможенные тарифы и пошлины на французские товары «роскоши», перечень которых был весьма обширен и определялся вполне произвольно, не завися от цены товара. Что также было явным нарушением Тильзитского договора.

Крах ольденбургской аферы Александр I воспринял не только болезненно, но и как явное намерение Наполеона начать против него войну. Вот, что по этому поводу он писал 19-го февраля 1811 года королю Пруссии Фридриху­Вильгельму III: «…мною получены из Парижа сведения из достоверных источников, что император Наполеон принял решение воевать с Россией, что с этой целью он решил спровоцировать ее, добившись того, чтобы она напала первой, и если он не пошел еще дальше в своих действиях, то только потому, что его удерживает неблагоприятный для него ход событий в Испании.

Я полон решимости, государь, не делать ошибки, на которую меня хотят толкнуть, и не начинать войны, но хочу быть готовым к любым событиям. Я не мог обойти молчанием допущенное по отношению к герцогу Ольденбургскому нарушение Тильзитского договора и предписал сделать в Париже представления, о которых граф Румянцев сообщает Вашему министерству. Если же они окажутся, как есть все основания полагать, безрезультатными, я сочту своим долгом направить императору Наполеону протест, заявив, что резервирую за собой право на это герцогство. Однако, чтобы даже в этом случае не создавалось видимости, будто я стремлюсь найти повод для разрыва, в заключение моего протеста будет сказано, что было бы грубой ошибкой сделать на основании этого акта вывод о хотя бы малейшем ослаблении уз, связывающих меня с императором Наполеоном, и что я далек от мысли жертвовать высшими интересами, будившими меня заключить этот союз, ради вопросов меньшей важности».

Но, как свидетельствуют документы, Александр I вольно или невольно, но сильно преувеличивал намерение Наполеона воевать с Россией. Французский император принял решение воевать с Россией намного позже и в связи совсем с иными событиями и обстоятельствами.

(Часть 3)
(Часть 1)