Без предварительной информации СССР, как того требовали условия подписанного в Москве советско-германского договора, Германия заключила с Финляндией соглашение о транзите немецких войск в Норвегию через ее территорию. Часть этих войск оставалась на финской территории, заняв хорошо подготовленные позиции. Кроме того, немцы согласились поставить финнам военное снаряжение. Затем по инициативе Гитлера Германия, Италия и Япония заключают военный союз, так называемый “пакт трех”. Хотя немцы и пытались показать, что этот “пакт” задуман как удар по Америке, его антисоветская направленность была очевидна.

На основании таких фактов в политических кругах Берлина делали вывод о готовящейся новой германской агрессии. Кроме того, распространялись слухи о том, что на восточных границах Германии вермахтом проводятся интенсивные мероприятия, показывающие, куда нацеливают удар гитлеровцы.

Мы стремились хотя бы в какой-то мере проверить эти сведения.

В августе 1940 года германские власти разрешили Советскому Союзу организовать торговую выставку в Кенигсберге. Много было хлопот для сотрудников советского торгового представительства в Берлине с этой выставкой. Немцы делали все, чтобы СССР не смог показать на выставке существо социалистического строя, духовный и культурный рост советского народа. Они запретили, например, давать на стендах тексты Советской Конституции. После первых дней осмотра выставки гестаповцы стащили “книгу отзывов”. Пришлось установить специальный контроль за новой книгой.

Гитлеровцы старались официально заглушить это сообщение, а в собственных кругах характеризовали его как “наглый вызов”. Геббельсовская агентура, чтобы принизить значение указанного сообщения, распространяла среди иностранцев клеветническую характеристику ТАСС, подвергая сомнению его компетентность в государственных вопросах и серьезность его информации.

На пресс-конференции Шмидт пытался представить немецкую военную акцию в Румынии как мирное мероприятие, имеющее антианглийскую направленность. “Наша политика,— заявил он,— преследует цель создания в Юго-Восточной Европе мирного и стабилизированного порядка, а также нанесения удара Англии, где бы мы с ней ни встретились. Необходимо помешать распространению Англией войны на районы, которые мы считаем нашим жизненным пространством”. Что касается позиции Советского Союза в этом вопросе, то Шмидт охарактеризовал ее как стремление Москвы остаться в стороне в качестве пассивного созерцателя событий. Он сказал: “Если Советский Союз резервирует за собой свою точку зрения, то это выражает лишь то, что СССР тщательно следит за развитием событий в этой части Европы”.

Советские журналисты, естественно, были заинтересованы в том, чтобы опровержение ТАСС знали по крайней мере наши иностранные коллеги. В журналистской практике водилось, что корреспонденты на пресс-конференции обменивались различного рода официальной информацией своих агентств, приносили свои газеты с собственными статьями. Американские агентства, например, распространяли свои бюллетени, издаваемые в Берлине. Захватив с собой на пресс-конференцию несколько экземпляров текста опровержения ТАСС на русском и немецком языках, мы раздали его некоторым иностранным журналистам, которые получили, таким образом, точную информацию о позиции Советского правительства по поводу вступления немецких войск в Румынию. На следующий день, когда журналисты уже собрались покинуть пресс-конференцию, Шмидт задержал всех для “важного объявления”. Он был сильно взволнован.

“На пресс-конференции,— начал он,— отмечены случаи, когда некоторые корреспонденты распространяют различного рода информацию. Мы не позволим заниматься здесь пропагандистской деятельностью. Я предупреждаю всех от подобного шага” .

Я стоял напротив Шмидта по другую сторону стола. Он наливался краской от злости, но, чтобы не выдать, о ком идет речь, ни разу не взглянул на меня. Когда я выходил из зала, один из американских корреспондентов ядовито сказал мне:

— А здорово Шмидт отхлестал своих друзей. Ведь это он выступал против вас.

— Что вы,— ответил я полуиронически американскому коллеге,— а мне показалось наоборот, что это он именно вас имел в виду, американцев.

Стремясь скрыть свои истинные намерения, немецкая пропаганда распространяла слухи о том, что в Берлин предполагается приезд одного из руководящих советских деятелей. Нередко на пресс-конференции журналисты ставили в упор вопрос:

— Правда ли, что глава Советского правительства встретится с Гитлером?

Такого рода вопросы заранее готовились самими гитлеровцами и поручались отдельным их агентам. Обычно на них Шмидт давал уклончивые ответы, которые еще больше сеяли догадки, но отнюдь не опровергали сказанного журналистом. Шмидт иногда, например, на такой вопрос отвечал:

— Отношения между Германией и Советским Союзом настолько улучшились, что не было бы чудом, если бы руководящие лица этих стран встретились для разрешения некоторых вопросов.

Получив такой ответ, журналист, покинув пресс-конференцию, немедленно сообщал в свою газету о том, что на Вильгельмштрассе не опровергают слухов о предстоящей встрече руководящих деятелей Германии и СССР.

Я уже привык судить о каких-либо новых (благоприятных или неблагоприятных) моментах советско-германских отношений по тому, как чиновники германских министерств относились ко мне. Если немцам что-либо не нравилось в политике СССР, они сразу же давали это понять. Меня игнорировали, не приглашали на экстренные пресс-конференции журналистов. Чиновник восточного отдела министерства иностранных дел Штаудахер в этих случаях вызывал на “беседу” к себе в министерство и пытался прочитать мне нотацию о “нелояльном поведении” некоторых советских газет в отношении Германии. Мы уже настолько привыкли к этим вызовам, что заранее соответствующим образом готовились к ним, систематически накапливая вырезки из немецких газет, которые печатали антисоветский материал. Когда меня вызывал Штаудахер, я брал эти вырезки с собой. Как только он начинал вести разговор о некоторых статьях в советских газетах, неблагоприятно отзывающихся об отдельных сторонах германской жизни, я вытаскивал из кармана антисоветские статьи немецких газет и предлагал их Штаудахеру. Вечно опухший от постоянных пьянок Штаудахер бегло просматривал статьи, потом, отводя от них глаза, говорил мне осипшим голосом:

— Да, вы правы, видимо, за всеми газетами не уследишь. Ведь мы этих провинциальных газет не читаем.

Так мы квитались с ним.

На очередной пресс-конференции Штаудахер, так давно не вызывавший меня к себе, вдруг начал любезно разговаривать и даже интересовался тем, не испытываю ли я в своей работе каких-либо затруднений. Было ясно, что немцы не случайно заигрывают так со мной. Спустя несколько дней геббельсовский информатор Лекренье, провожая меня с пресс-конференции по Унтер ден Линден до нашего посольства, спрашивал:

— Считаете ли вы возможным приезд делегации из Кремля в Берлин?

Я отвечал, что не располагаю никакими сведениями.

9 ноября 1940 г. пресс-конференция в министерстве иностранных дел была посвящена слухам о предстоящем прибытии советской правительственной делегации во главе с наркомом иностранных дел СССР В. М. Молотовым в Берлин, хотя никаких официальных сообщений на этот счет еще не было. Безусловно, чиновники министерств уже информировали некоторых журналистов об этом событии. На пресс-конференции Шмидт в наигранно веселом тоне сообщил, что вечером в клубе журналистов будет зачитано важное сообщение.

После конференции один из референтов отдела прессы передал мне просьбу Шмидта зайти к нему. Кабинет начальника отдела прессы был расположен в первом этаже здания министерства. В коридорах толпились иностранные журналисты. Среди них я видел американцев Хасса, Лохнера, шведов Сванстрема и Пиля, которые при важных политических ситуациях предпочитали всегда держаться ближе к первоисточнику. Белокурая девушка-секретарь провела меня в кабинет начальника отдела. Когда я вошел, Шмидт начал с ходу:

— Сегодня вечером будет опубликовано сообщение о выезде в Берлин советского наркома иностранных дел. Вы, наверное, уже к этому подготовлены?

После моего утвердительного ответа Шмидт сказал несколько общих фраз о возможностях развития советско-германской дружбы и подчеркнул, что немцы рады видеть в Берлине советских официальных лиц. Он предложил мне через час зайти к Штаудахеру, чтобы узнать подробно, как будет отмечен в Берлине приезд советской делегации.

При выходе от Шмидта мне пришлось выдержать атаку иностранных коллег, ожидавших подтверждения слухов об отъезде из Москвы в Берлин советской делегации.

В оставшееся до визита к Штаудахеру время я прогуливался по центру города. В Берлине уже чувствовалась подготовка городских властей к предстоящему визиту. В связи с включением в производство всех трудоспособных немцев за Берлином в последнее время ухаживали плохо. Поэтому сейчас на уборку были брошены польские военнопленные, которые очищали запущенные улицы от накопившейся грязи и мусора, осыпавшуюся с деревьев листву аккуратно складывали в кучи близ тротуаров. В свежевымытых витринах магазинов появились новые рекламы и экспонаты товаров, уже давно вышедших из употребления. Город становился необычно оживленным: появилось большое количество легковых автомобилей, снующих взад и вперед, у зданий иностранных миссий образовывались стоянки автотранспорта. У входов в метро и на трамвайных остановках немцы оживленно беседовали и, как я понял, ждали “зондермельдунген” — важного сообщения по радио.

В назначенное время я входил в здание МИД. Путь по длинным коридорам указывал мне “проводник” — мальчик в форме “гитлерюгенд”. Штаудахер сидел в маленькой пропитанной дымом комнатушке.

— Ну, как поживаете, садитесь. Хотите сигару? — выходя суетливо из-за стола, сказал он и сразу же начал рассказывать о том, как будет отмечен в Берлине приезд советской делегации: завтра все газеты широко опубликуют официальное сообщение об отъезде делегации из Москвы; передовые статьи будут посвящены дружественным советско-германским отношениям; предполагается выпуск экстренных номеров газет; ряд официальных зданий украсят германскими и советскими государственными флагами; советский нарком и сопровождающие его лица будут торжественно встречены на вокзале и размещены во дворце “Бельвью”.

Вечером в клубе журналистов на Фазаненштрассе собрались многочисленные представители иностранной прессы. Было сообщено, что в 10 часов в клуб прибудет Шмидт. В ожидании этого журналисты толпились в маленькой столовой и были рады тому, что здесь имелось в достаточном количестве пиво. Представитель министерства иностранных дел довел до сведения всех журналистов официальное указание, запрещающее до 10 часов вечера передавать по телефону из клуба какую бы то ни было информацию. Вскоре пришел Шмидт. Он зачитал официальное сообщение о прибытии в Германию в ближайшее время советской правительственной делегации по приглашению германских властей, для того чтобы “в рамках дружественных отношений, существующих между обеими странами, путем возобновления личного контакта продолжить и углубить текущий обмен мнениями”.

Как только была закончена последняя фраза, все журналисты сорвались с мест и бросились к телефонам, некоторые сразу же покинули клуб.

После этого вечера разговоры о предстоящем прибытии в Германию советской делегации вступили в свою новую стадию. Все политические круги Берлина стремительно начали доискиваться до сути этого визита. Это сделать было не так легко. Гитлеровские власти не давали никаких официальных комментариев, как бы сознательно оставляя каждому возможность по-своему оценивать смысл и значение этого события. По неофициальным же каналам ими инспирировались самые невероятные измышления с целью ввести в заблуждение мировое общественное мнение о характере предстоящих советско-германских переговоров.

Если суммировать все те слухи, которые распространились в германской столице в этой связи, — они касались буквально всех проблем, которые может себе представить пылкий ум и безудержная фантазия человека. Говорили, например, что Советский Союз обсудит с Германией положение на Балканах, что СССР желает добиться прочной позиции на Ближнем и Среднем Востоке — проложить путь через Иран и Афганистан в Индию. Утверждали, что Россия желает получить Дарданеллы для свободного выхода в Средиземное море. Более скептически настроенные журналисты высказывали мнение, что эта встреча не выходит за рамки протокольного визита, речь будет идти лишь о подписанных советско-германских соглашениях в связи с якобы неблагоприятным ходом выполнения торговых обязательств. Некоторые же, наоборот, заявляли, что СССР желает присоединиться к “пакту трех”. Выходивший в Берлине Бюллетень Юнайтед Пресс писал, что предстоящие берлинские переговоры явятся прелюдией к конференции четырех держав — СССР, Германии, Японии и Италии.

11 ноября 1940 г. поздно вечером стало известно, что советская правительственная делегация в сопровождении германского посла в Москве Шуленбурга прибыла на германскую границу.

Германские власти старательно давали всюду понять, что визит советского наркома носит чрезвычайно важный характер. Официальные немецкие представители возмущались, если кто-либо из иностранцев намекал на протокольный характер визита. Всерьез же об этом никто и не думал. Не такое время, говорили в дипломатических кругах и среди журналистов, чтобы русские позволили себе ехать в Германию для изъявления протокольных любезностей.

Немцы подчеркивали, что поездка советской делегации связана только с интересами Германии, а не какой-либо другой державы. Им особенно не нравилось, если кто-нибудь из журналистов примешивал к этому визиту Италию. Когда на пресс-конференции 11 ноября один из журналистов спросил Шмидта, не примет ли участия в предстоящих переговорах Италия, последний грубо ответил:

“Постановка этого вопроса неуместна, так как, если потребуется, германское правительство найдет пути и средства для соответствующей информации итальянского правительства”.

Утренние берлинские газеты 12 ноября, в день приезда советской делегации, были раскуплены нарасхват. В бюро ТАСС непрерывно звонил телефон — иностранные коллеги то и дело справлялись: на какой вокзал прибудет делегация, ее поименный список, кто будет встречать, сколько дней пробудет в Берлине, какие запланированы мероприятия в посольстве, можно ли рассчитывать на пригласительный билет и т. д.

Поезд с делегацией прибывал на Ангальтский вокзал. Нам нужно было попасть туда по крайней мере за час до приезда делегации, чтобы организовать трансляцию встречи непосредственно в Москву. Все прилегающие к вокзалу улицы были забиты берлинцами, которых оттесняли полиция, отряды СС и СА на узкие тротуары. От Курфюрстенштрассе я проехал четыре остановки в метро и еле выбрался из переполненного вагона недалеко от Ангальтского вокзала, у которого уже был выстроен почетный караул. Свободное пространство, образовавшееся между строем караула и вокзалом, контролировалось конной полицией. Около подъезда стояла вереница автомобилей. Над центральной частью вокзала развевался наш советский красный флаг.

Полицейский, заметив, что я направляюсь к главному входу, торопливо остановил меня. Внимательно проверив корреспондентский билет, полицейский молодцевато откозырял, не скрывая улыбки.

Двери вокзала были открыты, и в глубине можно было видеть сверкающие огнями “юпитеры”. На перроне уже суетились представители иностранной прессы с карандашами и блокнотами в руках. Вдоль платформы, у которой должен был остановиться поезд, постепенно выстраивались представители германского правительства. Их прибытие вызывало среди журналистов волну движений: щелкали “лейки” и “контаксы”. Среди немецких официальных лиц можно было видеть министров, генералов. К ним примыкали представители иностранных миссий в Берлине — японцы, итальянцы, испанцы и др. Затем тянулась шеренга работников советского посольства и торгпредства, а далее — чиновники германских министерств.

За пять минут до прихода поезда на вокзал прибыл Риббентроп в сопровождении генерал-фельдмаршала Кейтеля. Через несколько минут вокзал дрогнул от барабанной дроби, показался поезд. Нашу делегацию приветствовал Риббентроп, который затем, как это полагается по протоколу, представил главе советской делегации видных деятелей германского правительства, дипломатов. Под сводами вокзала непривычно зазвучала мелодия “Интернационала”.

В посольской машине мы медленно двигались в общем потоке автомобилей по Вильгельмштрассе. Везде господствовал порядок. ... Советские флаги виднелись на здании нашего посольства, над гостиницей “Адлон”, где остановились некоторые сопровождавшие наркома СССР лица, и над дворцом “Бельвью”.

Еще за несколько дней до визита я уже посетил дворец, изучил расположение комнат, определил место своей работы, проверил связь по телефону из дворца непосредственно с Москвой.

Риббентроп сидел молча, поджав губы. Он отщипывал от лежавшего перед ним на тарелке хлеба мелкие кусочки и бросал их в рот. Лицо его ничего не выражало. Казалось, он действительно воображал себя “сверхчеловеком”.

Рассказывали, что Риббентроп пользовался покровительством Гитлера и завоевал его расположение не только своей послушностью воле “фюрера”, но и, не в последнюю очередь, своим кошельком. В юношеские годы Риббентроп разъезжал по различным странам в качестве коммивояжера с чемоданчиком в руках, набитым рекламами коньячно-винных немецких и французских фирм. Но уже к 1920 году ему удалось накопить средства и самому стать хозяином двух фирм, что и помогло ему в 1930 году проторить путь к Гитлеру.

В делах внешней политики Германии Риббентроп играл видную роль. После прихода фашизма к власти руководство внешнеполитическими делами постепенно переходило в руки самых оголтелых нацистов — ставленников гестапо и самого “фюрера”. С дипломатией в ее прежнем понимании было покончено. Началось это с чистки старого аппарата министерства иностранных дел. Многие видные дипломаты, которым нацисты не доверяли, вынуждены были покинуть свои посты. Назначенный министром Риббентроп уже заранее договорился с Гитлером о том, чтобы на дипломатическую службу были подобраны кадры из СА и СС. Таким образом, усилиями Риббентропа немецкая дипломатия была поставлена на службу разбойничьим целям германского империализма. При ее помощи проводились подрывные действия в отношении других государств, устраивались заговоры, готовились захватнические походы. Риббентроп руководил всем этим с присущим ему ледяным спокойствием.

На этом приеме зловещая холодность Риббентропа передалась всему залу, создавая настроение всеобщей скованности. Спустя несколько минут после начала трапезы он поднялся с бокалом вина. В его кратком тосте говорилось об успешно развивающихся советско-германских отношениях, о том, что эти отношения “вызваны исторической необходимостью”. Сотрудничество обеих стран, по его словам, приносит обоюдную пользу, и поэтому он надеется, что эти отношения будут углубляться и дальше на страх врагам обоих государств.

В. М. Молотов произнес ответный краткий тост.

Холодная атмосфера приема так и не изменилась до конца вечера, хотя на следующий день немецкие газеты подчеркивали “теплую” и даже “дружественную” обстановку приема.

Огромный приемный зал на втором этаже посольства был залит ярким светом гигантских люстр, свисавших над богато сервированными столами. Взад и вперед сновали официанты из берлинских ресторанов.

Из немецких лидеров первым появился Геринг, который, казалось, с большими усилиями тащил свой объемистый живот. Одет он был, как ему было свойственно, нарядно, крикливо. В его руках искрился перламутром и драгоценными камнями расцвеченный маршальский жезл, с которым он нигде в торжественной обстановке не расставался.

Герман Геринг всегда принимал величественную позу. Он имел на это основание, так как был близким другом “фюрера”, вторым лицом в Нацистской политической иерархии и являлся хозяином крупнейших промышленных предприятий Германии, владельцем целого треста “Имперские заводы Германа Геринга” по добыче и использованию германской руды. Гитлер доверил ему создание германского военно-воздушного флота, присвоив звание рейхсмаршала. Как влиятельному лицу в среде промышленно-финансовой олигархии Герингу были поручены разработка и проведение “четырехлетнего плана” развития экономики Германии, нацеленной на войну. Он располагал огромным личным капиталом, скупал особняки и имения.

Когда приемные комнаты посольства уже были так переполнены, что трудно было передвигаться, открылись двери в большой зал и гости направились к обеденным столам. Через несколько минут, после того как гости уселись, В. М. Молотов начал тост. Пока переводили речь на немецкий язык, я вышел из-за стола и быстро связался с Москвой, продиктовав сообщение о приеме и посольстве и передав содержание имевшейся у меня речи, сообщил о том, что ожидается ответная речь Риббентропа. Но этой речи мы так и не услышали и вот почему.

Иностранных корреспондентов часто вывозили на места бомбежек, для того чтобы доказать лживость информации из Лондона, обычно преувеличивавшей результаты налетов на германскую столицу. Несмотря на немецкие опровержения, англичане продолжали упорно твердить о том, что их авиация бомбит военные объекты города.

Однако ночные тревоги начинали все более изматывать берлинцев и бесили Геринга, который в свое время принес клятву не допустить в город ни одного чужого самолета.

В дни пребывания в Берлине советской делегации распространялись слухи о том, что англичане собираются преподнести “сюрприз” москвичам, продемонстрировав перед ними свое “искусство в воздухе”. Налета ждали уже в первый вечер визита, но, к удивлению всех, тревоги не было.

В описываемый мной вечер в момент, когда Риббентроп поднялся и, взяв бокал с шампанским, хотел было уже произнести “Уважаемые дамы и господа”, вдруг раздались знакомые берлинцам тревожные звуки сигнала противовоздушной обороны, извещающей о том, что вражеские самолеты приближаются к Берлину. Риббентроп молча опустил бокал, так и не сказав ни слова. Все гости поспешно, но без всякой суеты вышли из-за столов и направились к выходу.

Была удивительно светлая лунная ночь. От здания посольства с шумом отходили автомобили. Многие пешком торопились добраться до ближайшего убежища в “Адлоне”.

В чьей-то машине я прибыл в “Бельвью”. Где-то на окраине города вспыхнули прожекторы, обшаривая небо. На ступеньках подъезда дворца стояли сотрудники Наркоминдела СССР, прибывшие с наркомом из Москвы. Для них налет авиации на город был еще новым явлением. Вот что-то засверкало в небе и повисло в воздухе. Это была сброшена самолетом осветительная ракета. Затем раздались отдаленные глухие выстрелы. Немецкая охрана попросила нас спуститься в подвал здания, представлявший собой маленькое кафе. Через несколько минут послышался сигнал “отбой”.

Все разошлись на отдых. Я решил не уходить домой и терпеливо ожидал новостей. В Москву мне, однако, не о чем было сообщать. Но вот мне позвонили из бюро ТАСС на Клюкштрассе и сообщили, что германское информбюро только что передало информацию о состоявшейся в момент воздушной тревоги заключительной беседе между главой советской делегации и Риббентропом. Я записал дословный текст этого сообщения и ознакомил с ним членов делегации. Все они были удивлены и возмущены тем, что немцы односторонне дали в печати сообщение об указанной встрече.

Утром 14 ноября было опубликовано краткое официальное коммюнике о советско-германских переговорах. В нем лишь говорилось, что во время пребывания советской делегации в Берлине происходил обмен мнениями и что он протекал “в атмосфере взаимного доверия и установил взаимное понимание по всем важнейшим вопросам, интересующим СССР и Германию”.

В этот же день в 11 часов поезд с советской делегацией выехал из Берлина.

Так закончился визит, к которому было привлечено большое внимание. Отсутствие конкретного коммюнике о советско-германских переговорах давало повод иностранным политикам делать самые разнообразные спекулятивные выводы об отношениях между Берлином и Москвой. В основном все многообразие слухов и толков, распространяемых в Берлине в этой связи, сводилось к следующему.

Гитлер якобы пытался убедить русских в том, что с Англией в военном отношении все покончено, ее империя развалилась и что наступило время договориться о перераспределении сфер интересов в Центральной Европе и в Африке. Что касается Европы, то Гитлер и Риббентроп дали понять, что в этом районе уже нет никаких проблем, так называемая “новая Европа” формируется по германским планам. Другое дело — освобождающиеся колонии Англии. Здесь Германии и Советскому Союзу есть о чем поговорить. Как передавали тогда некоторые “осведомленные лица”, якобы к удивлению и раздражению Гитлера, эти нарисованные им и его министром перспективы раздела английского наследства не действовали на Москву. Сообщали даже, что во время одной из риббентроповских сентенций о фактическом крахе Британской империи со стороны русских было не без сарказма замечено, что если с Англией уже все покончено, то зачем переговоры вести не в самой имперской канцелярии, а в бункере и слушать, как падают английские бомбы на Унтер ден Линден?

По сообщениям тех же кругов, русские не давали себя увлечь рассказами о перспективах в Африке и Азии, а стремились выяснить, что собирается Гитлер далее делать в Европе. Они интересовались взглядами Германии на Черноморские проливы, позицией гитлеровцев в отношении Румынии, Болгарии, Югославии. Русские, как рассказывали, требовали объяснения, зачем германская “миссия” находится в Румынии, с какой целью немецкие войска посланы в Финляндию. Почему все это делается без консультации с Советским Союзом, как того требует советско-германский договор? Все эти вопросы приводили Гитлера в бешенство, но, опасаясь открытого разрыва, он пытался оправдываться, а затем якобы пошел на такой шаг, который, по его мнению, должен был сломить упрямство Москвы и убедить “подозрительных русских” в его добрых к ним намерениях: Гитлер предложил Советскому Союзу присоединиться к “пакту трех”. Но русские, к великому удивлению Гитлера, не пошли и на это, настаивая на урегулировании возникших проблем на юге и севере Европы.

Через такого рода нагромождения инспираций и дезинформации в отношении переговоров все же пробивалась одна трезвая мысль о том, что правительство СССР, обеспокоенное дальнейшими планами немецкой агрессии в Европе, пыталось сдержать Гитлера, давая ему понять, что в вопросах защиты интересов народов Европы и безопасности СССР не может быть никакого компромисса.

Вот почему большая часть иностранцев, находящихся и это время в Берлине, делала вывод, что после только что закончившихся переговоров Гитлер, убедившись в том, что с Москвой ему не удастся разыграть “новый Мюнхен”, пойдет на обострение отношений с СССР.

— Ну что же,— говорил мне с известным оттенком иронии один американский коллега,— будем считать, что период “потепления” в отношениях между Москвой и Берлином окончился. Русским не удалось удержать немцев от новых агрессивных планов в сторону Юго-Восточной и Северной Европы. Гитлер, в свою очередь, не смог склонить русских на какое-либо соглашение с ним в этих вопросах. Для него теперь ясно, что СССР стоит на его пути к новым завоеваниям, но он не откажется от своих намерений. Поэтому надо ожидать еще большего обострения международной обстановки.

Факты свидетельствовали именно о таком развитии дела. Гитлер в это время уже наводил “новый порядок” на большей части западноевропейской территории, прибрав к своим рукам весь экономический и военный потенциал оккупированных стран. Отмобилизованная, прекрасно вооруженная германская армия, получившая опыт на полях сражений, находилась в боевой готовности, наводя страх на англичан, которые все еще продолжали засылать к Гитлеру самых разнообразных “посредников”, не оставляя надежду отвести германскую угрозу от островов. Но Гитлер давал им понять, что условием его примирения является передел английских колоний и полный отказ Англии от влияния на европейские дела.

В такой обстановке германской пропаганде требовалось замазывать любые трещины в советско-германских отношениях, так как сведения о конфликте с Москвой могли ослабить позиции Гитлера в торге с Англией.

В германских газетах развернулась широкая популяризация “исторического значения” берлинских переговоров. Гитлеровцы как бы спешили извлечь из них для себя выгоды. Они заметно стремились использовать их для усиления давления на Англию. 17 ноября 1940 г. газета “Дас рейх” широковещательно писала:

“Переговоры в Берлине показали всему миру, что сферы интересов Германии, Италии, Японии и Советского Союза согласованы”.

Под прикрытием общих фраз о “согласованности сфер интересов” началась германская психическая атака Балкан, грубый нажим на страны, еще не присоединившиеся к Германии. 20 ноября газета “Фёлькишер беобахтер” выступила с открытыми угрозами по адресу стран, “не понимающих и саботирующих создание нового порядка”.

“Каждый народ,— писала газета,— должен при этом понять, что Германия и Италия не потерпят непонимания обстановки, не говоря уже о злонамеренном стремлении саботировать их созидательную работу. Кто сейчас рассматривает себя как скрытого пособника Англии, тот лишает себя права на участие в делах новой Европы”. И далее:

“Советский Союз также является руководящей державой своего рода. Он принципиально подтверждает этот новый порядок и ожидает от него для себя выгод, как уже показало заключительное коммюнике по поводу недавнего визита”.

Так, прикрываясь берлинскими переговорами, немцы стремились осуществить свои агрессивные цели, и в первую очередь включить в свой блок юго-восточные страны Европы. Берлин становится центром самой оживленной дипломатической деятельности. 21 ноября было официально объявлено о присоединении Венгрии и Румынии к “пакту трех держав”. В канцелярии Гитлера мне в числе других иностранных журналистов довелось присутствовать на торжественном оформлении этого “пакта” с Румынией. Маленький щупленький маршал Антонеску в окружении Риббентропа, Чиано, японского посла Осима зачитал “декларацию румынского правительства” о его желании присоединиться к державам “оси”. А 24 ноября в той же самой канцелярии Гитлера дряхлый, полуслепой Тука — премьер-министр Словакии — объявил о желании Словакии также стать партнером держав “оси”.

После отъезда министра иностранных дел СССР из Берлина на протяжении всего нескольких недель здесь перебывали кроме отмеченных лиц Серрано Суньер, царь Борис, состоялись свидания Гитлера с Петэном, Лавалем, Франко.

Становилось ясно, что гитлеровское правительство, не теряя времени, начинает собирать вокруг себя все силы, готовясь к большой коалиционной войне. Оно торопилось с осуществлением этих планов, так как понимало, что каждый сделанный им агрессивный шаг будет осужден Москвой и что время работает не на немцев.

N: 143. ИЗ ДНЕВНИКА ПОЛПРЕДА СССР В ГЕРМАНИИ А.А.ШКВАРЦЕВА

N: 146. БЕСЕДА НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВА С ПОСЛОМ ГЕРМАНИИ В СССР Ф.ШУЛЕНБУРГОМ

17 октября 1940 г.

Совершенно секретно
(особая папка)

В начале беседы Шуленбург передает тов.Молотову письмо Риббентропа тов.Сталину и вручает тов.Молотову перевод этого письма. Шуленбург при этом заявляет, что он хотел бы кратко сказать, что основная цель этого письма – доказать Советскому правительству, что Германское правительство не желает ничего иного, как дальнейшего улучшения отношений с СССР, и что Германское правительство готово сделать все в этом направлении. ....

N: 147. ПИСЬМО МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГЕРМАНИИ И. ФОН РИББЕНТРОПА К И.В.СТАЛИНУ

Берлин, 13 октября 1940 г.

Глубокоуважаемый господин Сталин!

С наилучшим приветом преданный Вам Риббентроп

19 октября 1940 г.

Далее тов. Молотов заявляет Шуленбургу, что ответ тов. Сталина на письмо Риббентропа будет дан 21 октября, но уже сейчас тов. Молотов может сказать, \312\ что ответ будет благоприятным и что он, в частности, поедет в Берлин. Что же касается времени поездки, то она предполагается вскоре после Октябрьских праздников. Письмо тов. Сталина Риббентропу будет передано послу тов. Молотовым 21 октября.

N: 151. БЕСЕДА НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В. М. МОЛОТОВ А С ПОСЛОМ ГЕРМАНИИ В СССР Ф.ШУЛЕНБУРГОМ

21 октября 1940 г.

Совершенно секретно
(особая папка)

Тов. Молотов говорит Шуленбургу, что он вызвал его для того, чтобы вручить письмо тов. Сталина И.В. г-ну Иоахиму фон Риббентропу.

Тов. Молотов передает письмо тов. Сталина И.В. на имя Риббентропа и в копии – Шуленбургу.

Затем Шуленбург спрашивает тов. Молотова о дате приезда в Берлин и целый ряд других вопросов (где остановится, имеются ли какие-либо особые пожелания, путь следования по железной дороге и др.).

Записал Ленский

N: 152. ПОСЛАНИЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ЦК ВКП(б) И.В.СТАЛИНА МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГЕРМАНИИ И.РИББЕНТРОПУ

21 октября 1940 г.

Особая папка

Многоуважаемый господин Риббентроп!

Ваше письмо получил. Искренне благодарю Вас за доверие, так же как за поучительный анализ последних событий, данный в Вашем письме.

Я согласен с Вами, что вполне возможно дальнейшее улучшение отношений между нашими государствами, опирающееся на прочную базу разграничения своих интересов на длительный срок.

В.М.Молотов считает, что он у Вас в долгу и обязан дать Вам ответный визит в Берлине. Стало быть, В.М.Молотов принимает Ваше приглашение. Остается договориться о дне приезда в Берлин. В.М.Молотов считает наиболее удобным для него сроком 10-12 ноября. Если он устраивает также Германское правительство, вопрос можно считать исчерпанным.

Я приветствую выраженное Вами желание вновь посетить Москву, чтобы продолжить начатый в прошлом году обмен мнениями по вопросам, интересующим наши страны, и надеюсь, что это будет осуществлено после поездки Молотова в Берлин. \318\

Что касается совместного обсуждения некоторых вопросов с участием представителей Японии и Италии, то, не возражая в принципе против такой идеи, мне кажется, что этот вопрос следовало бы подвергнуть предварительному обсуждению.

С глубоким уважением,
готовый к услугам И. Сталин

Москва, 21 октября 1940 г.

N: 155. ЗАПИСКА НКВД СССР В ЦК ВКП(б) – И.В.СТАЛИНУ С ПРЕПРОВОЖДЕНИЕМ АГЕНТУРНОЙ СВОДКИ

N: 4577/б
24 октября 1940 г.

НКВД СССР направляет Вам сводку о политических планах в области внешней политики Германии, составленную нашим агентом, имеющим связи в отделе печати германского МИДа.

Народный комиссар
внутренних дел Союза ССР Л.Берия \324\

ПРИЛОЖЕНИЕ

Агентурная сводка

Бюро Риббентропа 20 октября с.г. закончило разработку большого политического плана в области внешней политики Германии и с 25 октября приступило к его осуществлению.

Этот план состоит из 3 частей, и задачей его является уничтожение иллюзий насчет возможной помощи Англии со стороны третьих держав.

Главной целью плана является полная изоляция США в их симпатиях к Англии, что должно быть достигнуто к президентским выборам в Америке, т.е. к 5 ноября с.г. Этим рассчитывают на свержение правительства Черчилля, после чего между Германией и Англией, возможно, будет найден компромисс.

Отдельными частями плана являются:

а) Франция включается в войну против Англии в качестве союзницы "оси".

б) Тем самым будет достигнуто немедленное вступление в войну также Испании, так как она сможет защищать свои интересы во французских колониях, только будучи активным партнером "оси" в войне против Англии.

Последние два обстоятельства явятся козырем, при посредстве которого будет оказано сильное давление на Советский Союз, чтобы вынудить его пойти на политическое соглашение с Германией, которое покажет всему миру, что СССР ни в коем случае не останется нейтральным, а будет активно бороться против Англии за новый порядок в Европе.

План этого политического наступления 22 октября обсуждался Гитлером и Риббентропом в Оберзальцберге. Гитлер одобрил этот план и сам взялся за немедленное его осуществление, отправившись во Францию. Ожидают, что Риббентроп выедет в Мадрид и, возможно, по окончании переговоров с Францией и Испанией отправится в Москву, если он получит перед этим положительный ответ от Шуленбурга.

Далее в планы Германии входит добиться заключения пакта СССР с Японией, чтобы показать миру полный контакт и единение между четырьмя державами и тем самым удержать США от оказания эффективной помощи Англии.

Верно: зам. начальника 5 отдела ГУГБ
НКВД СССР (Судоплатов}

N: 159. БЕСЕДА НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВА С ПОСЛОМ ГЕРМАНИИ В СССР Ф. ШУЛЕНБУРГОМ

1 ноября 1940 г.

Сов. секретно
Особая папка

ПРИЛОЖЕНИЕ N: 1

По приглашению Германского правительства и в ответ на прошлогодние поездки германского министра иностранных дел фон Риббентропа в Москву Председатель Совета народных комиссаров СССР и народный комиссар иностранных дел Молотов в ближайшее время посетит Берлин, чтобы в рамках дружественных отношений, существующих между обеими странами, путем возобновления личного контакта продолжить и углубить текущий обмен мнениями.

9 ноября 1940 г.

1. Цель поездки

а) Разузнать действительные намерения Г[ермании] и всех участников Пакта 3-х (Г[ермании], Я[понии]) в осуществлении плана создания "Новой Европы", а также "Велик[ого] Вост[очно]-Азиатского Пространства"; ... место СССР в этих планах в данный момент и в дальнейшем.

б) подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР в Европе, а также в ближней и средней Азии, прощупав возможность соглашения об этом с Г[ерманией] (а также с И[талией]), но не заключать какого-либо соглашения с Германией и И[талией] на данной стадии переговоров, имея в виду продолжение этих переговоров в Москве, куда должен приехать Риббентроп в ближайшее время.

N: 170. ТЕЛЕГРАММА ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ЦК ВКП(б) И.В.СТАЛИНА ПОЛПРЕДУ СССР В ГЕРМАНИИ ДЛЯ В.М.МОЛОТОВА

11 ноября 1940 г.
13 ч. 20 мин.

Шифром

(Об отказе упоминания Индии в возможной Декларации)

Сталин

P.S: Записано мною 13. ч. 11.XI с. г. по вертушке Вышинский
АВП РФ. Ф.059. Оп. 1 П.339. Д.2315. Л. 1. Машинопись, заверенная копия.

12 ноября 1940 г.

Особая папка

На этом первая беседа с Риббентропом заканчивается.

Записал В.Павлов

N: 172. БЕСЕДА ПРЕДСЕДАТЕЛЯ СОВНАРКОМА, НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВА С РЕЙХСКАНЦЛЕРОМ ГЕРМАНИИ А.ГИТЛЕРОМ В БЕРЛИНЕ

12 ноября 1940 г.

Особая папка

На этом беседа закончилась. Беседа продолжалась 2 ч. 30 м.

Записали В.Павлов
В.Богданов

N: 174. ТЕЛЕГРАММА ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ЦК ВКП(б) И.В.СТАЛИНА НАРКОМУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВУ В БЕРЛИН

По телефону

(Сталин уточняет, что исчерпан не Договор о ненападении, а исчерпан протокол к нему).

Сталин
А.Вышинский

N: 175. ТЕЛЕГРАММА НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВА ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) И.В.СТАЛИНУ ИЗ БЕРЛИНА

13 ноября 1940 г.
0 час. 40 мин.

Так как мы и так засиделись сверх нормы, а подошел уже час назначенного обеда, то уговорились, что завтра, 13 ноября, я у него завтракаю и после этого продолжаем.

В заключение добавляю. Наше предварительное обсуждение в Москве правильно осветило вопросы, с которыми я здесь столкнулся. ... Большой интерес Гитлера к тому, чтобы договориться и укрепить дружбу с СССР о сферах влияния, налицо. Заметно также желание толкнуть нас на Турцию, от которой Риббентроп хочет только абсолютного нейтралитета. О Финляндии пока отмалчиваются, но я заставлю их об этом заговорить.

Прошу указаний.

Молотов

N: 177. ТЕЛЕГРАММА ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ЦК ВКП(б) И.В.СТАЛИНА НАРКОМУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВУ В БЕРЛИН

13 ноября 1940 г.
11 ч.

Для Молотова от Инстанции

N: 178. ТЕЛЕГРАММА ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ЦК ВКП(б) И.В.СТАЛИНА НАРКОМУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВУ В БЕРЛИН

13 ноября 1940 г.
14 час. 50 мин.

Молотову от Сталина

Советуем:

1. Не обнаруживать нашего большого интереса к Персии и сказать, что, пожалуй, не будем возражать против предложения немцев.

2. Насчет Турции держаться пока в рамках мирного разрешения в духе Риббентропа, но сказать, что мирное разрешение не будет реальным без нашей гарантии Болгарии и пропуска наших войск в Болгарию, как средства давления на Турцию.

3. Если немцы предложат раздел Турции, то в этом случае можно раскрыть наши карты в духе директивы, так и во втором случае аргументы шифровки Инстанции.

4. О Китае согласиться с Риббентропом насчет компромисса, не разворачивая пока директивы.

5. Насчет декларации дать принципиальное согласие без разворота пунктов".

А.Вышинский

Молотову от Инстанции

В коммюнике нужно сказать, что обмен мнений происходил в атмосфере взаимного доверия, что обмен мнений обнаружил взаимное понимание по всем важным вопросам и так дальше. Советуем не предлагать немцам своего проекта коммюнике, а добиться того, чтобы немцы сами дали свой проект.

P.S.: Передается по поручению Инстанции.

Вышинский

N: 179. БЕСЕДА ПРЕДСЕДАТЕЛЯ СОВНАРКОМА, НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВА С РЕЙХСКАНЦЛЕРОМ А.ГИТЛЕРОМ В БЕРЛИНЕ

13 ноября 1940 г.

Особая папка

Однако, между Молотовым и Гитлером вновь завязывается дискуссия по теме Финляндии.

Гитлер говорит, что он также имеет свое мнение о военных делах и считает, что может повлечь значительные осложнения, если Америка и Швеция вступят в эту войну. Он хочет окончить войну успешно и, хотя в состоянии ее продолжать, он не может вести ее бесконечно. Новая война в Балтийском море будет значительной нагрузкой, а вступление в войну Швеции может вызвать осложнения, которые трудно предвидеть.

Молотов считает этот вопрос неактуальным.

Гитлер замечает, что когда он будет актуален, будет уже поздно.

Молотов отвечает, что сейчас нет признаков такого рода событий.

Молотов говорит, что СССР интересуют эти вопросы, что он может принять участие в “широких акциях” вместе с другими государствами: Германией, Италией и Японией, но предлагает четко придерживаться к уже согласованным решениям и ждет ответа от германской стороны.

Для осуществления всего этого требуется, конечно, продолжительное время, 50 – 100 лет.

Молотов кратко коснувшись значения Турции для СССР, перешел к проблеме Румынии, сообщив, что СССР не понравилось то, что без консультации с ним Германия и Италия гарантировали неприкосновенность румынской территории. Он считает, что эти гарантии были направлены против интересов Советского Союза. Из заявленного рейхсканцлером он понял, что Германия на определенное время не считает возможным отказаться от этих гарантий. И далее Молотов перешел к вопросу о проливах, Болгарии и Турции.

Гитлер объяснил, что считает нужным отметить два момента:

1. Румыния сама обратилась с просьбой о гарантии, т.к. в противном случае она не могла уступить части своей территории без войны.

2. Италия и Германия дали гарантии, т.к. этого требовала необходимость обеспечения нефтяных источников и так как Румыния обратилась с просьбой об охране месторождений нефти. Для этого были необходимы воздушные силы и некоторые наземные войска, т.к. приходилось считаться с возможностью высадки английских войск. Однако, как только окончится война, германские войска покинут Румынию.

В отношении Болгарии Гитлер считает, что нужно узнать, желает ли Болгария иметь эти гарантии от Советского Союза и каково будет к этому отношение Италии, т.к. она наиболее заинтересована в этом вопросе. В отношении Проливов – Россия должна получить безопасность в Черном море. Он желал бы лично встретиться со Сталиным, т.к. это значительно облегчило бы ведение переговоров, он надеется, что Молотов все ему, Сталину, передаст.

Молотов с удовлетворением отмечает последнее и говорит, что с удовольствием передаст об этом Сталину. И опять произошел обмен мнениями по вопросу Болгарии и проливов. Молотов предложил обсудить этот вопрос с Муссолини.

Гитлер отвечает, что до переговоров с Дуче ничего сказать не может. И заметил, что у СССР есть смысл прийти к соглашению с Японией. Он видит некоторые признаки, свидетельствующие о том, что у Японии есть желание к сближению с Россией. То же и в отношении китайской войны.

Молотов отмечает, что и другие вопросы тоже интересуют Советский Союз. Все это можно обсудить в дальнейшем, когда приедет в Москву Риббентроп.

Гитлер сожалеет, что ему до сих пор не удалось встретиться с такой огромной исторической личностью, как Сталин, тем более что он думает, что, может быть, и он сам попадет в историю. Он полагает, что Сталин едва ли покинет Москву для приезда в Германию, ему же, Гитлеру, во время войны уехать никак невозможно.

Молотов присоединяется к словам Гитлера о желательности такой встречи и выражает надежду, что такая встреча состоится.

На этом беседа заканчивается. Беседа продолжалась 3 часа 30 минут.

Беседу записали В.Богданов
В.Павлов

N: 180. ТЕЛЕГРАММА ИЗ БЕРЛИНА НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВА ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) И.В.СТАЛИНУ

13 ноября 1940 г.
15 ч. 00 мин.

Сталину. Состоялись мои встречи с Герингом и Гессом. С Герингом говорили в общих чертах о желательности улучшения и развития экономических отношений. Беседа с Гессом не имела политического значения.

Принимают меня хорошо, и видно, что хотят укрепить отношения с СССР.

Только что заходил ко мне Шуленбург с поручением от Риббентропа, что прошлогодний протокол в отношении Финляндии остается полностью в силе. Я потребовал сделать из этого практические выводы: 1) Увести германские войска из Финляндии и 2) Прекратить как в Финляндии, так и в Германии политические демонстрации, направленные во вред интересам СССР. Предупредил, что в финляндском вопросе Берлин должен внести полную ясность, чтобы он не мешал принятию новых, более крупных совместных решений.

Молотов

N: 182. БЕСЕДА ПРЕДСЕДАТЕЛЯ СОВНАРКОМА, НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВА С МИНИСТРОМ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГЕРМАНИИ И.РИББЕНТРОПОМ В БЕРЛИНЕ

1З ноября 1940 г.

Особая папка

(Были обсуждены многие вопросы. Риббентроп предложил проект Соглашения между участниками пакта трех и СССР, а также два варианта секретных протоколов к нему. В первом предлагается зафиксировать центры тяжести территориальных аспирации договаривающихся четырех сторон. Что касается Германии, то кроме ревизий, которые должны быть проведены в Европе при заключении мира, центр тяжести ее аспирации лежит в Средней Африке. Что касается Италии, то, помимо европейских ревизий, ее аспирации будут распространяться на Северо-Восточную и Северную Африку. Центр тяжести аспирации Японии надо выяснить дипломатическим путем в переговорах с ней. Риббентроп предполагает, что аспирации Японии можно было бы направить по линии южнее Маньчжоу-Го и Японских островов. Что касается СССР, то этот вопрос можно было бы выяснить. Он предполагает, что центр тяжести аспирации СССР лежит в направлении на юг, т.е. к Индийскому океану. Можно было бы это соглашение дополнить пунктом, в силу которого эти державы будут уважать обоюдные притязания. Второй секретный протокол мог касаться отношениям с Турцией.

После этого произошел большой обмен мнениями по рассматриваемым вопросам. Среди которых Молотов поднял и тему нейтралитета Швеции и вопрос выхода для СССР из Балтийского моря в Атлантический океан: Малый и Большой Бельт, Зунд, Каттегат и Скаггерак. Риббентроп ответил, что в тех районах сейчас идет война и поэтому он не видит пока необходимости в этом обсуждении. Однако, Молотов замечает, что можно было бы договориться о времени разрешения вопросов о выходе из Балтийского моря, если этого вопроса нельзя решить сейчас.

Риббентроп отвечает, что германские желания заключаются в том, чтобы сделать Балтийское море свободным внутренним морем для судоходства всех прибрежных государств. Всякий, кто сейчас высунет нос за Балтийское море, убедится, что там идет война, и поэтому нельзя говорить о выходе из моря. Он хотел бы свести сегодняшний разговор к более крупным вопросам. Он хотел бы поставить вопрос, готов ли СССР сотрудничать с ними. "По другим вопросам мы можем всегда договориться, если мы на основе наших прошлогодних соглашений расширим наши отношения", – говорит министр. Где лежат интересы Германии и СССР? – это подлежит решению. Нужно найти решение, чтобы наши государства не стояли грудью к груди друг друга, а совместной работой реализовали бы свои стремления, не противореча друг другу. Риббентроп хотел бы получить ответ, готов ли СССР изучить этот вопрос и сотрудничать с тремя державами.

По вопросу совместной работы СССР, Японии, Германии и Италии Молотов ответил положительно, но сказал, что надо по нему договориться. Он, Молотов, подтверждал здесь и подтверждает еще раз, что нужно искать договоренности. Правильны ли предположения Германии по вопросу о разграничении сфер интересов. Трудно конкретно уже сегодня ответить на этот вопрос, ибо этот вопрос до сих пор Германия не ставила перед СССР, и он является для Советского правительства новым. Он пока не знает мнения И.В.Сталина и других советских руководителей на этот счет, но ответ СССР вытекает из того, что им уже говорилось. Эти большие вопросы завтрашнего дня с его точки зрения не следует отрывать от вопросов сегодняшнего дня. И если их правильно увязать, то будет найдено нужное решение).

Беседа продолжалась с 21 до 24 часов в бомбоубежище Риббентропа.

N: 183. СООБЩЕНИЕ ТАСС О ПРЕБЫВАНИИ В.М.МОЛОТОВА В БЕРЛИНЕ

13 ноября 1940 г.

Вечером 12 ноября министр иностранных дел Германии Риббентроп устроил прием в честь Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и Народного комиссара иностранных дел В.М.Молотова.

На приеме присутствовали ...

Г-н Риббентроп и т.В.М.Молотов обменялись речами.

Сегодня в 10 часов утра Председатель Совета Народных Комиссаров СССР и Народный комиссар иностранных дел т.В.М.Молотов нанес визит рейхсмаршалу Герингу.

Вслед за этим т.В.М.Молотов посетил г-на Гесса – заместителя Гитлера по руководству национал-социалистической партии.

Сегодня в 14 часов дня по берлинскому времени рейхсканцлер Германии Гитлер устроил завтрак в честь Председателя Совнаркома СССР и Народного комиссара иностранных дел т.В.М.Молотова.

Тов.В.М.Молотов выехал в 13 ч. 45 м. из дворца Бельвю в имперскую канцелярию в сопровождении заведующего протокольным отделом германского министерства иностранных дел г.Дернберга. Части германской армии и отряды личной охраны Гитлера, выстроенные у подъезда имперской канцелярии, оказали т.Молотову воинские почести.

Вместе с т.Молотовым на завтраке присутствовали ....

С германской стороны присутствовали: ....

Сегодня в 7 часов вечера в полпредстве СССР в Берлине был дан ужин в честь Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и Наркома иностранных дел т.В.М.Молотова. На ужине присутствовали ....

N: 184. ТЕЛЕГРАММА НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВА ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) И.В.СТАЛИНУ ИЗ БЕРЛИНА

14 ноября 1940 г.
1 час 20 мин.

Принято по телефону

Сталину. Сегодня, 13 ноября, состоялась беседа с Гитлером три с половиной часа и после обеда, сверх программных бесед, трехчасовая беседа с Риббентропом. Пока сообщаю об этих беседах кратко....

Обе беседы не дали желательных результатов. Главное время с Гитлером ушло на финский вопрос. Гитлер заявил, что подтверждает прошлогоднее соглашение, но Германия заявляет, что она заинтересована в сохранении мира на Балтийском море. Мое указание, что в прошлом году никаких оговорок не делалось по этому вопросу, не опровергалось, но и не имело влияния.

Вторым вопросом, вызвавшим настороженность Гитлера, был вопрос о гарантиях Болгарии со стороны СССР на тех же основаниях, как были даны гарантии Румынии со стороны Германии и Италии. Гитлер уклонился от ответа, сказав, что по этому вопросу он должен предварительно запросить мнение Италии....

Риббентроп внес, вернее, прочитал черновые наброски ... проекта совместного открытого заявления четырех держав и два проекта секретных протоколов:

А) О разграничении главных сфер интересов четырех держав с уклонением нашей сферы в направлении к Индийскому океану.

Б) О Проливах – в духе соглашения между Турцией, СССР, Италией и Германией. Риббентроп предложил эти проекты обсуждать в обычном дипломатическом порядке через послов.

Я сказал, что не возражаю против такого порядка обсуждения этих проектов. Тем самым Германия не ставит сейчас вопрос о приезде в Москву Риббентропа.

Таковы основные итоги. Похвастаться нечем, но по крайней мере, выявил теперешние настроения Гитлера, с которыми придется считаться.

Я еще не обдумал, какое дать коммюнике о моем отъезде из Берлина, так как только что вернулся от Риббентропа и от него не имею никаких предложений об этом. Если успеете дать совет, прошу это сделать.

Молотов

N: 185. ТЕЛЕГРАММА ПЕРВОГО ЗАМЕСТИТЕЛЯ НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР А.Я.ВЫШИНСКОГО В ПОЛПРЕДСТВО СССР В ГЕРМАНИИ ДЛЯ В.М.МОЛОТОВА

14 ноября 1940 г.
7 час. 15 мин.

Передаем следующий текст проекта коммюнике: "Во время пребывания в Берлине в течение 12-13 ноября с.г. Председатель Совета Народных Комиссаров СССР и Народный комиссар иностранных дел В.М.Молотов имел беседу с рейхсканцлером А.Гитлером и министром иностранных дел Германии Риббентропом. Обмен мнений протекал в атмосфере взаимного доверия и установил взаимное понимание по всем важнейшим вопросам, интересующим СССР и Германию.

В.М.Молотов имел также беседы с рейхсмаршалом Герингом и заместителем Гитлера по партии национал-социалистов имперским министром Гессом. 14 ноября с.г. утром Председатель СНК СССР и Народный комиссар иностранных дел В.М.Молотов выехал в Москву".

Лучше было бы, чтобы сначала немцы предложили свой проект.

Передал по поручению Инстанции.

Вышинский

N: 193. БЕСЕДА НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВА С ПОСЛОМ ГЕРМАНИИ В СССР Ф.ШУЛЕНБУРГОМ

25 ноября 1940 г.

Особая папка

После ухода Шнурре т.Молотов перешел к вопросам, связанным с последней беседой с Риббентропом, происходившей в бомбоубежище. Том. Молотов передал текст соглашения 4-х держав, продиктованный Риббентропом.

Хильгер, прочтя этот текст, сказал, что по смыслу он полностью соответствует тому, что говорил министр, но по формулировке несколько отличается.

Молотов отметил, что он передаст этот текст, поскольку в дальнейшем ходе беседы он будет на него ссылаться. Далее т. Молотов сказал, что то, что он сейчас будет говорить, еще не окончательно сформулировано и он передаст это своими словами, которые он просит Хильгера записать и передать в Берлин.

Тов. Молотов сообщает условия, на которых Советский Союз согласен принять в основном проект пакта 4-х держав, а также говорит о тех выводах, которые исходят из этого сообщения.

В заключение т. Молотов говорит, что германской стороной был предложен один открытый текст и 2 секретных протокола. Советская сторона готова принять за основу предложенный текст и предлагает составить 5 секретных протоколов.

Шуленбург говорит, что он немедленно передаст в Берлин предложения советской стороны. Он полагает, что в вопросе о Турции могут встретиться некоторые трудности.

Молотов указывает, что советская сторона сформулировала свои предложения: т. Деканозов, который завтра направляется в Берлин, будет иметь с собой все необходимые указания, а также содержание предложений советской стороны. В случае необходимости он сможет дать нужные объяснения. Т. Молотов спрашивает, все ли ясно г.Шуленбургу и не нужно ли каких разъяснений.

Шуленбург отвечает, что все ясно.

На этом беседа закончилась.

Беседу записал Богданов

В общей сложности беседа продолжалась 3 часа.

АП РФ. Ф.З. Оп.64. Д.675. Л.108. Машинопись, заверенная копия.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Особая папка

СССР согласен принять в основном проект пакта четырех держав об их политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи, изложенный г. Риббентропом в его беседе с В.М.Молотовым в Берлине 13 ноября 1940 года и состоящий из 4 пунктов, при следующих условиях:

1. Если германские войска будут теперь же выведены из Финляндии, представляющей сферу влияния СССР, согласно советско-германского соглашения 1939 года, причем СССР обязывается обеспечить мирные отношения с Финляндией, а также экономические интересы Германии в Финляндии (вывоз леса, никеля);

2. Если в ближайшие месяцы будет обеспечена безопасность СССР в Проливах путем заключения пакта взаимопомощи между СССР и Болгарией, находящейся по своему географическому положению в сфере безопасности черноморских границ СССР, и организации военной и военно-морской базы СССР в районе Босфора и Дарданелл на началах долгосрочной аренды;

3. Если центром тяжести аспирации СССР будет признан район к югу от Батума и Баку в общем направлении к Персидскому заливу;

4. Если Япония откажется от своих концессионных прав по углю и нефти на Северном Сахалине на условиях справедливой компенсации.

Сообразно с изложенным должен быть изменен проект протокола к Договору 4-х держав, представленный г. Риббентропом о разграничении сфер влияния, в духе определения центра тяжести аспирации СССР на юге от Батума и Баку в общем направлении к Персидскому заливу.

Точно так же должен быть изменен изложенный г. Риббентропом проект протокола – Соглашения между Германией, Италией и СССР и Турцией в духе обеспечения военной и военно-морской базы СССР у Босфора и Дарданелл на началах долгосрочной аренды с гарантией 3-х держав независимости и территории Турции в случае, если Турция согласится присоединиться к четырем державам.

В этом протоколе должно быть предусмотрено, что в случае отказа Турции присоединиться к четырем державам Германия, Италия и СССР договариваются выработать и провести в жизнь необходимые военные и дипломатические меры, о чем должно быть заключено специальное соглашение.

N: 207. БЕСЕДА НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М.МОЛОТОВА С ПОСЛОМ ГЕРМАНИИ В СССР Ф.ШУЛЕНБУРГОМ

12 декабря 1940 г.

Совершенно секретно
(особая папка)

Шуленбург пришел в сопровождении Шнурре и Хильгера.

Шуленбург сообщил, что он получил телеграмму из Берлина. В ней задержка вручения верительных грамот полпредом тов. Деканозовым объясняется отсутствием Гитлера, который лишь позавчера вернулся в Берлин. Шуленбург считает, что здесь нет никакого злого умысла, ему также сообщили, что Риббентроп сегодня примет Деканозова и объяснит ему причину задержки. .....