Богатыри – не вы. Часть 4

Столь спешный и спонтанный отъезд Наполеона в войска наводит на мысль, что у него не было четкого плана и определенной даты начала войны.

Такого же мнения придерживаются и французские историки, так и не сумевшие найти никаких документов, в которых бы содержались четкие указания на планы, цели и даты Восточного похода.

Российская историография по этому поводу скромно сообщает, что русской военно-политической разведке так и не удалось установить военные планы Наполеона и намеченную дату вторжения его войск в Россию. Хотя, конечно же, трудно установить то, чего на самом деле не было.

Впрочем, и в дальнейших действиях Бонапарта сложно установить логику ведения войны. Как известно, решение о переходе пограничного Немана он принял вечером 22-го июня 1812 года сразу после того, как только прибыл на берег реки. А целью своей военной кампании, провозглашенной перед военачальниками, ставил достижения линии Витебск-Смоленск. То есть, захват земель бывшего Великого княжества Литовского, до разделов Польши входивших в Речь Посполитую.

То же самое было объявлено и в приказе по войску: «Солдаты! Вторая польская война началась! Первая окончилась под Фридляндом и в Тильзите, где Россия клялась вечно сохранять союз с Францией и враждовать с Англией. Она нарушила клятву!.. Итак, вперед! Перейдем за Неман, внесем оружие в пределы России! Вторая польская война будет столь же славной для Франции, сколь и первая, но мир, который мы заключим, будет прочнее и прекратит пятидесятилетнее кичливое влияние России на дела Европы».

Очевидно, что сама идея «польской войны» была выдвинута Наполеоном как ответ на известные ему планы Александра I в отношении Варшавского герцогства. Но если Россия хотела включить всю Польшу в свою империю, то французский император, как показали дальнейшие события, планировал на восточных землях Речи Посполитой воссоздать историческое Великое княжество Литовское в составе самой Литвы и Беларуси. Что и было осуществлено в июле 1812 года, на третий день после занятия французами города Вильно. По этому поводу был издан манифест об образовании Комиссии временного правительства Великого княжества Литовского. Вновь обретшее независимость государство объявило себя союзником Франции со всеми вытекающими отсюда обязательствами.

Здесь было бы очень уместно разобраться, насколько война 1812 года правомерно была названа в Российской империи «Отечественной». Нет сомнений, что русский народ на пути прохождения наполеоновских войск оказывал ему возможное вооруженное сопротивление, и для него война действительна была не только за царя, но и за свое Отечество - Россию. Но была ли эта война такой же «отечественной» для других народов империи? Очевидно, что нет. Ведь французскую армию, как освободителей встречали не только цветами в Вильно, но и хлебом-солью в Минске. Как это было с германской армией в 1941 году в той же Прибалтике и даже в Донбассе.

А в 1812 году население Беларуси и Литвы массово приветствовало Наполеона, вступало в ополчение, жертвовало деньги и драгоценности, а в церквях и костелах отправлялись благодарственные молебны.

Кстати, из 27 тысяч белорусов и литовцев, добровольно вступивших в наполеоновскую армию, были сформированы 5 пехотных и 5 уланских полков. Еще один полк, сформированный из дворянской и студенческой молодежи, которым командовал белорус генерал Ян Конопко, Наполеон даже причислил к своей императорской гвардии. А, кроме того, из числа татар, проживавших в окрестностях Минска, под командованием Мустафы Мурзы Ахматовича был сформирован эскадрон улан, проявивший впоследствии чудеса храбрости и героизма.

И для этих белорусов, литовцев и татар данная война тоже была за свое Отечество, но не за Россию и не за царя.

Стоит сказать, что командование русскими войсками впоследствии сделало все, чтобы не допустить отступающего Наполеона на территорию Украины, так как вполне справедливо полагало, что в южных губерниях французский император может получить еще большую поддержку, чем в Беларуси и в Литве.

Что же касается планов Наполеона, то легко добившись провозглашенной цели войны – выход на линию Смоленск-Витебск, он так и не добился главного: русская армия была на тот момент деморализована, но не разбита. И Бонапарт, увлекшись преследованием неприятеля, принял фатальное для себя решение идти на Москву. И это при том, что его «союзники» Пруссия и Австрия, которые должны были обеспечивать фланги в направлении Петербурга и Киева, выполняли свои обязательства не перед ним, но перед Александром I. Так прусская армия генерала Йорка, не встречая сопротивления, дошла до Риги, где остановилась, окопалась и вступила в секретные сепаратные переговоры с русскими войсками. Австрийский же корпус генерала Шварценберга, действуя на Волыни против 3-й русской армии генерала Тормасова, лишь имитировал позиционные бои.

А потому поход Наполеона на Москву при том, что уже с первых дней похода после форсирования Немана во французской армии обнаружилась острейшая нехватка практически всего – амуниции, боеприпасов, провианта и обозов – неизбежно был обречен на провал. И крушение Великой армии Наполеона было тем катастрофичнее, что, даже уйдя из пределов России, у нее также не было никаких припасов, ни подготовленных зимних квартир, ни оборонительных рубежей ни в Варшавском герцогстве, ни в Пруссии…

Но все же, закономерен вопрос, почему настолько сумбурно организованная и совершенно неподготовленная Наполеоном военная кампания довела его до Москвы? Как сталось, что русская армия на своей земле развила такой темп отступления, какой не удалось повторить даже в 1941 году? И почему Россия не пожалела пожертвовать своей древней столицей, предав Москву пожару?

Российские историки еще в XIX веке нашли этому «объяснения», которые живы и поныне. Они ссылаются на доклад военного министра генерала Барклая-де-Толли начала 1810 года, в котором он представил царю два плана ведения войны. Согласно первому варианту, поскольку неизвестно, в какую сторону – на Петербург, на Москву или на Киев - будет наступать Наполеон, все эти три направления должны прикрыть заградительные армии. 1-я в Литве должна прикрывать Петербург, 2-я в Белоруси – направление Минск-Смоленск-Москва, 3-я на Волыни – Киев.

Согласно второму плану, заградительные армии не должны ввязываться в крупные битвы, заманивая Наполеона вглубь России и растягивая его коммуникации. После чего, истощив и вымотав его, обрушиться всеми силами и разбить неприятеля.

И якобы царь Александр I одобрил и утвердил оба эти плана, а представленные позже планы генералов Беннигсена и Пуля либо отверг, либо отложил их рассмотрение.

Уж скоро 200 лет, как эта версия живет в российской истории, породив после себя вполне аналогичные объяснения неудач и в 1941 году. Но очевидная вздорность подобных утверждений вынудила современных российских историков несколько модернизировать «план» Барклая-де-Толли. Современная версия утверждает, что утвержденный царем план содержал как наступательный, так и отступательный варианты. Про вариант обороны России на своих границах уже говорить не принято. Хотя документально существование «наступательно-отступательного» плана так до сих пор и не подтверждено, но основывается оно на официальном объяснении Главной квартиры русских войск о необходимости отступления, датированное 29-м июня 1812 года: «Опыт прошедших браней и положение наших границ побуждают предпочесть оборонительную войну наступательной по причине великих средств, приготовленных неприятелем на берегах Вислы... (А это даже не пограничный Неман, а река в глубине Польши! – С.С.) Сии соображения требуют того, чтобы избежать главного сражения, доколе князь Багратион не сближится с первою армиею и потому нужно было Вильно до времени оставить».

Впрочем, внимательный анализ имеющихся фактов и документов способен установить, что у русской армии не было ни оборонительного, ни отступательного планов.

Достаточно только прочитать приказ императора Александра I по Русской армии, изданный им 25 июня 1812 года, на следующий день после вторжения Наполеона: «Из давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки французского императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений, при всём нашем желании сохранить тишину, принуждены мы были ополчиться и собрать войска наши; но и тогда, ласкаясь еще примирением, оставались в пределах нашей империи, не нарушая мира, а быв токмо готовыми к обороне. Все сии меры кротости и миролюбия не могли удержать желаемого нами спокойствия. Французский император нападением на войска наши при Ковно открыл первый войну. И так, видя его никакими средствами не преклонного к миру, не остается нам ничего иного, как, призвав на помощь свидетеля и защитника правды, всемогущего Творца небес, поставить силы паши противу сил неприятельских. Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами. На начинающего Бог».

В своем приказе царь утверждает, что армия его готова «токмо» к обороне, и заявляет, что ему не нужно напоминать вождям, полководцам и воинам о том, что им надлежит делать. То есть, были готовы только к обороне, вот и обороняйтесь. Но странное дело, в оборону встает только 3-я армия Тормасова, находящаяся на самом южном фланге, а 1-я и 2-я армии, предназначенные для обороны направлений на Петербург и Москву, начинают отступать с головокружительной быстротой. Да и как было становиться им в оборону, коль на границе нет никаких оборонительных укреплений и заграждений: нет ни редутов, ни флешей, ни засек, ни засад. А ведь достаточно было в лесисто-болотистой местности Литвы и Беларуси перекрыть немногочисленные в то время дороги засеками и засадами, маршевые колонны Наполеона не смогли бы двинуться дальше границы. Да и готовилась ли русская армия к обороне, как утверждает Александр I? Как утверждает все тот же Лев Толстой, армии у границы все время занимались смотрами и маневрами… Неужто учились отступать? Ведь для обороны нужны вовсе не маневры, а инженерно-саперные работы. И ведь стоило только русской армии на скорую руку возвести фортификационные укрепления под Бородино, как сразу стало ясно, что Наполеон их преодолеть не может.

Отступательный план в этом контексте имеет большую достоверность. Только вот вопрос: неужто этим планом предусматривалась сдача французам самой Москвы? И этот план был успешно выполнен?

А вот что писал по поводу этого командующий 2-й армией князь П. Багратион генерал-губернатору Москвы Ф. Ростопчину в августе 1812 года: «Все отступление его (Барклая-де Толли) для меня и всей армии непостижимо, а еще хуже, что станет на позицию, вдруг шельма Платов даст знать, что сила валит, а мы снимайся с позиции и беги по ночам в жар и зной назад, морим людей и на погубу несем (неприятеля) за собою... Мне кажется, иного способу уже нет, как, не доходя два марша до Москвы, всем народом собраться и что войска успеет, с холодным оружием, пиками, саблями и что попало соединиться с нами и навалиться на них...»

Неужели будущий герой Бородина Петр Иванович Багратион не был посвящен в двучленный наступательно-отступательный план Барклая: если не удалось напасть первыми, то заманивать врага поглубже под Москву?

Кроме прочего, как уже было сказано, Наполеон принял решение о дате нападения на Россию только 22 июня 1812 года. Но еще 15 июня, то есть за девять дней до этого, Александр I направил письмо шведскому принцу регенту Бернадоту, в котором сообщал, что война с Наполеоном вполне решенное дело, и что он ежедневно ожидает открытия военных действий. Если сам Бонапарт в тот день не знал о том, когда он перейдет Неман, то о какой дате говорил российский император, со дня на день ожидая войну? Очевидно, что только о той дате, которую сам назначил для нападения на Наполеона.

И таких свидетельств о том, что к обороне русская армия не готовилась, а необходимость отступать была нежданной и неприятной, в исторической литературе сотни. Впрочем, даже они не нужны для доказательств, если задать вопрос: уж коль отступление шло по плану Барклая, то в чем была нужда отстранять его от должности и 29 августа 1812 года назначать главнокомандующим фельдмаршала Кутузова? Последний, кстати, вступая в должность, подтвердил отсутствие оборонительных планов войны, сформулировав свой собственный принцип: «Мы Наполеона не победим. Мы его обманем».

В Дальнейшем были Бородино, совет в Филях, сожженная Москва, маневр под Малоярославцем, тарутинская битва, Березина… Все это привело к разгрому и бегству войск Наполеона за пределы Российской империи.

Здесь возникает вопрос такого плана: кто виноват в начале русско-французской войны 1812 года? Конечно, историю пишут победители, и они в свое оправдание приводят аргумент: что вся ответственность лежит на том, кто напал первым. И моральная вина лежит на том, кто первым нарушил договор о мире. Так объясняется начало войны и в 1812 году, и в 1941. Но есть и другие координаты, в которых можно и нужно оценивать такие события: в классическом праве была, есть, и надеюсь, будет статья о необходимой самообороне. То есть, если кто не в шутку занес над твоей головой топор, ты имеешь все законные права схватить такой же топор и ударить первым. И в цивилизованных странах закон не считает это ни преступлением, ни аморальным поступком. Иная трактовка права способна лишь оправдать провоцирование войны и преступления.

Видимо, все это понимал и гениальный полководец Светлейший князь Михаил Кутузов, яростно выступая против того, чтобы преследовать Наполеона за пределами Российской империи. Он был свято убежден, что нельзя вести русские войска в Европу. Но опьяненный победами Александр I, не прислушался к совету разума и совершил то, что позже Уинстон Черчилль по точно такому же случаю опишет фразой: «Сталин во Второй мировой войне совершил только две ошибки: показал Ивану Европу, и Европе - Ивана».

Последствия первой и второй Отечественных войн для Российской и советской империй были практически одинаковыми и печальными. Насмотревшись на европейские порядки в среде российского дворянства стал вызревать либерализм, желание реформ и Конституции, в результате чего созрел заговор декабристов. Последовали политические репрессии Николая I и подавление всех ростков проявлений либерализма и свободомыслия, жесточайшая цензура и борьба с иностранщиной. Россию стали именовать «жандармом Европы» за подавление восстаний и революций в Венгрии, Польше, германских государствах. Декабристы «разбудили» Герцена, тот своим «Колоколом» народовольцев, «Землю и волю», либералов, социал-революционеров и социал-демократов. В итоге корона пала, а Российская империя рухнула.

С учетом возросших коммуникативных возможностей в XX веке аналогичные процессы происходили в два раза быстрее. Вернувшись из покоренной Европы советские люди стали ждать реформ и послаблений. В ответ политические репрессии, борьба с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом, жесточайшая цензура и борьба с вольнодумным диссидентсвом. Подавление восстаний в Германии, Польше, Венгрии и Чехословакии. Афганистан. В итоге крах советской империи.

Как видно, обе «отечественные» войны, изначально планировавшиеся как захватнические, в итоге привели практически к аналогичным результатам. А вывод из всего сказанного, к сожалению, один: история в России учит, что история ничему не учит…

(Окончание. Начало - Часть 1)