Лично мне было забавно читать версию Успенского о поведении Сталина 21 – 22 июня 1941. И где он только нашел такие “факты”? В частности, часть 5-ая начинается поездкой “тайного советника” на кунцевскую дачу Сталина “Блины” вечером 21 июня 1941 года. Поехал туда “Лукашов” с целью помыться вместе с ним в баньке, к чему Сталин пристрастился еще в сибирской ссылке (и где остался его внебрачный сын). В тот вечер (точнее, ночь) он, якобы, приехал попариться позже обычного, парился без удовольствия, вроде бы по обязанности. Общие разговоры велись на разные темы, но вопросы возможного нападения немцев не рассматривались. Попутно Успенский приводит ряд замечаний:

– Сталин согласился на призыв резервистов в разных районах страны якобы для весенне-летних учений.
– Сталин был убежден, что “большая война” начнется не ранее следующего года.

После “баньки” они выпили вина. Сталин остался ночевать в “Блинах”, а “Лукашов” поехал на московскую квартиру.

– Как же так? Николай Алексеевич, что же это такое?
Острую жалость почувствовал я. Усталый пожилой руководитель только лег, предвкушая сон, и вдруг его будят, сообщают страшную новость...
– Может, еще обойдется, – в голосе Сталина звучала надежда. – Может, удастся уладить конфликт...

Получается, что Сталин, ознакомившись с “целым рядом тревожных сведений”, явно указывающих на то, что завтра начнется война, обсудил это дело с генералами, подписал директиву и спокойно поехал помыться в баньке с полнейшей уверенностью, что война завтра не начнется?!?!?!  И потом, если война началась неожиданно, как можно принять меры ее противодействия до ее начала?

После наркомата обороны “Лукашов” побывал в наркомате ВМФ, там же ненадолго поспал. В 9-00 за ним прислали машину и он поехал в “комнату за кабинетом” Сталина в Кремле. В самом кабинете было много людей: члены Политбюро, Тимошенко, Жуков, Ватутин. Они готовили сообщение о войне, с которым должен был выступить Молотов, ибо сам Сталин “простудился” (в 4 главе Успенский подробно изложит “историю болезни” Сталина – “незаконченная шизофрения”). Потом “Лукашов” консультирует Сталина по поводу указа о мобилизации (начало которой почему-то с 23 июня, а не немедленно, в книге не обсуждается).

Что касается Павлова, то в другой книге – Д.Волкогонова “Триумф и трагедия”, говорится, что Павлов несколько раз просил Москву вывести войска в предполье. Кирпонос вообще не стал просить, а отдал приказ, и только потом сообщил в Москву, которая потребовала его отменить. И в Одесском округе вывели войска, а возвращать не стали. И во-вторых, Кирпонос утром 22 июня уже был на полевом фронтовом командном пункте в Тернополе, который спешно начали создавать еще в мае. И выехал он туда заранее. И Павлов тоже должен был быть в заботах по выезду, так как занять фронтовой КНП по плану он должен был на день позже – 23-его. (Странно – немецкое нападение началось неожиданно, в их нападение никто не верил, Сталин войну предполагал на 1942 год, а боевые КНП фронтов в тайне стали создавать уже в мае 1941, занять которые должны были 22 - 23 июня! И начали занимать! Зачем? Для летних тренировок?)

А теперь об оперготовности флота номер 1. Почему-то Успенский не хочет вспоминать, что 19 июня Кузнецов отдал приказ перейти на оперготовность номер 2. И то, что 19 июня подняли по боевой тревоге гарнизон острова Ханко в Финляндии.

Для большей наглядности ниже приводится график посещения кремлевского кабинета Сталина 22 июня 1941 г.:

               5 = 6 = 7 = 8 = 9 = 10 = 11 = 12 = 13 = 14 = 15 = 16 = 17

16.Кулик       ................................................#####...

Фраза из книги "Триумф и трагедия":

"Тот первый день члены Политбюро почти сутки пробыли у него в кабинете, ожидая вестей с границы. Лишь изредка они выходили, чтобы позвонить, выпить чаю, размяться."

Генерал Ватутин, кстати, 21 июня сталинский кабинет вообще не посещал, а на этом настаивает генерал Жуков, отводя его присутствию важную роль:

Я говорил уже о том, какие меры принимались, чтобы не дать повода Германии к развязыванию военного конфликта. Нарком обороны, Генеральный штаб и командующие военными приграничными округами были предупреждены о личной ответственности за последствия, которые могут возникнуть из-за неосторожных действий наших войск. Нам было категорически запрещено производить какие-либо выдвижения войск на передовые рубежи по плану прикрытия без личного разрешения И. В. Сталина.

Нарком обороны С. К. Тимошенко рекомендовал командующим войсками округов проводить тактические учения соединений в сторону государственной границы, с тем чтобы подтянуть войска ближе к районам развертывания по планам прикрытия. Эта рекомендация наркома обороны проводилась в жизнь округами с одной существенной оговоркой: в них не принимала участия значительная часть артиллерии.

Дело в том, что дивизионная, корпусная и зенитная артиллерия в начале 1941 года еще не проходила боевых стрельб и не была подготовлена для решения боевых задач. Поэтому командующие округами приняли решение направить часть артиллерии на полигоны для испытаний.  [Лукавит маршал, забыв указать, что "полигоны" эти почему-то находились у границы. Рокоссовский в своих мемуарах так их и назвал – "приграничными"]. В результате некоторые корпуса и дивизии войск прикрытия при нападении фашистской Германии оказались без значительной части своей артиллерии.

Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. A. Пуpкаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

[По воспоминаниям Баграмяна, фельдфебель появился в полночь, а сообщил о нем в Москву генерал пограничной службы:

По видимому, в Москве на это не решились. Ведь сигнал о вводе в действие плана прикрытия означал бы не только подъем всех войск по боевой тревоге и вывод их на намеченные рубежи, но и проведение мобилизации на всей территории округа.]

Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев.
— Приезжайте с наркомом в Кремль,— сказал И. В. Сталин.

Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы тони стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность. И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

— А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, что бы спровоцировать конфликт? — спросил он.
— Нет,—ответил С. К. Тимошенко.— Считаем, что перебежчик говорит правду.

[Странно, перебежчикам в предыдущие дни почему-то не верили, а этому как-то сразу и поверили!]

Тем временем в кабинет И. В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.
— Что будем делать?—спросил И. В. Сталин.
Ответа не последовало.
— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность,—сказал нарком.

[Странно, а об объявлении немедленной боевой готовности почему-то так никто и не вспомнил!]

— Читайте! — сказал И. В. Сталин.
Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил:

И.В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи...

С этой директивой Н. Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копия директивы была переда наркому Военно-Морского Флота.

Испытывая чувство какой-то сложной раздвоенности, возвращались мы с С.К. Тимошенко от И. В. Сталина.

С одной стороны, как будто делалось вес зависящее от нас, чтобы встретить максимально надвигающуюся военную угрозу: проведен ряд крупных организационных мероприятий мобилизационно-оперативного порядка; по мере возможности укреплены западные военные округа, которым в первую очередь придется вступить в схватку с врагом; наконец, сегодня получено разрешение дать директиву о приведении войск приграничных округов в боевую готовность.

Но, с другой стороны, немецкие войска завтра могут перейти в наступление, а у нас ряд важнейших мероприятий еще не завершен. И это может серьезно осложнить борьбу с опытным и сильным врагом. Директива, которую в тот момент передавал Генеральный штаб в округа, могла запоздать.

Давно стемнело. Заканчивался день 21 июня. Доехали мы с С. К. Тимошенко до подъезда наркомата молча, но я чувствовал, что и наркома обуревают те же тревожные мысли. Выйдя из машины, мы договорились через десять минут встретиться в его служебном кабинете.

В ночь на 22 июня 1941 года всем работникам Генерального штаба и Наркомата обороны было приказано оставаться на своих местах.

[Цитата из "Тайного советника вождя": "В Наркомате обороны в тот утренний час – нервозность и суетливость. Подкатывали автомашины, доставляющие с квартир и дач ошеломленных, сдернутых с постелей людей."]

Необходимо было как можно быстрее передать в округа директиву о приведении приграничных войск в боевую готовность. В это время у меня и наркома обороны шли непрерывные переговоры с командующими округами и начальниками штабов, которые докладывали нам об усиливавшемся шуме по ту сторону границы. Эти сведения они получали от пограничников и передовых частей прикрытия.

Примерно в 24 часа 21 июня командующий Киевским округом М. П. Кирпонос, находившийся на своем командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что, кроме перебежчика, о котором сообщил генерал М. А. Пуркаев, в наших частях появился еще один немецкий солдат — 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. М. П. Кирпоносу было приказано быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность [А просто объявить боевую тревогу было слабо?].

Все говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И. В. Сталину. И. В. Сталин спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно. [После чего Сталин опять заснул с полнейшей уверенностью, что война не начнется! И почему это немецкие войска выдвигаются поближе к границе? Наверное, для воскресных тренировок...]

После смерти И. В. Сталина появились версии о том, что некоторые командующие и их штабы в ночь на 22 июня, ничего не подозревая, мирно спали или беззаботно веселились. [И Успенский об этом активно писал...]. Это не соответствует действительности. Последняя мирная ночь была совершенно иной.

Как я уже сказал, мы с наркомом обороны по возвращении из Кремля неоднократно говорили по ВЧ с командующими округами Ф. И. Кузнецовым, Д. Г. Павловым, М. П. Кирпоносом и их начальниками штабов, которые находились на своих командных пунктах.

Под утро 22 июня Н. Ф. Ватутин и я находились у Наркома обороны С. К. Тимошенко в его служебном кабинете в Наркомате обороны.

В З часа 07 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский и сообщил: “Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний”.

Я спросил адмирала:
— Ваше решение?
— Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота.
Переговорив с С. К. Тимошенко, я ответил адмиралу Ф. С. Октябрьскому:
— Действуйте и доложите своему наркому.

В З часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В. Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии. Минуты через три начальник штаба Киевского округа генерал М. А. Пуркаев доложил о налете авиации на города Украины. В З часа 40 минут позвонил командующий Прибалтийским военным округом генерал Ф. И. Кузнецов, который доложило налетах вражеской авиации на Каунас и другие города.

Нарком приказал мне звонить И. В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны.

— Кто говорит?
— Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.
— Что? Сейчас?!— изумился начальник охраны.— Товарищ Сталин спит.
— Будите немедля: немцы бомбят наши города!

Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили:
— Подождите.

Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин.
Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И.В. Сталин молчит. Слышу лишь его дыхание.
— Вы меня поняли?
Опять молчание.
Наконец И. В. Сталин спросил:
— Где нарком?
— Говорит по ВЧ с Киевским округом.
— Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро.

В 4 часа я вновь разговаривал с Ф. С. Октябрьским. Он спокойным тоном доложил:

— Вражеский налет отбит. Попытка удара по нашим кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения.

Я хотел бы отметить, что Черноморский флот во главе с адмиралом Ф. С. Октябрьским был одним из первых наших объединений, организованно встретивших вражеское нападение.

В 4 часа 10 минут Западный и Прибалтийский особые округа доложили о начале боевых действий немецких войск на сухопутных участках округов.
В 4 часа ЗО минут утра мы с С. К. Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет. [Судя записям, собрание началось более чем через час – в 5-45. Присутсвовали пятеро (кроме Сталина): Молотов, Берия, Тимошенко, Жуков и Мехлис. Почему с таким упорством многие вспоминают каких-то "членов Политбюро"? ]

И. В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:   — Надо срочно позвонить в германское посольство.

В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.

Принять посла было поручено В. М. Молотову. Тем временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н. Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление.

Через некоторое время в кабинет быстро вошел В. М. Молотов:
— Германское правительство объявило нам войну.

И. В. Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался.
Наступила длительная, тягостная пауза.

Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.

– Не задержать, а уничтожить, – уточнил С.К.Тимошенко.
– Давайте директиву, – сказал И.В.Сталин.

В 7 часов 15 минут 22 июня директива № 2 наркома обороны была передана в округа. Но по соотношению сил и сложившейся обстановке она оказалась нереальной, а потому и не была проведена в жизнь.

[Опять странность: столько сил было потрачено на план подготовки отражения неожиданной агрессии, а она мало того, что началась совершенно неожиданно, так еще и о всех планах ее отражения все почему-то враз позабыли. И стали придумывать действия экспромтом. Почему-то никто не предложил раскрыть заранее подготовленный план и не почитать его! (Тот же "КОВО-41")!?]

В заключение странички лично у меня только один вопрос: почему столько расхождений в описаниях 21 – 22 июня 1941? Был бы рад ознакомиться с объяснением. Или это тенденциозный подбор фактов?

Приложение 1:

21 июня 1941 г.
Особая папка

I.

1. Организовать Южный фронт в составе двух армии с местопребыванием Военного совета в Виннице.

VI. Назначить членом Военного Совета Северного фронта секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) т. Кузнецова.

АПРФ. Ф.З. Оп.50. Д. 125. Лл.75-76. Рукопись, подлинник, автограф Г. М. Маленкова. Имеются пометы и исправления.

Приложение 2:
Фрагмент из книги Г.К.Жукова "Воспоминания и размышления", Москва, 1986, в 3 томах, том 2, стр. 12:

И.В. Сталин ответил:
— Оставьте за себя Ватутина.

Продолжение в Части 3 "СТРАННАЯ КНИГА"

[ Home ]