|
|
|
[ На главную ]
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ
И ВОЕННЫЕ Р.А.Медведев Историческая публицистика
Еще с конца 20-х годов международная политика Советского Союза, все более и более зависимая от личных взглядов и амбиций Сталина, характеризовалась как многими достижениями, так и немалым числом крупных просчетов, оказавших значительное влияние на весь ход международных дел. Нельзя не отметить, что внешняя политика любой страны тесно связана с политикой внутренней. Ужесточение режима внутри СССР и ВКП(б) с неизбежностью вело к усилению фракционной борьбы в большинстве коммунистических партий, где также проводилось гонение против "левых" и "правых", хотя такая борьба часто не соответствовала ни внутреннему положению зарубежных коммунистических партий, ни политической ситуации в этих странах. Каждая из коммунистических партий должна была беспрекословно одобрять все то, что происходило в СССР и ВКП(б), ибо в жесткой организационной структуре Коминтерна все эти партии были лишены политической самостоятельности и превращены в полуавтономные секции некоей мировой коммунистической организации. При такой ситуации коммунистическое движение теряло многих ценных и перспективных политических деятелей и не могло, естественно, обрести массовой политической базы. Среди западных коммунистических
партий одной из самых влиятельных являлась
Коммунистическая партия Германии. Разразившийся
в 1929 г. в капиталистическом мире невиданный ранее
по масштабам экономический и финансовый кризис
глубоко потряс всю капиталистическую систему
Запада и привел к ее глубоким политическим и
социальным изменениям. Он сопровождался
разорением мелкой буржуазии, стремительным
ростом безработицы и обнищанием рабочего класса.
В Западной Европе стала происходить заметная и
быстрая радикализация народных масс. Однако
именно в Германии это явление вело, в первую
очередь, к росту массовой политической базы
фашизма, или национал-социализма, а не
коммунизма. Объясняя этот парадокс, советские
историки обычно подчеркивали страх всей
западной буржуазии перед социализмом вообще и
большевизмом, в частности. Нетрудно доказать, что
гитлеровцы умело использовали эти опасения,
чтобы обеспечить себе поддержку влиятельных
групп германского капитала и попустительство
правящих кругов Англии и Франции. Совершенно
очевидно также, что волна насилия в советской
деревне в конце 20-х - начале 30-х годов, ликвидация
нэпа и расправа с "нэпманами", мелкие и
средние предприятия которых были ликвидированы,
террор против "буржуазных специалистов", в
том "теле и против многих специалистов из
западных стран, преследование служителей церкви,
разрушение храмов и т.п. - все эта перегибы умело
использовались и гитлеровской, и всей западной
буржуазной пропагандой для ослабления и подрыва
коммунистического движения. /140/ Однако главным "подарком" для германского национал-социализма была раскольническая политика сталинской верхушки в международном рабочем движении. Известно, что само образование Коминтерна происходило в обстановке постоянной политической борьбы между молодыми еще коммунистическими партиями Запада и различными группами социал-демократии, восстанавливавшей свои силы и организации после тяжелых потрясений первой мировой войны. Эта борьба продолжалась и на протяжении 20-х годов, когда не только Сталин, но также Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев и другие руководители ВКП (б) соревновались друг с другом в обвинениях по адресу социал-демократических партий. Обвинение в социал-демократизме было тогда едва ли не самым оскорбительным для большевика. Ошибочные определения социал-демократии как "социал-фашизма", "умеренного крыла фашизма", "главной социальной опоры фашизма", можно найти даже в документах и Программе Коминтерна, принятой на его VI конгрессе в 1928 г. Но в 1930-1932 гг. такой экстремизм большевистского руководства становился особенно опасным, ибо он мешал установлению единого фронта рабочего класса в борьбе против наступления фашизма. Если в большинстве стран Западной Европы правящие классы опирались в государственном аппарате на буржуазные партии и правую социал-демократию, то в таких странах, как Германия, Италия, а на Востоке - Япония, наиболее консервативная часть буржуазии делала ставку на крайние националистические и фашистские партии. Не удивительно, что все социал-демократические партии и группы начинали занимать здесь все более отчетливую антифашистскую позицию. Но Сталин как будто не замечал этих изменений и продолжал настаивать, в первую очередь, на борьбе против социал-демократии. С особенным рвением в начале 30-х годов Сталин нападал на левых социал-демократов, имевших определенное влияние среди рабочего класса и наиболее активно выступавших против фашизма. Сталин называл левых социал-демократов самым опасным и вредным течением социал-демократии, ибо они, по его мнению, прикрывали свой оппортунизм "показной революционностью" и потому отвлекали трудящихся от коммунистов. Наиболее серьезный ущерб эта сектантская позиция причинила Германии, где угроза фашизма была особенно значительной. Известно, что на выборах в рейхстаг в 1930 г. гитлеровская партия собрала 6400 тыс. голосов. Это означало, что она выросла в восемь раз по сравнению с 1928 г. Однако в том же 1930 г. социал-демократы получили 8,5 млн. голосов, а коммунисты - 4,5 млн. В 1932 г. на выборах в рейхстаг за гитлеровцев проголосовали уже 13750 тыс. человек, за социал-демократов - около 8 млн., а за коммунистов - 5,3 млн. Можно не сомневаться, что при наличии единого фронта коммунисты и социал-демократы сумели бы не только в 1930, но даже в 1932 г. остановить наступление фашизма. А они в это время продолжали ожесточенную борьбу друг с другом. Старейший советский публицист Эрнст Генри (С.Н.Ростовский) писал еще в 1965 г.: "Везде, как будто спятив с ума, социал-демократы и коммунисты неистовствовали друг против друга, на глазах у фашистов. Я хорошо это помню. Я жил в те годы в Германии и никогда не забуду, как сжимали кулаки старые товарищи, видя, как дело идет прахом, как радуются социал-демократические лидеры, как теория социал-фашизма месяц за месяцем, неделя за неделей прокладывает дорогу Гитлеру. Сжимая кулаки, подчиняясь "уму" и "воле" Сталина, шли навстречу смерти, уже поджидавшей их в эсэсовских застенках" (1). Как известно, политика единого и
народного фронта стала проводиться Коминтерном
лишь после прихода гитлеровцев к власти в
Германии. Ее цель заключалась в том, чтобы
всячески сдерживать распространение фашистской /141/ идеологии и фашистских движений в Западной Европе, однако занятый укреплением своей личной власти в СССР и в партии Сталин в те годы не придавал должного внимания деятельности Коминтерна. Все это крайне отрицательно сказывалось на сопротивлении левых и демократических сил наступлению фашизма. 1. СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИЙ ПАКТ О НЕНАПАДЕНИИ И ЕГО ОЦЕНКИ В первые месяцы 1939 г. отношения между странами Европы и международное положение Советского Союза, в частности, становились все более сложными, противоречивыми и опасными. Испанская Республика доживала последние дни, и вскоре фашистский режим был установлен на всей территории Пиренейского полуострова. До присоединения Австрии к гитлеровской Германии и печально знаменитого Мюнхенского соглашения в конце сентября 1938 г., предрешившего судьбу Чехословакии, которая вскоре без единого выстрела оказалась под властью Гитлера, сохранялась возможность создания относительно эффективной системы коллективной безопасности в Европе и изоляции Германии. После Мюнхена эти надежды рухнули почти окончательно. Для руководства "третьего рейха" вопрос о войне за передел мира был решен, и речь шла лишь о выборе направления новых ударов. Стало ясно, что возможность бескровных аннексий прошла, и Германия в 1939 г. лихорадочно наращивала производство вооружений и увеличивала свою армию, в том числе и за счет населения Австрии и немецкого населения Чехословакии. В руки Гитлера попали и все вооружение сильной чехословацкой армии, и вся промышленность Австрии и Чехословакии (сосредоточенная в оккупированной немцами Чехии). У заправил фашистской Германии не было сомнений в том, что ближайшей целью должен стать разгром Польши, и немецкие генералы и политики считали, что этого они смогут добиться быстро - всего за четыре-пять недель. Но не было еще ясности в другом - в каком направлении действовать дальше. Разгром Польши выводил Германию к границам СССР, а завоевание "восточных земель" являлось не только желанной, но и давно задуманной целью Гитлера. Настоящего расширения "жизненного пространства" гитлеровцы искали главным образом на Востоке. Еще в 1935-1936 гг., присутствуя на маневрах Красной Армии и анализируя военное и экономическое положение СССР, немецкие эксперты могли убедиться в силе Советского Союза. Однако они должным образом оценили и произошедшие в нашей стране события 1937-1938 гг., в особенности разгром Сталиным основных кадров военного руководства. В 1939 г. Красная Армия представлялась Гитлеру уже гораздо более слабым противником, чем в 1936-1937 гг., и он был уверен, что после разгрома Польши немцам понадобится не более года, чтобы подготовить страну и армию к войне против СССР. Мюнхенское соглашение показало Гитлеру (как и политика невмешательства в испанские дела), что Англия и Франция фактически поощряют германскую агрессию; своими далеко идущими уступками они намеренно толкали Гитлера на Восток, рассчитывая с помощью немецкой армии расправиться с большевистской Россией и добиться при этом ослабления Германии в кровопролитных сражениях на огромных пространствах СССР. Гитлер понимал, что на первых этапах войны против СССР он может рассчитывать на благожелательный нейтралитет западных государств или даже на их ограниченную поддержку. Однако дальнейшее поведение Англии и Франции могло быть непредсказуемым. Для немецких дипломатов не было секретом, что даже среди ведущих политиков Франции, а главное — Англии существовали влиятельные группы (например, в Англии во главе с Уинстоном Черчиллем), которые резко критиковали политику уступок Гитлеру и Мюнхенское соглашение, вы- /142/ двигая предположение, что Гитлер может использовать эту политику уступок прежде всего против западных стран. Черчилль и его сторонники так же не были убеждены в способности СССР долго противостоять Гитлеру и его армии. Но главное, Черчилль опасался, что разгром Советского Союза сделает Гитлера не слабее, а сильнее и только облегчит ему последующий разгром западных демократических стран. Второй вариант развития событий, который рассматривался германским руководством, предусматривал - после разгрома Польши - наступление не на Востоке, а на Западе. В соответствии с этим планом немецкая армия должна была после надлежащей подготовки развернуть стремительное наступление во Франции, быстро сокрушить ее, а затем, возможно, разгромить и Англию. Полностью обезопасив себя таким образом на Западе, Германия могла бы более уверенно и спокойно подготовиться и к нападению на СССР. Однако Германию беспокоило при этом, как поведет себя Советский Союз. В какой мере он будет оставаться нейтральным во время решающих сражений на Западе? Не повторится ли история осени 1914 г., когда в разгар сражений на территории Франции Россия, еще не вполне готовая к войне, бросила в наступление на Восточную Пруссию не только Первую русскую армию под командованием генерала П.К. Ренненкампфа, но и Вторую армию под командованием генерала А.В. Самсонова? Как известно, они потерпели тогда тяжелое поражение в Восточной Пруссии, но Франция была спасена и весь ход первой мировой войны уже не соответствовал планам немецкого генерального штаба. Постепенно Гитлер все же начал склоняться к принятию второго варианта, но для успеха своих действий он хотел заручиться нейтралитетом СССР. Не удивительно поэтому, что весна 1939 г. стала временем чрезвычайно сложной и активной дипломатической деятельности в Европе. Мы не можем рассматривать здесь всех ее аспектов — тайных и полу тайных. Известно, например, что в апреле 1939 г. активизировались переговоры по дипломатическим каналам между СССР, Англией и Францией об установлении системы коллективной безопасности в Европе. Однако наиболее важные предложения СССР были отклонены, а многие предложения Англии и Франции оказались заведомо неприемлемы для СССР. К тому же даже теперь, весной 1939 г., правительство Чемберлена, продолжая двойную игру, стремилось добиться соглашения с Гитлером, чтобы обеспечить безопасность Англии. Было очевидно, что правящие круги Англии и Франции не оставили своей главной идеи — направить немецкую агрессию на Восток, т.е. главным образом против Советского Союза. В этих условиях советская дипломатия стала вновь искать контактов с Германией, крайне заинтересованной со своей стороны в налаживании тесного сотрудничества с СССР. В настоящее время стали известны
некоторые факты о тайных контактах между
советскими и немецкими дипломатами еще в 1933-1934
гг. (2) Конечно, дипломатия и реальная политика не
всегда совпадают, и далеко не все контакты и
переговоры можно оценивать прямолинейно и
однозначно. Многие из тайных контактов и бесед
между представителями СССР и дипломатических и
деловых кругов Германии были своеобразной
дипломатической разведкой. Эта "разведка",
однако, показала, что Германия еще не готова
вести разговор об улучшении отношений между
нашими странами, а тем более о договоре о
ненападении, и что главным противником этого
является сам Гитлер. Советский Союз все же сумел
получить весьма крупный кредитный заем от
Германии и подписать советско-германское
экономическое соглашение. Но нельзя не отметить,
что в это же время еще более интенсивно
происходило сближение между Советским Союзом и /143/ ..... почти до середины июня 1941 г. По всей Прибалтике прокатилась жесточайшая волна насилия, и количество ее жертв сопоставимо с числом жертв любой из гражданских войн. Иными словами, здесь вряд ли подходит понятие "мирной" революции. Присоединение Прибалтики продвинуло западные границы СССР в этом районе далеко на Запад, однако массовые репрессии в этих небольших странах отнюдь не способствовали созданию для Красной Армии прочного и надежного тыла, как показали последовавшие затем события после нападения фашистской Германии на СССР. 4. ВОЙНА С ФИНЛЯНДИЕЙ Присоединение к СССР Эстонии, Латвии, Литвы, а позднее Бессарабии и Северной Буковины шло мирным путем. Иначе сложились отношения и ход событий на границах СССР и Финляндии. Как известно, СССР предложил осенью 1939 г. обменять финские территории, примыкавшие к Ленинграду, на значительно большие по площади территории, расположенные в центральной Карелии. Такой обмен советскому руководству представлялся крайне важным со стратегической точки зрения, но он мало устраивал Финляндию, так как предлагаемые ей территории были плохо освоены, а Карельский перешеек, кроме того, что он играл большую экономическую роль, имел огромное значение для безопасности Финляндии. Здесь в течение многих лет создавалось несколько линий сильных оборонительных укреплений. Лишившись перешейка, Финляндия имела бы незащищенные рубежи. Финны считали, что изменение линии границы ухудшало бы возможность обороны и будущее страны зависело бы от доброй воли Сталина, а верить в это у финнов было мало оснований. Не удивительно, что правительство Финляндии отвергло это предложение. Сама по себе Финляндия не угрожала безопасности СССР. Ни немецких, ни англо-французских войск на ее территории не было. В начавшейся войне она сочувствовала англо-французскому блоку, но заявила о нейтралитете и собиралась поступать так и впредь. Таким образом, угроза северным границам СССР была отнюдь не столь велика, чтобы хоть частично оправдать превентивную войну с Финляндией. Но Сталин был уверен, что война с Финляндией будет легкой, и хотел использовать сложившуюся в мире ситуацию. Безусловно, здесь следует разграничить субъективные мотивы Сталина и объективные результаты его действий. Политика Сталина была направлена на обеспечение безопасности первого в мире социалистического государства, но проводилась она имперскими методами. В беседе с У. Кекконеном в начале 50-х годов В.М. Молотов признал, что свою долю вины за развитие событий, приведших к войне, несет и Советский Союз. Писатель А.Б. Чаковский, основываясь на
имеющихся в его распоряжении материалах, в своем
документальном романе "Блокада"
рассказывает, что еще летом 1939 г. в Москве
состоялось заседание Главного военного, совета
РККА. Речь шла о плане военных действий против
Финляндии. Составленный в Генштабе под началом
Б.М.Шапошникова план Сталин отверг. Маршалу
Шапошникову было указано на недооценку мощи
Красной Армии и переоценку возможностей
Финляндии. Составление нового плана поручили
командованию Ленинградского военного округа
(ЛВО). Новый план исходил из расчета воевать
"малой кровью" и разгромить противника
ограниченными силами, без сосредоточения
необходимых резервов (16). Начав военные действия
против небольшой соседней страны, Сталин и
Ворошилов были действительно уверены, что война
продлится всего несколько дней. Они даже не уведомили о начале войны Шапошникова, который находился в отпуске. Узнав о ней, он немедленно поспешил в Москву. Как известно, начало войны было для СССР неудачным: войска ЛВО не смогли прорвать "линию Маннергейма". Понеся большие потери, Красная Армия остановилась на первой же оборонительной линии. Пришлось вести изнурительную и кровопролитную зимнюю кампанию, сосредоточив против Финляндии от 30 до 40 дивизий. Число убитых, раненых, обмороженных исчислялось десятками тысяч человек. Общий план войны, одобренный Сталиным, предполагал оккупацию всей Финляндии и смену ее правительства. Поэтому вскоре после ее начала было объявлено о создании временного Народного правительства Финляндии в Териоках во главе с О. Куусиненом. В советской печати была опубликована программа этого правительства. Однако длительное и упорное сопротивление маленькой Финляндии вызвало большие симпатии к ней во всем мире. Вероятно, из-за реакции мирового общественного мнения Сталин решил отказаться от планов создания "советской" Финляндии, и правительство Куусинена было распущено. После прорыва укреплений на перешейке финны запросили мира. При заключении мирного договора с правительством Финляндии Сталин не счел возможным ограничиться первоначальными требованиями: был поставлен вопрос о переходе к СССР г. Выборга. Но договор не создал прочных гарантий против использования территории Финляндии в случае возможного нападения на СССР. Быстрыми темпами шло перевооружение и реорганизация финляндской армии, а правительство страны, отказавшись от ориентации на Англию и Францию, не только приняло покровительство Германии, но и разрешило германским войскам и военным советникам находиться на своей территории, чтобы совместно готовиться к новой войне против СССР. Еще до июня 1941 г. в Финляндию были переброшены пять немецких дивизий. Таким образом из-за политики Сталина Финляндия, которая при другом повороте событий, возможно, могла бы примкнуть к антигитлеровской коалиции или оставаться нейтральной, оказалась в фарватере фашистской Германии и приняла активное участие в войне против СССР. Мы отнюдь не хотим оправдывать здесь финских милитаристов. Но очевидно, что политика Сталина позволила им возобладать и в руководстве, и в общественном мнении страны (17). 5. ВОЕННО-СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ПРОСЧЕТ СТАЛИНА В 1941 г. Самой тяжелой по своим последствиям ошибкой Сталина во внешней политике была неправильная оценка им военно-стратегической ситуации, сложившейся весной и летом 1941 г. Конечно, Сталин и его окружение всегда
имели в виду возможность войны с
капиталистическими странами, а затем и
конкретнее — с Германией и Японией. Подготовкой
к такой- войне служили общее увеличение
экономического потен- /155/ пиала страны, постоянное укрепление Красной Армии, создание современной оборонной промышленности, военной авиации, военно-морского флота, военно-оборонная подготовка всего населения и т.п. Немало важных мероприятий по укреплению обороны СССР было проведено и в 1939-1941 гг. Численность кадровой армии возросла за два года в два с половиной раза. Значительное количество дивизий и военной техники перебрасывалось в западные районы страны. Многие предприятия переводились на производство вооружения и военно-транспортных средств, увеличивалось число военных училищ. Особенно большая работа по переподготовке армии была начата после неудачной войны с Финляндией. Форсировалась разработка новых видов вооружений. Модернизировались аэродромы, строились склады оружия и боеприпасов, проводились учения войск и командиров. Велась работа по укреплению новых западных границ СССР, на возведении оборонительных сооружений здесь трудились более 100 тыс. человек. Но, обобщая картину этой большой работы, нельзя не сказать, что ее относительное завершение планировалось не ранее, чем к концу 1942 г. Это подтверждает и такой компетентный человек, как Г.К. Жуков, являвшийся в предвоенные месяцы начальником Генерального штаба Красной Армии. В книге "Воспоминания и размышления" он писал: "Война застигла страну в стадии реорганизации, перевооружения и переподготовки вооруженных сил, создания необходимых мобилизационных запасов и государственных резервов" (18). Между тем анализ сложившейся к 1941 г. военно-стратегической обстановки показывал, что та отсрочка, которую дал нашей стране пакт с Германией, уже закончилась, что война - на пороге и все расчеты оттянуть ее начало до конца 1942 или даже до 1943 г. совершенно нереальны. Тем более, что германский генштаб и Гитлер внимательно следили за ходом реорганизации и перевооружения Красной Армии и не собирались ждать окончания этих работ. Интенсивная переброска немецких войск и техники к границам СССР началась еще в 1940 г. С января 1941 г. она резко возросла, а в марте-апреле эшелоны с немецкими войсками и техникой шли к советским границам непрерывным потоком. С 25 мая немецкое командование стало отправлять на восточные границы по военному графику до 100 эшелонов в сутки (19). К середине июня развертывание немецкой армии вторжения было практически закончено. У советских границ имелись 190 полностью укомплектованных дивизий (вместе с сателлитами), 3500 танков, 4 тыс. самолетов, 50 тыс. орудий и минометов. Хотя Германия и старалась сохранить в тайне свои военные приготовления и дезориентировать советскую разведку, столь крупные приготовления не могли быть незамеченными. От пограничной и дипломатической службы, от военной разведки и разведки НКВД, от западных государственных деятелей и от друзей СССР за рубежом непрерывно поступали важнейшие сведения о подготовке германской агрессии. Так, например, командование пограничных войск СССР регулярно направляло в ЦК ВКП(б), СНК СССР, НКИД и НКО докладные записки об обстановке на границе. Провокации на границе приняли
систематический характер еще в 1940 г. Умышленно
портились пограничные знаки, предпринимались
обстрелы советской территории и попытки
захватить наши наряды, в пограничных пунктах
проводились антисоветские митинги и
демонстрации, на которые силой сгонялось местное
население. В СССР в больших количествах
забрасывалась фашистская агентура. Только с
октября 1939 г. по декабрь 1940 г. на западной границе
было обезврежено более 5 тыс. немецких агентов. В
первом квартале 1941 г. число задержанных или
уничтоженных лазутчиков увеличилось в 15—20 раз
по сравнению с пер- /156/ вым кварталом 1940 г., в апреле и мае оно возросло еще в два-три раза. Причем, как правило, речь шла о профессионалах. С апреля 1941 г. через границу засылались уже большие группы войсковых разведчиков во главе с опытными офицерами Абвера. Эти группы имели шпионско-диверсионное снаряжение и инструкции о действиях в условиях войны. Иногда они были переодеты в форму военнослужащих Красной Армии (20). Как пишет военный историк А.Г. Хорьков, "разведка велась во всей полосе предстоящего наступления немецко-фашистских войск на глубину 150—200 км, а на ленинградском, минском и киевском направлениях она осуществлялась на 300-400 км и более. К лету 1941 г. активность разведывательных служб гитлеровской Германии заметно возросла. Агенты стали забрасываться без радиостанций и имели задание возвратиться обратно не позднее 15-18 июня, видимо, для того, чтобы их данные могли быть оперативно использованы командованием" (21). Постоянно увеличивалось количество нарушений воздушной границы СССР. Если в конце 1939 г. к нам "залетали" спортивные и учебные самолеты на глубину не более 3-4 км, то к концу 1940 г. границу пересекали немецкие военные самолеты, причем на 40-200 км. С января по июнь 1941 г. воздушная граница СССР нарушалась более 200 раз. Командование пограничных округов постоянно докладывало о сосредоточении на границе с Советским Союзом крупных военных подразделений, большинство из которых имело опыт ведения войны на Западе. Переброска войск совершалась главным образом по ночам, все основные магистрали охранялись полевыми частями, а железные дороги в Польше перешли в ведение военного командования. Помещения школ и других общественных зданий приспосабливались для размещения войск. В приграничные районы в больших количествах прибывал медицинский персонал. Было очевидно, что фашистская Германия готовится к нападению на СССР, о чем неоднократно говорилось в донесениях пограничных округов. Так, в донесении Украинского пограничного округа от 20 апреля 1941 г. указывалось: "Данные частей пограничных войск НКВД УССР в период с 10 по 20 апреля со всей очевидностью подтверждают ускоренную подготовку театра войны, проводимую командованием и властями Германии как в пограничной полосе, прилегающей к СССР, так и на территории Венгрии" (22). В начале июня развертывание сухопутных сил для военных действий было в основном завершено. Все военнослужащие вермахта, находившиеся в отпусках, были отозваны в свои части. Немецкие войска стали выходить на исходные позиции. Донесения пограничных округов
подтверждались по каналам дипломатических
служб. Военные и военно-морские атташе сообщали
из Берлина о том, что по состоянию на конец мая
приграничная полоса уже насыщена людской силой и
техникой. Постоянно информировало Москву о
подготовке нападения на СССР и советское
посольство в Берлине. Как вспоминает его
сотрудник В.М. Бережков, к концу мая посольством
был составлен для правительства СССР
обстоятельный доклад. Основной его вывод состоял
в том, что практическая подготовка Германией
войны против СССР закончена и масштабы
концентрации войск и техники означают войну, а не
оказание политического нажима на нашу страну.
Поэтому следует в любой момент ждать нападения
Германии на СССР. Но Сталин никак не
прореагировал на этот доклад (23). /157/ Президент США Ф. Рузвельт получил от своей агентуры в Германии точные сведения о дате и направлениях главных ударов немецкой армии и почти все основные детали плана "Барбаросса". Эти сведения были переданы советскому послу в США К. Уманскому (24). 11 июня 1941 г. органы государственной безопасности доложили Сталину о том, что немецкое посольство в Москве получило из Берлина приказ подготовиться к эвакуации в течение семи дней и что в подвале посольства сжигают архивные документы (25). Сведения огромной важности поступали и от советского военного разведчика Рихарда Зорге. Еще в мае, а затем в июне 1941 г. он сообщал в Москву не только о точных сроках нападения фашистской Германии на СССР, но и о численности армии вторжения, оперативно-стратегических планах и направлении главного удара немецких войск. Эти сведения были немедленно представлены Сталину. Он написал на них: "В архив. Подшить в дело". Сталин не доверял ни военной разведке, ни агентам НКВД. Чего стоит хотя бы такой факт: с 1936 по 1940 г. пять начальников Главного разведывательного управления Генерального штаба были репрессированы. Несмотря на это, разведка продолжала активно работать. Заместитель начальника управления Генерального штаба генерал-полковник Г.М. Михайлов отмечал: "В предыдущих изданиях нередко упоминалось о том, что разведку вели чекисты. Между тем факты говорят, что большинство разведчиков в тылу врага, а тем более на фронте являлись военнослужащими Красной Армии. Они внимательно следили за развитием обстановки и накануне войны. Вопреки некоторым бытующим представлениям, в Центр регулярно поступала достоверная информация о подготовке фашистской Германии к нападению на Советский Союз. С большой точностью были переданы боевой состав, численность, группировка войск противника, сообщено решение Гитлера о нападении на СССР, поступала информация о первоначальных сроках нападения и о последующих изменениях в них. Исследования трофейных документов показали, что данные советской разведки о противнике были очень близки к реальным. Иными словами, информация была. Другое дело, как она использовалась. На это самым непосредственным образом влиял культ личности Сталина" (26). Маршал Г.К. Жуков подтверждает осведомленность Генштаба и военной разведки в отношении планов Гитлера. По его свидетельству, начальник Главного разведывательного управления армии генерал Ф.И.Голиков 20 марта 1941 г. представил Сталину доклад, содержавший сведения исключительной важности. В докладе, в частности, говорилось: "Из наиболее вероятных военных действий, намечаемых против СССР, заслуживают внимания следующие: Вариант N: 3 по данным ... на февраль 1941 года: "... для наступления на СССР ... создаются три армейские группы: 1-я под командованием генерал-фельдмаршала Бока наносит удар в направлении Петрограда; 2-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта - в направлении Москвы, и 3-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееба - в направлении Киева. Начало выступления на СССР -ориентировочно 20 мая"... Наконец, в этом документе со ссылкой на сообщение военного атташе из Берлина указывается, что "начало военных действий против СССР следует ожидать между 15 мая и 15 июня" " (27). 6 мая 1941 г. докладную записку с
аналогичными сведениями направил Сталину
народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал
Н.Г. Кузнецов. Правда, /158/ Жуков свидетельствует, что Голиков и Кузнецов не только информировали, но и одновременно и дезинформировали Сталина, обесценивая важнейшие сообщения нелепыми приписками. Так, Голиков в конце своего доклада писал: "1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весной этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира. 2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки" (28). Аналогичную приписку к своему докладу сделал и Н.Г. Кузнецов. Г.К. Жуков хочет создать впечатление, будто Голиков и Кузнецов пытались обмануть Сталина, а тот поддавался на этот обман. Но сам же Жуков пишет, что высшее военное руководство "не сомневалось в близости войны", однако не могло убедить в этом Сталина. Голиков и Кузнецов хорошо знали настроения Сталина и его нетерпимость. Он хотел слышать только то, что соответствовало его ошибочным убеждениям, и со злобностью тирана готов был уничтожить всякого, кто пытался оспаривать его точку зрения. Из самого содержания докладов Голикова и Кузнецова следует, что они придавали огромное значение полученным ими разведданным и обращали на них внимание Сталина. Имеются заслуживающие внимания свидетельства, что за несколько недель до войны даже германский посол граф В. Шуленбург, тайный враг Гитлера, решил предупредить СССР о готовящейся агрессии. Он пригласил на обед находившегося в Москве советского посла в Германии В.Г. Деканозова, друга Берии и доверенного человека Сталина. В присутствии своего советника Г. Хильгера и переводчика Сталина и Молотова В.Н.Павлова Шуленбург просил Деканозова передать Сталину, что Гитлер может уже в ближайшее время напасть на СССР. Но Сталин отказался верить Шуленбургу. Он расценил сообщение немецкого посла лишь как хитрый ход со стороны Гитлера, желавшего добиться от Сталина каких-либо уступок. (29) Недостойным было и поведение Сталина в дни немецкой агрессии против Югославии, с новым правительством которой СССР 5 апреля 1941 г. заключил договор о дружбе и ненападении. Всего лишь через несколько часов после подписания этого договора Германия напала на Югославию и подвергла бомбардировке Белград. Но Сталин не осудил публично эту агрессию против братской славянской страны. Сообщение о ней было 7 апреля опубликовано на последней странице "Правды", причем о бомбардировке Белграда ничего не сообщалось. Вскоре Советское правительство закрыло в СССР посольства и миссии Югославии, Греции и Бельгии, что означало в тех условиях признание и поощрение агрессора. Конечно же, сосредоточение
4-миллионной армии на нашей границе не могло быть
секретом для командования западных военных
округов. В советских штабах знали номера почти
всех немецких дивизий, расположенных вдоль
границы. Но Сталин отвергал просьбы командующих
выдвинуть советские войска на оборонительные
рубежи и привести их в состояние боевой
готовности. Деятельность Наркомата обороны,
военно-строительных организаций, промышленных
наркоматов не была сориентирована на
возможность скорого начала войны. Армия и
промышленность не были готовы к началу войны ни в
практическом, ни в психологическом смысле.
Большинство дивизий содержалось по штатам
мирного времени, им недоставало людей,
боекомплектов. Не были укомплектованы /159/ многие танковые части, ремонт неисправных машин затягивался. Крупная реорганизация механизированных бригад и корпусов еще не закончилась. Известно, что именно СССР являлся пионером в деле создания крупных механизированных соединений. Но после неправильной оценки опыта войны в Испании мехкорпуса в нашей армии были ликвидированы. Успешное использование Германией мощных танковых соединений побудило Генштаб начать формирование новых советских мехкорпусов и дивизий. Но, по свидетельству Г.К.Жукова, дело шло медленно: "И.В.Сталин, видимо, в то время еще не имел определенного мнения по этому вопросу и колебался. Время шло, и только в марте 1941 года было принято решение о формировании просимых нами 20 механизированных корпусов" (30). В результате в первые дни войны многие танкисты не имели танков и даже стрелкового оружия, а многие машины остались без экипажа. К июню 1941 г. в армии было еще мало танков новых типов, заводы продолжали выпускать устаревшие машины. То же можно сказать и об авиации. Примерно 70-80% самолетов по своим летно-техническим качествам уступали однотипным машинам Германии. Производство самолетов новых типов стало налаживаться только с 1940 г. По свидетельству Г.К.Жукова, не были подготовлены к войне и советские аэродромы. Только в феврале 1941 г. был утвержден план строительства в западных районах 190 новых аэродромов. Началось переоборудование старых аэродромов - их взлетные полосы не подходили для самолетов новых типов. Строительные организации НКВД начали эти работы сразу на всех аэродромах и могли закончить их лишь глубокой осенью. При этом большинство военных самолетов было переброшено на немногочисленные гражданские аэродромы, близкие к границе и плохо защищенные от бомбового удара противника. Отставало развитие артиллерийского вооружения, недостаточной была еще артиллерия резерва Главного командования. Не были укомплектованы формируемые противотанковые бригады. Начальник Главного артиллерийского управления Красной Армии, главный эксперт по артиллерии маршал Г.И. Кулик не оценил по достоинству такое мощное реактивное оружие, как БМ-13 ("катюши"), серийное производство которого началось только в июне 1941 г. Неверно были размещены и главные военные склады. Значительная часть запасов военного имущества находилась не в глубоком тылу, а вблизи западных границ. Требует упоминания и вопрос о
приграничных укрепленных районах. В 30-е годы
вдоль западной границы СССР была построена
непрерывная цепь мощных оборонительных
сооружений, что стоило немалых средств и усилий.
Возглавляемый еще Б.М.Шапошниковым Генеральный
штаб считал, что и после присоединения к СССР
новых территорий на Западе основная линия
обороны должна проходить по старой границе,
которая была хорошо укреплена и изучена. Здесь
надо держать основные силы западных военных
округов, а на территорию Бессарабии, Западной
Украины, Западной Белоруссии и Прибалтики
следует выдвинуть лишь те части прикрытия,
которые обеспечили бы развертывание главных сил
в случае нападения на СССР (31). Но Сталин
действовал иначе. Хотя новые западные районы не
были должным образом подготовлены к обороне, в
них были передвинуты первые эшелоны войск
западных округов и даже соединения, находившиеся
в стадии формирования. Сталин приказал соорудить
вдоль новой границы такую же мощную линию
укреплений, как на старой. Строительство велось
очень интенсивно, но завершить его к началу войны
не удалось. Из 2500 железобетонных сооружений
только 1 тыс. имела УРовскую артиллерию, на
остальных были лишь пулеметы. Г.И. Кулик, Б.М.
Шапошников и А.А. Жданов предложили перебросить /160/ артиллерию с линии старой границы, Г.К. Жуков и С.К. Тимошенко не соглашались, считая, что старые УРы еще пригодятся. Но Сталин принял точку зрения первых, разрешив обезоружить "второстепенные" участки прежних укреплений. Старые УРы были ослаблены, а новые не достроены. В результате ни прежняя, ни новая линия укреплений не смогла стать серьезным препятствием для немецких войск (32). Свидетельства подобного рода можно приводить на многих страницах. Ни у начальника Генштаба, ни у наркома обороны, ни у командующих родами войск не были подготовлены командные пункты для эффективного управления войсками в условиях войны. В первые ее недели руководство осуществлялось из тех же кабинетов, что и в мирное время. Хотя это может показаться невероятным, но армии, дислоцированные в западных округах, не располагали оперативными планами на случай возможного нападения Германии. Как писал в своих мемуарах Н.Г. Кузнецов, "подготовка к войне - не просто накопление техники. Чтобы отразить возможное нападение, надо заранее разработать оперативные планы и довести их до исполнителей. Да и это лишь самое начало. Исполнители должны разработать свои оперативные документы и, главное, научиться действовать по ним. Для этого нужно время и время ... Думал ли об этом Сталин? Конечно, думал. Полагаю, у него было твердое убеждение, что война неизбежна, что она обязательно вспыхнет на западе и на востоке ... И тут, и там укреплялись границы ... И все же нечто весьма важное было упущено: не хватало постоянной, повседневной готовности к войне. А только в этом случае дивизии могли сыграть ту роль, которая им предназначалась... Свои соображения о том, как вести предстоящую войну, Сталин со свойственной ему в то время болезненной подозрительностью держал в секрете от будущих исполнителей. Ошибаясь в сроках возможного конфликта, он считал, что времени еще хватит. А когда бег истории ускорился, идеи, мысли о будущей войне не успели претвориться в ясные стратегические замыслы и конкретные планы. А такие планы - точные, отработанные до мелочей, были в 1939-1941 гг. совершенно необходимы, по ним следовало учить и готовить и войска и флоты". (33) Неготовность СССР к войне была
известна противнику и лишь поощряла агрессора.
Действительно, еще за один-два месяца до начала
войны немецкое командование действовало с
беспримерной наглостью. Придвинутые к границе
артиллерийские части не были даже по-настоящему
замаскированы. Разными путями гитлеровцы все
более явно прощупывали нашу оборону. Маршал
авиации А. Новиков, командовавший в 1941 г. авиацией
ЛВО, писал в мемуарах: "Немецкие самолеты все
чаще и чаще нарушали воздушную границу СССР. Но
пресечь их полеты мы не могли: незадолго до
начала войны начальник оперативного отдела
штаба округа генерал П.Г. Тихомиров сказал мне,
что запрещено выводить войска к границе и
открывать огонь по немецким самолетам даже в
случае вторжения их в глубь нашей территории.
Безнаказанность гитлеровских летчиков
производила гнетущее впечатление. Иной раз рука
сама собой тянулась к телефонной трубке, чтобы
вызвать командира истребительной авиадивизии и
приказать ему немедленно сбить нарушителя и на
его примере проучить других. Но дисциплина
быстро гасила этот порыв ... После войны мне
довелось познакомиться с одним любопытным
документом. Из него я узнал, что ... гитлеровцы
сфотографировали и составили специальные
фотодосье на многие наши аэродромы, важнейшие
промышленные и транспортные объекты в западных
областях страны, в том числе на военные объекты
Киева, Одесского и Севастопольского /161/ портов, заводов Днепропетровска, Харькова, Мариуполя и других городов, на Днепрогэс, на основные мосты через Днепр, Днестр и Дон. Лишь много позже выяснилось, что шпионским полетам немецких летчиков способствовал не кто иной, как сам Берия, возглавивший в то время Наркомат внутренних дел. Именно он запретил пограничным войскам стрелять по фашистским самолетам, нарушавшим нашу границу, и того же добивался от частей Красной Армии и кораблей Военно-Морского Флота" (34). Но за всеми этими действиями Берии, безусловно, стоял Сталин. Серьезно отразилось на готовности наших войск и сообщение ТАСС, опубликованное 14 июня 1941 г., т.е. в то время, когда Гитлер проводил последний военный совет перед нападением на СССР. "По данным СССР, — заявляло ТАСС, - Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии прервать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям". Это заявление ТАСС еще больше ослабило бдительность народа и армии. Генерал Л.М. Сандалов писал в своих мемуарах: "Тревожное настроение, достигшее особой остроты в середине месяца, как-то было приглушено известным заявлением ТАСС, опубликованным в "Правде". Такого рода выступление авторитетного государственного учреждения притупило бдительность войск. У командного состава оно породило уверенность в том, что есть какие-то неизвестные обстоятельства, позволяющие правительству оставаться спокойным и уверенным в безопасности советских границ. Командиры перестали ночевать в казармах. Бойцы стали раздеваться на ночь". (35) Слепота Сталина и его окружения была в эти июньские дни беспримерной. Если немецкое посольство в Москве систематически сокращало количество своих сотрудников, то в советское посольство в Берлине все время прибывали новые сотрудники с семьями. Продолжались бесперебойные поставки в Германию советских товаров, хотя немецкая сторона почти прекратила выполнение своих обязательств. Незадолго до войны все немецкие суда покинули советские порты, даже не закончив разгрузки. В Рижском порту, например, более 20 судов снялись с якоря 21 июня, некоторые даже не начали разгружаться. Начальник порта, почувствовав неладное, связался с Москвой и попросил указаний. Наркомвнешторг доложил Сталину, так как начальник порта на свой страх и риск задержал немецкие суда. Сталин распорядился снять запрет на их выход в море. В то же время советские торговые корабли продолжали разгружаться в немецких портах и 22 июня были захвачены как военный трофей. (36) За несколько дней до начала войны
Наркомат обороны еще раз предупредил Сталина о
возможности нападения Германии. "Зря
поднимаете панику", - ответил тот. По
свидетельству маршала И.Х. Баграмяна, только во
второй половине дня 19 июня Киевский округ был
предупрежден Наркоматом обороны о том, что
Гитлер может скоро, без объявления войны напасть
на СССР. Но приказа о приведении войск в боевую
готовность округ не получил и теперь. Маршал Р.Я.
Малиновский вспоминал: "Даже за несколько дней
перед войной наши войска продолжали учиться
по-мирному: артиллерия стрелковых дивизий была в
артиллерийских лагерях и на полигонах, зенитные
средства — на зенитных полигонах, саперные части
— в инженерных лагерях, а "голые" стрелковые
полки дивизий /162/ отдельно в своих лагерях. При надвигавшейся угрозе войны эти грубейшие ошибки граничили с преступлением" (37). Как пишет А. Верт, вечером 21 июня 1941 г. Молотов вызвал посла Германии Шуленбурга, чтобы узнать у него о причинах "недовольства" Германии. Посол ничего не мог ответить на вопросы Молотова. Когда Шуленбург вернулся в посольство, его ждала инструкция от Риббентропа — посетить Молотова и зачитать ему документ с грубыми оскорблениями Гитлера в адрес СССР. Это было фактическим объявлением войны. По словам Шуленбурга, Молотов молча выслушал его, а потом сказал с горечью: "Это война. Как вы думаете, неужели мы этого заслужили?" (38) По свидетельству Р.Я. Малиновского, только в ночь на 22 июня округами была получена шифровка, в которой говорилось, что нападение Германии на СССР ожидается 22—23 июня. От войск требовалось скрытно занять огневые точки укрепленных районов, рассредоточить авиацию, привести войска в полную боевую готовность и т.п. Однако на запрос, открывать ли огонь, если противник вторгнется на советскую территорию, последовал ответ: на провокацию не поддаваться и огня не открывать (39). Несоответствие действий Сталина реальной обстановке является настолько разительным, что его трудно объяснить. Адмирал Н.Г.Кузнецов писал: "Мне кажется, что под давлением неумолимых фактов И.В. Сталин с начала 1941 г. стал понимать, что нападение Гитлера действительно возможно. Но, убедившись в том, что расчеты его на более позднюю войну оказались ошибочными, что наши Вооруженные Силы и страна в целом к войне в ближайшие месяцы подготовлены недостаточно, старался использовать все, что, по его мнению, могло оттянуть конфликт, и вести дело так, чтобы не дать повода Гитлеру к нападению, чтобы не спровоцировать войну". Но сам же Кузнецов считает это объяснение недостаточно убедительным, ибо Сталин, "как человек с большим опытом, крупный политик, конечно, понимал, что отрезвить агрессора можно только готовностью дать ему достойный ответ - ударом на удар. Агрессор поднимает кулак, значит, надо показать ему такой же кулак" (40). Некоторые историки ссылаются на
сознательно распространявшуюся немцами
дезинформацию: они-де сосредоточивают войска на
границах СССР, чтобы усыпить бдительность
Англии. Действительно, Геббельс лично руководил
этой кампанией по распространению ложных слухов.
Но это были слишком примитивные хитрости, чтобы
можно было поверить в них перед лицом столь
неопровержимых фактов. Г.К. Жуков утверждает, что
военные круги были уверены в близости войны. Он
даже готов принять вину на себя и своих коллег,
которые не сделали всего возможного, чтобы
убедить Сталина в неизбежности близкой войны и
необходимости провести все мероприятия по
мобилизационным и оперативным планам. Но Г.К.
Жуков умалчивает, что робость или пассивность
военных объяснялись созданным в армии, как и во
всей стране, режимом террора. К.М. Симонов
справедливо писал: "Сталин несет
ответственность не только за то, что он с
непостижимым упорством не желал считаться с
важнейшими донесениями разведчиков. Главная его
вина перед страной в том, что он создал гибельную
атмосферу, когда десятки вполне компетентных
людей, располагавших неопровержимыми
документальными данными, не располагали
возможностью доказать главе государства масштаб
опасности и не располагали правами для того,
чтобы принять достаточные меры к ее
предотвращению" (41). /163/ К этим словам Симонова надо добавить, что, обладая неограниченной властью, Сталин не обладал достаточно глубоким государственным умом, не умел предвидеть события, поэтому во внешней политике был плохим стратегом. Планируя внешнюю политику, Сталин, как и всякий деспот, исходил не столько из реального, сколько из воображаемого комплекса условий и факторов. Конечно, те же упреки можно бросить и Гитлеру, ибо нападение на СССР было для Германии авантюрой. Тем более авантюристическими являлись его расчеты одержать победу в войне в течение нескольких недель или во всяком случае до наступления зимы. Поэтому гитлеровское командование почти не заботилось о войсках второго эшелона и мобилизационных формированиях. Промышленность Германии оказалась не подготовленной к длительной войне столь грандиозных масштабов. Германия могла победить в отдельных сражениях, но она не могла захватить и удержать те громадные территории, о господстве над которыми мечтал Гитлер. Если Германия потерпела поражение даже при неслыханно благоприятных обстоятельствах, сложившихся для нее в 1941 г., то можно представить, что ожидало бы германскую армию в нашей стране при более разумном руководстве и в случае принятия Сталиным необходимых мер по подготовке к войне. Опьяненный победами на Западе Гитлер был уверен, что СССР — колосс на глиняных ногах, который развалится после первых же поражений. Но и этот авантюризм Гитлера надо было учитывать при планировании советской внешней политики. А между тем Сталин оценивал Гитлера до июня 1941 г. не как склонного к авантюрам маньяка, принимавшего свои иллюзии за реальность, а как разумного государственного деятеля. В 1941 г. просчитались и Сталин, и Гитлер. /164/ (20/01/2017) [ На главную ] |
