|
|
|
ДВА ДНЯ ИЗ ЖИЗНИ СЕМЕНА
КОНСТАНТИНОВИЧА
Но коль есть журнал посетителей кабинета Сталина в Кремле за разные дни, то прежде чем обсуждать возможную тематику бесед вечера 21 июня 1941, видимо, чтобы оценить уровень правдивости адмирала о тех днях, было бы полезно сравнить описание встреч Кузнецова со Сталиным 21-23 июня 1941 (и возможно ранее) из его воспоминаний с записями "журнала посетителей". В главе "Ночь на 22 июня" он заявляет, что в Кремле не был. В следующей главе "Страна вступает в бой" он сообщает, что и 22 июня он не виделся со Сталиным и только "поздно вечером" 23 июня он впервые с начала войны посещает сталинский кабинет (фрагменты главы): Страна вступает в бой . . . . . Наркомат работал напряженно. Связь с флотами действовала бесперебойно. От Либавы до Кронштадта шла война на воде, под водой и в воздухе. С кем бы ни приходилось говорить, первые дни войны все вспоминали с удивительными подробностями по часам и даже минутам. Да, такое не забывается! Нетрудно представить себе состояние И. В. Сталина перед лицом грозных событий, которые, по его расчетам, должны были произойти гораздо позже, возможность которых теперь, в 1941 году, он упорно отрицал вплоть до самых последних дней. Его состояние передалось тем, кто его окружал, и они не смогли взять в свои руки рычаги управления. Эти люди не умели самостоятельно действовать, а умели лишь выполнять волю Сталина, стоявшего над ними. Такова трагедия тех часов. Около 10 часов утра 22 июня я поехал в Кремль. Решил лично доложить обстановку. Москва безмятежно отдыхала. ..... Столица еще не знала, что на границах уже полыхает пожар войны .... В Кремле все выглядело как в обычный выходной день. Часовой у Боровицких ворот, подтянутый и щеголеватый, взял под козырек и, как всегда, заглянул в машину. Немного сбавив скорость, мы въехали в Кремль. Я внимательно смотрел по сторонам — ничто не говорило о тревоге. Встречная машина, поравнявшись с нашей, как было принято, остановилась, уступая дорогу. Кругом было тихо и пустынно. "Наверное, руководство собралось где-то в другом месте,— решил я.— Но почему до сих пор официально не объявлено о войне?" Не застав никого в Кремле, вернулся в наркомат. — Кто-нибудь звонил? — был мой первый
вопрос. 22 июня в 12 часов дня Советское правительство обратилось к народу с заявлением о вероломном нападении фашистской Германии. О начавшейся войне узнала вся страна. . . . . Не помню, по своей инициативе или по поручению Сталина вечером связался с В.М.Молотовым. Он курировал наш наркомат, решая текущие вопросы. Разговор касался обстановки на флотах. . . . В вечерней сводке, уже доложенной
лично адмиралом Исаковым, отмечалось
значительное продвижение противника на Либаву.
.... В остальном все шло по плану. Полным ходом
ставились минные заграждения, проводилась
мобилизация, и пока нам ничего не оставалось, как
ожидать полного развертывания флотов и готовить
их для проведения первых боевых операций. Такие
операции были предусмотрены еще в мирное время.
Однако осуществление их и все дальнейшие наши
действия зависели от положения дел на сухопутных
фронтах в целом. Мы впервые на деле почувствовали
подчиненную роль Военно-Морского Флота общим
стратегическим планам Генерального штаба. Оставив фуражку в гардеробе первого этажа, я вошел в лифт и поднялся наверх. В приемной никого не было. Значит, все уже в кабинете, решил я, и поспешил справиться у А.Н.Поскребышева, можно ли пройти. Как всегда, над его столом висела фотография Сталина в буденновском шлеме времен обороны Царицына. Внешне все оставалось по-старому. Я мысленно готовился доложить о нормальном развертывании флотов, наступлении немцев на Либаву и подготовке Черноморского флота к операции по обстрелу Констанцы. В кабинете Сталина кроме членов политбюро находился Нарком обороны. На столе развернуты карты. Как я понял, речь шла о строительстве оборонительных рубежей в районе Вязьмы. Завидев меня, Сталин попросил доложить о положении на флотах. Выслушав, удовлетворенно кивнул: хорошо. В это время донесли о приближении вражеских самолетов. Все встали и вопросительно посмотрели на Сталина. — Что ж, придется прервать работу,— сказал он. Все уселись в машины и направились в еще не совсем готовое помещение на станции метро “Кировская”. При мне Сталину передавались донесения с командного пункта ПВО. Командующий противовоздушной обороной Москвы генерал-майор М.С.Громадин пережил тяжелые минуты. Он докладывал о всех принятых с его стороны мерах, а самолеты приближались... Вскоре оказалось, что самолеты — наши. Тревога была ложной. В газетах на следующий день об этой тревоге писалось как об учебной. Работники ПВО Москвы, как мне известно, тяжело переживали ошибку, но по указанию Сталина никто не был привлечен к серьезной ответственности. Ложная тревога принесла свою пользу.
Была усилена противовоздушная оборона столицы. 9
июля Государственный Комитет Обороны принял
специальное постановление по этому вопросу. . . . Итак, нарком военно-морского флота СССР в июне 1941 Кузнецов Н.Г. заявляет, что он входил в "узкий круг лиц", которым был известен путь к кабинету Сталина в Кремле. Но по его словам Сталина в Кремле 22 июня по крайней мере до часов 11-00 не было. Это можно сравнить с записями журнала его посетителей за 22.06.41: 22 июня 1941 года 1. т. Молотов 5.45-12.05 Последние вышли в 16.45 По
этим данным видно, что не только Сталин был в
Кремле с 5-45 до 16-45 22 июня 1941, но и то, что его за это
время некий Кузнецов посетил 3 (три) раза: 23 июня 1941 года 1 . т. Молотов 3.20-6.25 Последние вышли в 6.25 23 июня 41 года 1) т. Молотов 18.45-1.25 Последние вышли 1.25 24.04.41 И с воспоминаниями адмирала плохо согласуется продолжительность посещения – почти час. А в мемуарах адмирал отмечает, что он успел только кратко доложить, как объявили воздушную тревогу (оказавшейся ложной). Из-за чего его встреча со Сталиным на этом и закончилась. Но по записям журнала получается, что Кузнецов покинул Сталина в 0-50, а сам Сталин вместе с другими последними посетителями покинул свой кабинет еще через 35 минут. В связи с этим история с (ложной) воздушной тревогой выглядит фальшиво. Есть несоответствия и в описании встреч Кузнецова Н.Г. со Сталиным в июне до 21 числа и в мае 1941. В главе "Враг у границ" своих мемуаров адмирал привел интересные сообщения о проблеме скученности советских боевых кораблей в порту Либавы и о решении в мае перебазировать их часть в Ригу: ============= Опять возник вопрос о Либаве. Как я уже писал раньше, скученность кораблей в этой базе нас беспокоила и раньше. Но теперь, в обстановке надвигающейся военной грозы, требовалось предпринимать решительные меры. Необходимо было перевести часть кораблей оттуда, но мы знали, что И.В.Сталин смотрел на дело иначе. Решили обсудить вопрос официально на Главном военном совете ВМФ в присутствии А .А.Жданова.Андрей Александрович приехал за полчаса до заседания. Войдя в мой кабинет, прежде всего спросил: — Почему и кого вы собираетесь перебазировать из Либавы? Я развернул уже приготовленную подробную карту базирования кораблей. — Тут их как селедок в бочке. Между тем близ Риги — прекрасное место для базирования. Оттуда корабли могут выйти в любом направлении. — Послушаем, что скажут другие,— ответил Жданов. На совете разногласий не было. Все дружно высказались за перебазирование отряда легких сил и бригады подводных лодок в Рижский залив. Так и решили. — Нужно доложить товарищу Сталину,— заметил А. А. Жданов, прощаясь. ...Жданов не всегда брался отстаивать нашу позицию, если она расходилась с мнением верхов. Так, он не поддержал меня, когда я возражал против посылки подводных лодок в глубь финских шхер к порту Або, не высказался в защиту точки зрения моряков, когда Сталин предложил базировать линкор в Либаву. На этот раз я, кажется, убедил Андрея Александровича в том, что корабли целесообразно перебазировать в Усть-Двинск. Жданов предложил мне написать об этом Сталину, но не захотел говорить с ним сам. А дело-то было спешное. Я сразу же направил письмо, но ответа не получил. Так случалось нередко. Поэтому, направляясь в Кремль, я постоянно держал при себе папку с копиями наших писем. В кабинете И. В. Сталина, улучив момент, раскрывал ее: "Вот такой-то важный документ залежался. Как быть?" Часто тут же на копии накладывались резолюции. На этот раз я напомнил о своем письме и решении Главного военного совета ВМФ о перебазировании кораблей. Сталин, правда, резолюции писать не стал, но устно дал свое согласие. Вернувшись к себе в наркомат, я первым
делом позвонил командующему Балтфлотом: —
Действуйте, разрешение получено ============== Получается, что в мае 1941 Кузнецов Н.Г. минимум один раз должен был посетить Сталина и обсудить с ним вопрос базирования боевых кораблей в Либаве. Проблема интересная. Оказывается, Либава (ныне ЛИЕПАЯ) – это незамерзающий порт на Балтийском море, третий (после Риги и Даугавпилса) по количеству населения и второй по промышленному значению город Латвии (53 тыс. в 1939) (данные БСЭ, 3-ье изд., том 14). Расположен на перешейке, отделяющем Лиепайское озеро от моря. Есть судоходный канал, выводящий воды Лиепайского озера в море. В 1795 Л. вместе с Курляндией была присоединена к России. Строительство в Л. канала и незамерзающего порта (1697-1703 и 1860- 1904), Либаво-Роменской ж. д. (1877) превратили Л. в крупный порт и центр индустрии. С мая 1915 по февраль 1919 Л. была оккупирована нем. войсками, затем стала базой английского флота. После образования Латвийской ССР (21 июля 1940) Л. вошла в состав СССР. Прославилась героической обороной в первые дни (23-29 июня 1941) Великой Отечеств. войны. Л. освобождена советскими войсками 9 мая 1945. Интересно, для выполнения какой задачи готовились советские боевые корабли в Лиепайском озере в количестве "как селедок в бочке"? Но если ВМФ зависел от действий (и планов) сухопутных войск, то можно предположить, что могло быть (должно было быть) их обсуждение на каком-то совещании в присутствии командования Прибалтийского ОВО. И можно предположить, что оно могло быть 11 июня но почему-то без морского командования (здесь "Кузнецов" – это скорее всего Кузнецов Ф.И. – командующий ПрибОВО. На это указывает присутствие корпусного комиссара, члена Военного Совета Прибалтийского военного округа П.Л. Диброва): 11 июня 1941 года 3. т. Меркулов 21 ч. 20 - 22 ч. 55 Еще один "Кузнецов" посетил Сталина в июне 7 числа (до 21-ого). Был ли это Кузнецов Н.Г.? Исключить нельзя. В этот же момент у Сталина были: Молотов (нарком иностранных дел), Седин (нарком нефтяной промышленности СССР), Берия и Маленков: 7 июня 1941 года 1. т. Молотов 20-45 - 23-25 Седин присутствовал и при последующим появлении в кабинете Тимошенко и Жукова. Армия и военный флот были очень большими потребителями горюче-смазочных материалов. Поэтому проблемы их расхода военными моряками вполне могли свести в кабинете Сталина наркома ВМФ Кузнецова Н.Г. и наркома нефтяной промышленности Седина И.К. Однако, сам Кузнецов Н.Г. в своих мемуарах "НАКАНУНЕ" в главе "Самые последние дни" указывает другую дату посещения Сталина: =========== =============== ============= 21 июня 1941 г. суббота 1. т. Молотов 18.27 - 23.00 И есть еще одна странность: по этим записям получается, что Молотов с 18-27 до 23-00 21 июня 1941 из сталинского кабинета никуда не выходил, но во 2-м томе "Малиновки" есть один документ за этот день: N: 597. БЕСЕДА НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В. М. МОЛОТОВА С ПОСЛОМ ГЕРМАНИИ В СССР Ф. ФОН ШУЛЕНБУРГОМ 21 июня 1941 г. Шуленбург явился по вызову. Тов. Молотов вручил ему копию заявления по поводу нарушения германскими самолетами нашей границы, которое должен был сделать тов. Деканозов Риббентропу или Вайцзеккеру. Шуленбург отвечает, что это заявление он передаст в Берлин и заявляет, что ему ничего не известно о нарушении границы германскими самолетами, но он получает сведения о нарушениях границы самолетами другой стороны. Тов. Молотов отвечает, что со стороны германских пограничных властей у нас очень мало имеется жалоб на нарушения германской границы нашими самолетами. Какие-либо нарушения границы с нашей стороны представляют собой редкое явление, и они неизбежны, например, из-за неопытности летчиков в отдельных случаях. Нарушения границы германскими самолетами носят иной характер. Тов. Молотов заявляет Шуленбургу, что герм. прав-во, должно быть, даст ответ на наше заявление. Затем тов. Молотов говорит Шуленбургу, что хотел бы спросить его об общей обстановке в советско-германских отношениях. Тов. Молотов спрашивает Шуленбурга, в чем дело, что за последнее время произошел отъезд из Москвы нескольких сотрудников германского посольства и их жен, усиленно распространяются в острой форме слухи о близкой войне между СССР и Германией, что миролюбивое сообщение ТАСС от 13 июня в Германии опубликовано не было, в чем заключается недовольство Германии в отношении СССР, если таковое имеется? Тов. Молотов спрашивает Шуленбурга, не может ли он дать объяснения этим явлениям. Шуленбург отвечает, что все эти вопросы имеют основание, но он на них не в состоянии ответить, так как Берлин его совершенно не информирует. Шуленбург подтверждает, что некоторые сотрудники германского посольства действительно отозваны, но эти отзывы не коснулись непосредственно дипломатического состава посольства. Отозван военно-морской атташе Баумбах, лесной атташе, который не имел никакого значения. Из командировки в Берлин не вернулся Ашенбреннер - военно-воздушный атташе. О слухах ему, Шуленбургу, известно, но им также не может дать никакого объяснения. Тов. Молотов заявляет, что, по его мнению, нет причин, по которым Германское правительство могло бы быть недовольным в отношении СССР. .... Шуленбург повторяет, что он не в состоянии ответить на поставленные вопросы. В свое время он был принят Гитлером. Гитлер спрашивал его, Шуленбурга, почему СССР заключил пакт с Югославией. О концентрации германских войск на советской границе Гитлер сказал ему, что это мероприятие принято из предосторожности. Он, Шуленбург, разумеется, телеграфирует о сказанном ему сегодня.... В заключение тов. Молотов выражает сожаление, что Шуленбург не может ответить на поставленные вопросы. ..... АВП РФ. Ф.06. Оп.З. П. 1. Д.5. Лл.8-11. \416\ The German Ambassador in the Soviet Union (Schulenburg) to the German
Foreign Office VERY URGENT Moscow, June 22, 1941-1:17 a. m. SECRET No. 1424 of June 21 Molotov summoned me to his office this evening at 9:30 p. m. After he had mentioned the alleged repeated border violations by German aircraft, with the remark that Dekanosov had been instructed to call on the Reich Foreign Minister in this matter, Molotov stated as follows:.... Перевод:Телеграмма посла в СССР (Шуленбурга) в германское Министерство иностранных дел. ОЧЕНЬ СПЕШНО Москва, 22 Июня, 1941-01:17 СЕКРЕТНО No. 1424 Июнь 21 Молотов вызывал меня в свой офис этим вечером в 21:30. После того, как он упомянул о предполагаемых регулярных нарушениях границы немецкой авиацией с замечанием, что Деканозову был указано посетить Министра Иностранных дел Рейха по этому делу, Молотов изложил следующее.... ========== Оказывается, что примерно с 21-00 до 22-00 21 июня 1941 Молотов находился не в сталинском кабинете, а в своем наркомате. Там он провел беседу с Шуленбургом и вернулся к Сталину. Сравнивая эти два случая, получается, что из сталинского кабинета был отдельный выход, который не контролировался секретарями в приемной. Но знать о нем могли только очень близкие к Сталину люди. Кузнецов в своих мемуарах описывает только один путь – через приемную Поскребышева. Но при этом посещение должно было фиксироваться. Однако, официальные записи посещений Сталина Кузнецовым Н.Г. за июнь 1941 не сходятся с его мемуарами. И аналогичная ситуация прослеживается за май 1941.В мае Кузнецовы посетили Сталина два раза: 6 и 10 числа. И можно предположить, что оба этих раза это был Кузнецов А.И. - в 1941 г. заместитель наркома авиационной промышленности СССР. Ибо остальными участниками совещаний были именно авиационные специалисты. Итак, опять наблюдается несоответствие фактических событий с тем, как их показывает адмирал Кузнецов Н.Г. С одной стороны он являлся наркомом военно-морского флота, но почему-то как бы без его согласия кто-то другой отдавал какие-то приказы по перемещению боевых кораблей и их дислокации. Кто? Кузнецов называет "куратора" ВМФ секретаря ЦК ВКП(б) Жданова А.А., но который в первую очередь учитывал мнение Сталина. Так кто командовал боевыми флотами – Кузнецов Н.Г. или Сталин? И странным видится заключение главы "Враг у границ": ============ В те дни, когда сведения о приготовлениях фашистской Германии к войне поступали из самых различных источников, я получил телеграмму военно-морского атташе в Берлине М.А.Воронцова. Он не только сообщал о приготовлениях немцев, но и называл почти точную дату начала войны. Среди множества аналогичных материалов такое донесение уже не являлось чем-то исключительным. Однако это был документ, присланный официальным и ответственным лицом. По существующему тогда порядку подобные донесения автоматически направлялись в несколько адресов. Я приказал проверить, получил ли телеграмму И.В.Сталин. Мне доложили: да, получил. Признаться, в ту пору я, видимо, тоже
брал под сомнение эту телеграмму, поэтому
приказал вызвать Воронцова в Москву для личного
доклада. Однако это не мешало проводить проверки
готовности флотов работниками Главного морского
штаба. Я еще раз обсудил с адмиралом И. С. Исаковым
положение на флотах и решил принять
дополнительные меры предосторожности. И как может нарком ВМФ вызвать военного атташе без согласования с наркомом иностранных дел Молотовым В.М.? Но если Молотов согласился и телеграмма Воронцова дошла и до него и до Сталина, то почему они отказались побеседовать с ним и вообще не поинтересовались результатами беседы Воронцова с Кузнецовым 21 июня? (По мемуарам адмирала). Так для чего вызывался Воронцов? Чтобы "между прочим" побеседовать с Кузнецовым и все? А выполнил ли какие-то действия нарком ВМФ после получения таких данных особой важности? Кратко об этом есть в мемуарах адмирала (в глава "Ночь на 22 июня"): - В 20.00 пришел М.А.Воронцов, только что прибывший из Берлина. И ...минут пятьдесят рассказывал мне о том, что делается в Германии. Повторил: нападения надо ждать с часу на час. — Так что же все это означает? — спросил я его в
упор. Едва ушел Воронцов, явился адмирал Л.М.Галлер. ...
Мы поговорили о положении на Балтике, особенно в
Либаве. Около десяти вечера Лев Михайлович ушел Получается, что ни с каким Воронцовым с 21-00 до 21-45 (по книге "ОБОРОНА ЛЕНИНГРАДА") (или с 20-00 до 20-50 по книге "Накануне" – кстати, так какое время более правильное?) Кузнецов Н.Г. не беседовал. Воронцов до 23-00 находился в сталинском кабинете и, видимо, его присутствие там почему-то было важным. Настолько важным, что потребовалось его ЛИЧНОЕ присутствие. И, видимо, именно ради этого его и вызвали в Москву (а не в связи с его очередным письменным сообщением). Но почему таким важным оказалось мнение именно военно-морского атташе в Германии, а не сухопутного? Какие задачи он мог выполнять в Берлине? Об этом можно составить мнение на основе одного документа, опубликованного в той же "Малиновке" и где встречается упоминание Воронцова (том. 2, фрагменты со стр. 261-266): N: 494. ЗАПИСКА СТАРШЕГО ПОМОЩНИКА НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В ЦК ВКП(б) А.Н.ПОСКРЕБЫШЕВУ С ПРЕПРОВОЖДЕНИЕМ ПИСЬМА В. Г. ДЕКАНОЗОВА N: 64/м 26 мая 1941 г. По поручению тов. Молотова В. М. направляю для тов. Сталина И. В. копию письма тов. Деканозова: "Предварительные данные о "случае с Гессом" от 21 мая с. г. Старший помощник наркома С. Козырев ПРИЛОЖЕНИЕ Предварительные данные о "Случае с Гессом" Полет Гесса в Англию является,
несомненно, одним из наиболее крупных событий в
жизни Германии последнего времени.
Обстоятельства и подлинный смысл этого полета
еще не совсем ясны и вызывают противоречивые и
даже противоположные суждения наблюдателей. Это мнение разделяет помощник
морского атташе Швеции Альстрем: "Гесс
вылетел, чтобы склонить Англию к миру для
совместного удара по СССР" (из беседы с
нашим морским атташе тов. Воронцовым). По сообщению датского военного атташе,
за последнее время Гесс открыто высказывал свое
недовольство создавшимся положением и стоял за
быстрейшее заключение мира с Англией перед лицом
"красной опасности" с Востока. III. Германские коммюнике и версии о целях полета Гесса. Относительно мотивов полета Гесса в Англию здесь существуют три версии: 1. Гесс полетел в Англию по прямому заданию Гитлера с целью заключить мир с Англией. 2. Гитлер не знал о предполагаемом полете Гесса. Полет был подготовлен сторонниками Гесса и был им предпринят на свой собственный риск и страх. 3. Гесс бежал в Англию, спасаясь от преследований. Текст официальных сообщений об "исчезновении" Гесса дает основание как для первой, так и для второй версий. Сторонники первой версии опираются на то, что в официальных сообщениях, помимо довольно мягкой характеристики Гесса ("идеалист", стремился примирить "два великих германских народа" и т.п.), содержатся недвусмысленные симптомы готовности и желания Германии заключить с Англией мир. В самом деле, в вечернем от 13 мая германском сообщении сказано: Гесс "знал лучше, чем кто-либо другой, многочисленные, идущие от чистого сердца, мирные предложения фюрера". "Война будет продолжаться до тех
пор, пока, как заявил Гитлер в своей последней
речи, английские правители не будут свергнуты
или не будут готовы к миру". Аналогичная трактовка полета Гесса исходит непосредственно из довольно авторитетных немецких кругов. Завед. американским отделом
германского министерства пропаганды Айзендорф в
беседе со своим знакомым сказал, что Гесс вылетел
в Англию с определенным заданием и предложением
Герм. пра-ва. "Скоро Вы убедитесь в
правильности моих слов", - заключил он. По мнению американских морских офицеров, высказанному ими 14.05 тов. Воронцову, возможность мира в настоящих условиях исключена. "Англия никогда не пойдет на разговоры до разрешения собственных интересов, тем более теперь, когда в Германском правительстве имеется трещина". Как было сказано выше, они объясняют бегство Гесса расколом в партии и правительстве и боязнью Гесса за свою шкуру. . . . . . IV. Предварительные итоги. В настоящее время трудно сказать, в чем состоит действительная подоплека "исчезновения" Гесса. Во всяком случае, можно констатировать следующее: а) Германская сторона после отлета Гесса заняла выжидательную позицию по отношению к переговорам Гесса и давала понять, что Германия готова к миру с Англией. (См. германские коммюнике). б) Германская печать, особенно в первые дни после полета, несколько сбавила тон по отношению к Англии, хотя и продолжала резко выступать против политики Рузвельта. в) В последнее время можно констатировать дальнейшее усиление антисоветской пропаганды в Германии. ..... Одновременно усилились провокационные выступления германской прессы, пытающейся доказать "антианглийскую направленность" внешней политики Советского Союза (особенно по вопросу об Ираке), как прежде это делалось в отношении Англии, антисоветская линия коей выпячивалась на передний план.г) Германская сторона, так же, как и английская, продолжает хранить глубокое молчание о существе переговоров Гесса. д) Дальнейшее выяснение вопроса даст дополнительные материалы об этом "случае с Гессом". Сейчас можно сделать пока только тот вывод, что "случай с Гессом" является, с одной стороны, показателем противоречий в германских кругах по вопросу о дальнейшем курсе внешней политики; с другой стороны, он показывает, как сильны в Германии тенденции договориться с Англией о прекращении войны. Выяснение вопроса о полете Гесса продолжаем дальше. Результаты сообщим .
АП РФ. Ф.З. Оп.64. Д.689. Лл.64-74. N: 585. СПРАВКИ ДЛЯ МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГЕРМАНИИ И.ФОН РИББЕНТРОПА, СОСТАВЛЕННЫЕ ПО ДОНЕСЕНИЯМ НЕМЕЦКОЙ АГЕНТУРЫ 14-19 июня 1941 г. В берлинском дипломатическом корпусе германо-русские отношения по-прежнему являются предметом постоянных обсуждений. Появившиеся в английской прессе статьи на эту тему рассматриваются в кругах американских дипломатов как предупреждение Англии Кремлю. Англия делает это предупреждение, чтобы затормозить ведущиеся якобы в настоящее время германо-русские переговоры и помешать русским пойти на дальнейшие уступки фюреру. По-прежнему в дипломатическом корпусе распространяется и подробно обсуждается слух о том, что [...] ожидается официальный визит в Германию главы русского государства. Этот слух особенно активно распространяется болгарской миссией. [...] В посольстве США, в шведской и швейцарской миссиях можно услышать, что встреча имперского министра иностранных дел с Молотовым или фюрера со Сталиным не исключена. Такая встреча якобы будет означать не что иное, как последнюю германскую попытку оказать на Россию мощнейшее давление. [...]
Публикация опровержения ТАСС (от 13 июня 1941 г.) в условиях нарастания нервозности и отсутствия ясности относительно намерений фюрера воспринята иностранцами, проживающими в Берлине, как полная сенсация. [...] В интерпретации значения московской публикации мнения расходятся так же сильно, как и в оценке возможного развития германо-русских отношений. В посольстве США преобладает мнение, что Кремль своей вчерашней публикацией продемонстрировал лишь растущий страх перед столкновением с Германией и что смысл заявления ТАСС - выражение готовности к переговорам. Поэтому там верят в то, что Германия в настоящий момент хочет оказать на Советский Союз сильнейшее давление, чтобы добиться от него принятия требований, которые в нормальных условиях были бы недискутабельными [...] В целом же среди иностранцев, проживающих в Берлине, царит полное замешательство, которое выражается в том, что они покорно признают, что разобраться в происходящем просто невозможно. Произведенная вчера конфискация "Фелькишер беобахтер" со статьей д-ра Геббельса лишь усилила замешательство среди иностранцев. Единственное, во что сегодня верят берлинские иностранные дипломаты и иностранные журналисты, это то, что решений, касающихся отношений между \396\ Германией и Советским Союзом, со всей очевидностью, следует ожидать не в ближайшие недели, а в ближайшие дни.
Советские журналисты в Берлине отвечают на постоянно задаваемые им представителями прессы других стран вопросы, касающиеся слухов о советско-германских отношениях, с подчеркнутым безразличием. Они стереотипно заявляют, что отношения между Советским Союзом и Германией совершенно нормальные, они основываются на многочисленных договоренностях, и Москва не имеет никаких оснований заниматься заграничными слухами и домыслами. В этой связи советские журналисты регулярно обращают внимание (своих собеседников) на недавнее опровержение ТАСС, которое, по их словам, содержит якобы все то, что сегодня можно сказать о состоянии германо-русских отношений [...].
Представитель Юнайтед пресс в Анкаре Дакнеа Шмидт передал берлинскому отделению Юнайтед пресс секретное сообщение о политических взглядах на германо-русские отношения, которые распространены в руководящих турецких кругах в Анкаре. По данным Шмидта, в Анкаре утверждают, что Германия предъявила Советскому Союзу следующие требования: 1) возвращение Бесарабии Румынии, что якобы со всей определенностью было обещано (Гитлером) главе румынского государства во время визита того в Мюнхен, 2) использование рейхом различных нефтяных месторождений Советского Союза, а сверх того - участие в эксплуатации Украины в течение 40 л*ет. Турецкие круги [...] придерживаются мнения, что до сих пор германские требования выдвигались в чересчур резкой форме и поэтому по соображениям престижа не могли быть приняты русским правительством [...]. Утверждается, что, согласно последним сообщениям из Москвы, Берлином и Москвой найдена формула, позволяющая Советскому Союзу, сохраняя престиж великой державы, удовлетворить немецкие пожелания. В настоящий момент [...] в турецких кругах оценивают состояние [...] германо-русских отношений позитивно.
РА АА Bonn, Dienstelle Ribbentrop, Vertranliche Berichte, 2/2, Teil 2, Bl. 26071-26072, 26075-26077, 26087, 26087, 26094-26095. ============= Однако, этих сведений мало. Их полезно сопоставить с массой других данных о жизни в Германии. Некоторая подборка такой информации есть в воспоминаниях бывшего начальника советского бюро ТАСС в Берлине И.Ф.Филиппова ( zap3r4.htm ) Фрагменты:ОБСТАНОВКА НАКАНУНЕ ВОЙНЫ Конец 1940 и начало 1941 года проходят в Германии под знаком подготовки к “большой войне”. Проводится мобилизация ресурсов, строгий учет запасов сырья, товаров, продовольствия и рабочей силы. Место мужчин на многих производствах заняли женщины. .... Геринг объявил всеобщий поход за железным ломом и издал распоряжение о снятии бронзовых колоколов и железных решеток и ставней для “создания требуемых запасов металла”. Кампанию сбора металла открыл сам Гитлер, сдав на склад металлолома свой бронзовый бюст, подаренный ему Герингом в день рождения. .... Начались ограничения в пользовании уличным транспортом. Личные автомобили были конфискованы. Появилось распоряжение властей, которым запрещалось нанимать такси для поездки в театр, в рестораны. ... Самым тяжелым для населения было плохое продовольственное снабжение. Готовясь к “большой войне”, гитлеровцы создавали огромные резервы продуктов для армии. На ухудшение снабжения в известной мере влияло также переселение значительного числа немцев из восточных областей. Продовольственные нормы были сильно урезаны. На педелю отпускалось: хлеба — 2 кг 400 г, мяса и мясных изделий — 500 г, маргарина — 250 г, сахара — 250 г. Молоко выдавалось лишь детям. Власти ввели нормирование потребления картофеля и сообщили о резком сокращении производства пива. Многие продукты стало очень трудно достать даже по продовольственным карточкам. Это приводило в сильное расстройство домохозяек. .... Продовольственный режим становился все жестче. Из магазинов исчезли пирожные, торты, которые уже давно изготовлялись из всякого рода химикалиев. Рестораны прекратили отпуск обедов без предъявления “купонен” — продовольственных талонов. .... К началу 1941 года власти значительно сократили выдачу угля для бытовых нужд. ...Тяжелым ударом для немцев явилось резкое ограничение продажи пива, так как обед многих рабочих и служащих часто состоял из бутылки пива и куска булки. ... Но вскоре продажа пива была вовсе прекращена. .... Тяжело приходилось курильщикам — в киосках выдавалось лишь по 3—5 папирос в одни руки. .... Даже эти, казалось бы, мелкие явления обыденной жизни в политических кругах Берлина ставили в прямую связь с мобилизацией ресурсов руководителей “Третьего рейха” для осуществления планов “большой войны”.... [Но с кем? – прим. zhistory] ....Иностранному наблюдателю в Берлине даже в этот период нелегко было разобраться в противоречивом характере советско-германских отношений. С одной стороны, многие факты убедительно говорили о подготовке Германии к нападению на СССР. В то же время германские руководители раздували значение всякого благоприятного события в отношениях между Берлином и Москвой. Так, например, газеты всячески расписывали важность заключенного в апреле советско-германского протокола об упорядочении пограничной линии на одном из участков в районе Балтийского моря. Многих ошеломляли сообщения, будто Советский Союз усиленными темпами продолжает поставлять Германии зерно и нефть. О какой же германской войне против СССР может идти речь, задавали вопросы умудренные опытом западные дипломаты, если Москва снабжает Гитлера стратегическим сырьем? Не могут же русские укреплять против себя военный потенциал Германии! Гитлеровские же власти охотно
сообщали данные о ходе поставок из СССР зерна,
минеральных масел, каучука, цветных металлов.
Отмечали, что по выполнению поставок русские
опередили установленные сроки и что скорые
поезда продолжают подвозить сырье в Германию. Часто меня атаковали такими вопросами: — Неужели в Кремле игнорируют почти открытую подготовку Гитлера к выступлению против Советского Союза? Разве там не видят, что в Германии сделано все, чтобы начать поход, и в армии ждут только сигнала? Нелегко было находить ответы на эти вопросы. Помню, как-то мы беседовали с одним американским журналистом, которого я уважал за трезвость суждений. Разговор шел о складывающейся тревожной ситуации. “По-моему,— говорил мой собеседник,—
в Москве недооценивают возможность агрессии в
ближайшее время со стороны Германии. Конечно,
мысль о походе Гитлера против СССР теперь многим
кажется невероятной авантюрой, поскольку сама
Германия переживает экономические трудности, в
оккупированных странах положение немцев
непрочное, Англия усиливает военные действия.
Некоторые думают также, что сведения о
готовящейся агрессии сознательно раздуваются
кругами, заинтересованными в обострении
советско-германских отношений. Трезвые политики
в Кремле не могут это не учитывать. И тем не менее
факты говорят о том, что Гитлер всерьез готовит
удар против СССР. Вы спросите, на что о
рассчитывает? У него есть своя логика: внезапным
ударом свалить СССР и этим решить внутренние и
внешние трудности Германии”. Мы на себе чувствовали, что между нами и немецкими официальными лицами образовалась пропасть. Их враждебность к нам начала проявляться буквально во всем. .... Среди германского населения в эти дни господствовало настроение подавленности. Знакомые немцы смотрели на нас вопросительно, как бы желая получить ответ на мучивший их вопрос: будет ли война? В семье портного Пауля Абта, у которого мы шили костюмы, большая тревога: он получил извещение от военных властей явиться на сборный пункт. — Меня забирают в армию,— говорил он,—
но для чего? Мне уже далеко за тридцать. Значит,
что-то намечается? Неужели война с вами? [Запись в дневнике Геббельса за 17 июня: ... “Слухи о России приобрели невероятный характер; их диапазон – от мира до войны. Для нас это хорошо, мы способствуем распространению слухов...” – “НВО”.] Суббота, 21 июня. Это был последний день, проведенный нами свободно в Берлине. .... В нашем посольстве, куда я заглянул после пресс-конференции, по-прежнему текла размеренная рабочая жизнь. ... В кабинете посла находилось несколько старших дипработников. Как это было здесь заведено, пресс-атташе докладывал о наиболее важных материалах утренних немецких газет. Судя по прессе, ничего важного для нас в Германии не происходило. Информация о пресс-конференции была скупа: я сообщил лишь о том, что представители иностранной прессы усиленно говорят о близком начале военных действий Германии против Советского Союза и что некоторые инкоры поэтому не хотят даже сегодня и завтра покидать Берлин, опасаясь быть застигнутыми врасплох событиями.Как мне показалось, посол не придал серьезного значения моим высказываниям. Задержав меня одного в кабинете, он спросил о том, как я сам отношусь к распространившимся слухам, и поинтересовался моими планами на завтрашний день. Выслушав мои замечания о том, что многие факты, о которых посольству уже известно, заставляют весьма серьезно относиться к этим слухам, посол сказал: — Не надо поддаваться паническим настроениям. Этого только и ждут наши враги. Надо отличать правду от пропаганды. Когда я сказал затем, что собираюсь завтра рано утром проехать на север Германии, в район Ростока, посол одобрил мое намерение, сообщив, что он и сам собирается провести день в прогулке в этом же направлении..... В начале пятого, когда мы еще спали, в
одной из наших комнат раздался телефонный
звонок. Американский коллега сообщил нам о том,
что начались военные действия Германии против
СССР. С другой стороны, к лету 1941 обстановка в Германии очень сильно говорила о том, что Гитлер собирается резко активизировать военные действия. Но если слухи говорят об одном направлении, то логичнее предположить, что на самом деле удар надо ожидать где-то в противоположном. В каком? И как на это отреагировать? (Т.е. использовать?) 02.10.2005(Продолжение планируется) |