|
|
|
[ На главную ] "ВИЖ", 1966, 6 25
лет тому назад Маршал Советского Союза А. ГРЕЧКО
Прошедший XXIII съезд КПСС, обсуждавший насущные задачи дальнейшего строительства коммунизма в СССР, значительное внимание уделил и вопросам укрепления обороноспособности нашего государства, усиления мощи Советских Вооруженных Сил и безопасности стран Варшавского Договора. Первостепенное значение при этом придавалось постоянной высокой боеготовности войск. В Отчетном докладе ЦК КПСС по этому поводу указывалось: «Мы никогда не должны забывать о возможности грядущих испытаний, которые вновь могут лечь на плечи советского народа. В нынешней сложной и напряженной международной обстановке наша обязанность проявлять неусыпную бдительность» (1). Очень важную роль в этом должны играть правильные выводы из опыта начала Великой Отечественной войны. Стремительный бег времени не изгладил из памяти советских люден волнующих воспоминаний о тех полных трагизма и героики событиях июня 1941 года, когда наш народ внезапно должен был превратиться из строителя в воина, отстаивающего не только завоевания своего труда, но само право на жизнь. Хотя нас отделяет от тех дней четверть столетия, мы мысленно снова обращаемся к тем временам, стараясь через толщу лет и призму прожитого лучше понять величие подвига и осмыслить уроки истории. В этой статье мне хотелось бы поделиться с читателями некоторыми своими мыслями об исторических событиях начала минувшей войны. * * * Великая Отечественная война — это прежде всего суровое испытание, грандиозная героическая борьба, немеркнущая летопись великих подвигов советского народа. Советские войска, оказавшись в исключительно тяжелом положении, с первых дней войны проявили беспримерные мужество и героизм. Мы сегодня вновь отдаем должное подвигам пограничников, героям обороны Бреста, Лиепаи, Перемышля. Мы снова и снова восхищаемся теми отважными танкистами наших механизированных соединений, которые с первых же часов войны двинулись в смертный бой, чтобы отбросить врага; теми летчиками, которые совершали первые атаки в советском небе, шли на таран; теми пехотинцами и артиллеристами, которые своим необычайным сопротивлением заставили фашистское командование уже в начале войны признать: «Русские всюду сражаются до последнего человека». Это они положили первые штрихи гигантской картины подлинно народной войны, и мы сегодня как и всегда, благодарны им за это. ==== 1. «Правда», 1966, 30 марта. /3/ Величие подвига советского народа и армии в том и состоит, что они, оказавшись перед лицом величайшего потрясения и тяжелых неудач, вынесли первый, самый сильный удар, которым гитлеровский фашизм надеялся выиграть всю войну. Высокие морально-боевые качества, мужество в трудной обстановке, самоотверженность, постоянная готовность к подвигу — таким предстает перед историей советский воин в дни жестокого испытания. Когда приходится читать книги о начале минувшей войны, беседовать на эту тему, очень часто возникает вопрос: как могло случиться, что война началась совсем не так, как мы надеялись и рассчитывали, в чем причины наших первых тяжелых неудач и отступлений 1941 года? Нельзя не признать закономерности такого вопроса. Бесспорно, он актуален и сейчас, через 25 лет после начала войны. Историкам предстоит сделать еще много для того, чтобы дать исчерпывающее по своей научной обоснованности объяснение большого и сложного комплекса проблем, связанных с началом минувшей войны. Здесь хочется высказать на этот счет лишь отдельные соображения. Прежде всего о противнике, начавшем в то памятное утро вторжение в пределы нашей страны. В последние годы буржуазные военные историки склонны представлять агрессию фашистской Германии против Советского Союза в виде некой «импровизации» Гитлера и его военного командования, в качестве «второстепенного», побочного решения нацистской верхушки, вызванного потребностями борьбы Германии против Англии. Ссылками на «импровизацию» и «неготовность» гитлеровского вермахта некоторые историки из лагеря наших недоброжелателей хотят оправдать и объяснить сокрушительное поражение германского рейха в войне с великой социалистической державой. Сейчас, через четверть века, раскрытые тайники архивов фашистской Германии позволили получить более чем достаточные доказательства для подтверждения той истины, что агрессия против Советского Союза представляла собой итог двадцатилетнего генерального курса политики германского империализма. И какими бы сложными зигзагами ни шла в тридцатые годы история международных отношений, какими бы острыми ни становились противоречия внутри капиталистического мира, остается бесспорным, что в создание той мощной армии, которая на рассвете 22 июня обрушила свой удар на советские войска, были вложены в течение двух десятилетий не только гигантские усилия Германии, но прямо или косвенно и средства других крупнейших империалистических держав. Без американских и английских займов, без технической помощи, без политики Версаля, Локарно и Мюнхена правители фашистской Германии никогда не рискнули бы развязать мировую войну, а германские вооруженные силы не смогли бы накопить к 1941 году тот громадный потенциал, которым они располагали. Факты отрицают глубоко неверный тезис «импровизированного» нападения фашистской Германии на Советский Союз, слабости и неготовности гитлеровской армии. Из многочисленных документов видно, что и в политическом, и в военном отношении агрессия против Советского Союза готовилась Третьим рейхом длительно и планомерно, со всем искусствам, на которое был способен германский генеральный штаб. Руководители фашистской Германии всегда считали войну против Советского Союза своей «исторической миссией». Начиная с 1933 года весь политический, государственный, производственный, военный и пропагандистский аппарат Германии был решительно и целеустремленно повернут на подготовку войны против СССР. Конечно, первые удары во второй мировой войне фашистские руководители не могли нанести сразу против Советского Союза. Гитлер еще в 1934 году пришел к выводу: /4/ "Советская Россия — это трудная задача. Вряд ли я смогу начать с нее". И поэтому нацисты начали осуществление своей захватнической программы с Центральной и Западной Европы. Развязав вторую мировую войну, фашистская Германия в течение первых двух лет захватила девять европейских государств, располагавших обширными людскими, промышленными, сырьевыми, финансовыми ресурсами. Мощный потенциал почти всей капиталистической Европы нацистская верхушка поставила затем на службу подготовки войны против СССР. Победы Германии в Европе в 1939 и 1940 годы способствовали колоссальному росту стратегических возможностей Третьего рейха. Захват Польши позволил гитлеровцам создать плацдарм против Советского Союза на центральном направлении; оккупация Балкан — на южном, Норвегии — на северном; захват ряда стран Западной Европы позволил Германии в значительной мере обеспечить стратегический тыл. Новые исходные рубежи находились непосредственно у границ Советского Союза. Для преступной войны заправилам тогдашней Германии удалось создать коалицию фашистских государств, объединить их под черными знаменами грабежа и разбоя. "Тройственный пакт" Германии, Италии и Японии явился объединяющим центром дальнейшей фашистской агрессии в Европе и Азии. Румынские фашисты стали верными партнерами Гитлера. Реакционные правители Венгрии во главе с Хорти пошли на службу Берлину. На севере финские и немецкие войска готовили удар против Ленинграда и Мурманска. Нейтральная Швеция экспортировала в Германию железную руду. А над советскими дальневосточными границами постоянно висела угроза вторжения японских империалистов. Готовясь к нападению на Советский Союз, Германия создала мощные вооруженные силы. Их численность с 1940 по май 1941 года возросла с 3750 тыс. до 7300 тыс. человек, а количество дивизий увеличилось со 103 осенью 1939 года до 208 весной 1941 года. Германское командование с необычайной тщательностью, по детально продуманному плану, развертывало сухопутную армию и авиацию у наших границ, проводя одновременно широкие мероприятия по дезинформации и маскировке. Германский генеральный штаб сделал главную ставку на сокрушающую мощь первого внезапного удара концентрированными массами танков, пехоты и авиации и на стремительность их броска к жизненным центрам нашей Родины. В этот первый удар и в замысел последующего широкого наступления вкладывались не только вся ударная сила фашистского рейха и его союзников, но и весь опыт предшествующих войн в Европе, все умение вышколенных, тщательно подобранных и обученных военных кадров. Германские милитаристы настолько верили в свою силу и мощь, непогрешимость своих расчетов на "молниеносный" успех, что даже не задумывались о каких бы то ни было проблемах затяжной борьбы против Советского Союза. Они ни в малейшей степени не предполагали возможным встретить всенародное сопротивление, которое превратило борьбу советских людей против фашистской Германии в подлинно Великую войну, в войну Отечественную. Расчет строился на том, что с Советским Союзом будет покончено еще в 1941 году и тем самым откроются все возможности для установления "нового порядка" на Востоке: политического расчленения Советского Союза, тотального разграбления всех его ресурсов и богатств и, наконец, физического истребления многих десятков миллионов советских людей. Такую калькуляцию мы находим в двух, пожалуй, самых чудовищных документах человеческой истории: так называемом "генеральном плане Ост" и в "Зеле- /5/ ной папке" Геринга, в которых изложены замыслы колонизации и экономической эксплуатации народов Советского Союза. Мы говорим здесь обо всем этом для того, чтобы еще раз напомнить, особенно нашей молодежи, какой гигантской силы удар подготовил и нанес против нашей Родины в 1941 году германский империализм, какая смертельная угроза нависла над советскими людьми тем памятным летом, какая страшная участь готовилась нашему народу. Никогда нельзя забывать об этом! Ни при каких условиях история, будущие поколения и наши современники не могут судить о событиях 1941 года без учета прежде всего именно этих важнейших обстоятельств. Мы должны твердо знать и помнить: германский империализм располагал таким военным могуществом, что если бы не отпор советского народа — мировая история пошла бы по совершенно иному пути, и еще неизвестно, какая судьба постигла бы современных критиков Советского Союза и социализма из лагеря западных держав. Но мы приняли на себя этот удар и выстояли, мы защитили завоевания Великого Октября и заслонили своей грудью мировую цивилизацию. Представители того лагеря, который ныне пытается умалить наши военные заслуги, тогда прекрасно знали, что сделал для них в те страшные годы советский народ. Ведь не случайно лидер британских лейбористов Э. Бевин говорил в годовщину начала Великой Отечествен ной войны, 21 июня 1942 года: "Вся помощь, какую мы смогли оказать, невелика, если сравнить ее с титаническими усилиями советского народа. Наши внуки, сидя за своими учебниками истории, будут думать о прошлом, полные восхищения и благодарности перед героизмом великого русского народа". Ранним утром 22 июня 1941 года на советских людей обрушился не "импровизированный", а продуманный, тщательно подготовленный удар самой крупной и мощной военной машины, которую создавало когда-либо капиталистическое общество. И это обстоятельство было одной из самых главных причин тех несчастий, которые постигли нашу Родину в 1941 году. Другая сторона вопроса относится к нашей готовности встретить во всеоружии удар агрессора. Здесь есть над чем задуматься: уроки истории говорят о многом и для современности. Нельзя представлять дело таким образом, будто наши армия, флот и авиация в предвоенные месяцы находились в состоянии полной бездеятельности. Нельзя согласиться и с теми товарищами, которые склонны упрощенно изображать обстановку, замалчивать или сглаживать имевшие место недостатки в строительстве и подготовке Вооруженных Сил. Здесь особенно необходимо глубоко объективное, всестороннее изучение проблем, свободное от предвзятостей. Накануне Великой Отечественной войны Советский Союз продолжал свою неизменную политику мира. Крайняя острота и сложность международных отношений в Европе, растущая угроза агрессии фашизма против единственного в мире социалистического государства, враждебная позиция западных держав выдвигали перед советской внешней политикой ряд труднейших задач: продлить мир для нашей страны, препятствовать распространению фашистской экспансии, создать благоприятные международные условия на случай нападения Германии на СССР. В обстановке, предельно насыщенной военной угрозой, чреватой многими неожиданностями и поворотами, важно было внимательно следить за провокациями империалистических сил и вместе с тем принимать самые энергичные меры для повышения обороноспособности страны. Предвоенная политика нашей партии, ее курс на индустриализацию страны и коллективизацию сельского хозяйства позволили Советскому /6/ Союзу в кратчайший срок выйти в число передовых в технико-экономическом отношении государств. Наш высокий экономический потенциал создавал необходимые объективные предпосылки для отражения агрессии фашистской Германии. Напряженность мировой обстановки обусловила проведение партией и правительством с начала 1941 года мероприятий, направленных на повышение обороноспособности СССР и боевой мощи наших Вооруженных Сил. Увеличение производственных мощностей военной промышленности, рост темпов выпуска военной продукции, внедрение в производство новых самых современных образцов боевой техники — все эти важные шаги, предпринятые партией и правительством, в большой степени способствовали росту нашего военного могущества. Принятое в феврале 1941 года решение развернуть в течение года такое количество соединений, которое было необходимо для обеспечения безопасности страны, положило начало крупным организационным работам по подготовке и обучению новых кадров, формированию новых войсковых единиц и органов управления, техническому оснащению и реорганизации бронетанковых и механизированных войск, системы ПВО, перестройке органов тыла. Перед нашим государством стояло очень много важных и трудных задач, вызванных главным образом необходимостью за короткий срок внедрить в Советскую Армию ряд новшеств в связи с опытом первого периода войны в Европе. Вряд ли когда-нибудь в прошлом перед военным руководством нашей страны стояло такое обилие крупных проблем и вряд ли можно найти другой случай, когда для их решения история отвела столь мало времени. Предстояло начиная с весны 1941 года сформировать около 20 новых механизированных корпусов. Однако реализация этого плана упиралась не только в сроки, но главным образом в недостаточные возможности промышленности по выпуску танков новых конструкций. Не менее сложные проблемы возникали и при осуществлении программы ускоренного формирования ряда новых авиационных частей, оснащения их новой материальной частью, строительства и реконструкции аэродромной сети. Ведь именно развитие бронетанковых войск и авиации стало в те годы проблемой военного строительства номер один. Наш народ, руководимый партией, весь личный состав Красной Армии трудились не покладая рук для всемерного укрепления оборонной мощи страны и за короткий срок сделали в этом направлении очень многое. Численность Советских Вооруженных Сил возросла с 4,2 млн. человек в январе 1941 года почти до 5 млн. человек на 1 июня того же года. По сравнению с январем 1939 года она увеличилась в 2,5 раза (а по авиации — в 3 раза, по сухопутным войскам — в 2,7 раза). Менее чем за два года в составе вооруженных сил развернулось 125 новых стрелковых дивизий. Но остается фактом, что подготовка к отпору агрессора непосредственно перед войной не получила тех завершенных форм, которые были абсолютно необходимы при нарастании реальной угрозы нападения. На 21 июня в наших западных округах насчитывалось в целом 2,9 млн. человек в составе всех видов вооруженных сил и родов войск. В то же время только в одних сухопутных войсках врага (с учетом армий сателлитов Германии), выделенных для таранного удара по Красной Армии, было к этому времени около 4,2 млн. человек. Следовательно, гитлеровцы имели большое превосходство в силах. Политика мира и стремление избежать войны, составляющие краеугольные камни нашего внешнеполитического курса, целиком оправданы историей. Вместе с тем события, происшедшие четверть века назад, /7/ учат, что никогда нельзя недооценивать прямую угрозу империалистической агрессии в каждый данный исторический момент. В те дни наличие договора о ненападении с Германией породило определенные иллюзии. Возникла надежда, что удастся отсрочить конфликт и завершить работы по увеличению оборонной мощи страны. Необходимая настороженность уступала место необоснованной успокоенности. Советские разведчики сумели своевременно добыть многочисленные данные о подготовке германских вооруженных сил к нападению на Советский Союз: об общем стратегическом замысле, силах, их группировке, сроках нападения. Небезынтересно отметить: через 11 дней после принятия Гитлером окончательного плана войны против Советского Союза (18 декабря 1940 года) этот факт и основные данные решения германского командования стали известны нашим разведывательный органам. В последующие месяцы сведения наших разведчиков о военных приготовлениях Германии накапливались и ширились. Однако они без всяких к тому оснований недооценивались или отвергались И. В. Сталиным, который не верил в возможность нападения Германии на СССР в июне 1941 года. Это повлекло за собой запоздалые и ошибочные решения по ряду принципиальных вопросов обороны страны. Приходится с горечью констатировать, что одна из главных причин тяжелых неудач в начале войны коренилась в ошибках, допущенных высшим военно-политическим руководством. Сталин, его ближайшее окружение, руководители Наркомата обороны, Генерального штаба, а также Главного разведывательного управления совершили крупнейший просчет в оценке военно-стратегической обстановки. Единоличное решение важнейших проблем обороны страны, отсутствие достаточно принципиального реагирования компетентных, осведомленных в обстановке лиц и нарушение принципов коллективного руководства привели к тому, что при явном нарастании угрозы нападения фашистской Германии на Советский Союз не последовало своевременного указания о полном стратегическом развертывании и приведении в боеготовность наших Вооруженных Сил, хотя бы в приграничных округах. К сожалению, неправильная оценка военно-стратегического положения и игнорирование угрозы фашистской агрессии не встретили последовательных и действенных возражений со стороны ответственных военных товарищей, нередко поддерживались и подкреплялись ими. Это имело далеко идущие тяжелые последствия. История учит, что планирование и темпы работы военного производства должны четко, научно обоснованно координироваться с задачами и сроками приведения в боеготовность армии, с учетом развития международных событий и степенью угрозы империалистической агрессии. Закономерный и, мы сказали бы, бесконечный процесс постоянного совершенствования оружия, военной техники, замены старого вооружения новым, который постоянно убыстряется, также должен быть согласован с развитием обстановки, военной политикой и стратегией государства. Перед минувшей войной принятие на вооружение новых образцов военной техники протекало медленно. Так, вплоть до начала войны мы не успели как следует развернуть производство автоматического стрелкового оружия, и потребность армии в этом оружии обеспечивалась лишь на 30 процентов. Несмотря на беспрерывный рост выпуска боеприпасов в предвоенные годы, промышленность накануне войны не в полной мере обеспечивала ими потребность армии. Наша авиапромышленность к середине 1941 года только перестраивалась, ее производственная база расширялась, подготавливаясь к серийному выпуску новых, вполне современных самолетов. К началу войны парк боевых самолетов имел около 20 процентов новых машин. Остальные были устаревшими, /8/ причем разнообразных типов, что усложняло их эксплуатацию. Танки новых конструкций, значительно превосходившие по своему качеству немецкие, выпускались пока в ограниченном количестве, и к лету 1941 года мы имели их только около 9 проц. Остальные же многочисленные машины, которыми располагали механизированные корпуса, были устаревших типов, самых разнообразных марок. Это имело в последующих событиях очень отрицательные последствия, несмотря на то, что по количеству авиации и танков мы превосходили вермахт. Нельзя не сказать и о том, что наши мобилизационные запасы располагались очень близко к западной границе, и в связи с вынужденным отходом мы впоследствии утратили значительную их часть, из-за чего уже летом 1941 года пришлось испытывать весьма большие трудности в боеприпасах и вооружении. Мне пришлось убедиться, что это означало на деле и к чему привел недостаток вооружения. Так, при формировании 34-й кавалерийской дивизии, командиром которой я был назначен в начале июля 1941 года, выяснилось, что вооружать ее почти нечем. С немалыми трудностями удалось получить лишь пушки образца 1927 года. Винтовок и боеприпасов не хватало, не говоря уже о средствах борьбы с танками. Бронебойных снарядов не имели. Приходилось довольствоваться только бутылками с горючей смесью — оружием очень примитивным. Когда в октябре 1941 года дивизия получила 12 противотанковых ружей, то нам казалось, что теперь отобьем любую танковую атаку. Потери вооружения в начале войны вызвали большие трудности вплоть до того времени, пока наша промышленность не развернула производство военной техники в широких масштабах. История, далее, учит: при угрозе агрессии особенно важно заблаговременно привести в полную боеготовность войска первого стратегического эшелона. Это требует прежде всего правильной и заблаговременной оценки разведкой намерения врага, своевременного принятия решения Верховным Главнокомандованием на основе данных разведки. Опыт второй мировой войны в целом, и особенно Великой Отечественной войны, показал, что своевременное приведение в полную боевую готовность войск, составляющих первый стратегический эшелон, является, при прочих более или менее равных условиях, решающей предпосылкой благоприятного исхода начального периода войны и всей первой кампании. Любая неготовность первого эшелона дает противнику настолько крупные преимущества, что он оказывается в состоянии достигнуть в самом начале войны больших стратегических результатов и надолго овладеть стратегической инициативой, которую затем удается вырвать с очень большим трудом. Эта закономерность приобретает тем большее значение, чем более мощными средствами борьбы располагают вооруженные силы воюющих сторон. Опыт 1941 года в этом отношении весьма поучителен. Вооруженные силы фашистской Германии к моменту вторжения развернули заблаговременно и полностью все войска, предназначенные для агрессии против Советского Союза. Наше командование, имея прямое указание не предпринимать никаких мер, дающих Германии какой-либо повод для агрессии, вплоть до последнего дня перед вторжением не приводило войска западных приграничных округов в состояние полной боеготовности, не создавало завершенную с оперативной точки зрения группировку, пригодную для отражения первого удара, не выдвинуло основные силы армий прикрытия в пограничную зону. Приказ на ввод в действие плана прикрытия был отдан западным приграничным округам лишь поздно вечером 21 июня 1941 года. Естественно, что за короткую летнюю ночь они не успели произвести развертывания войск прикрытия, не говоря уж о главных /9/ силах приграничных округов, и оказались под ударами противника в невыгодной группировке, которая представлялась в следующем виде: из 170 дивизий, входивших в состав Ленинградского округа, Прибалтийского, Западного, Киевского Особых округов и Одесского военного округа в их первом эшелоне к утру 22 июня на фронте от Балтийского моря до Карпат имелось только 56 дивизий (около 32 проц.). Остальные дивизии, входившие в состав этих округов, находились на марше или в районах сосредоточения на общей глубине от 300 до 400 км от границ. Противник же нанес свой удар, имея перед фронтом наших округов в первом эшелоне 63 проц. всех соединений "Восточного фронта". Имея мощные первые эшелоны, враг создал на узких участках фронта, где наносились главные удары, подавляющее превосходство в танках, пехоте и авиации. Это позволило германской армии нанести мощный первоначальный удар значительно превосходящими силами, захватить инициативу и атаковывать войска наших приграничных фронтов по мере их подхода из глубины, по частям. Такое положение лишило нас возможности в течение первых недель войны создать сильную ударную группировку и заставляло вводить силы последовательно, растянуто во времени. В результате противнику удалось за три недели войны вывести из строя 28 наших дивизий, свыше 70 дивизий потеряли от 50 проц, и более своего состава в людях и боевой технике. В наши дни заблаговременное развертывание войск первого стратегического эшелона и его полная боевая готовность имеют величайшее значение. Природа современной войны такова, что время, имеющееся для ответного удара, исчисляется минутами. Уместно также поставить вопрос о внезапности в начале войны. Существует мнение, будто вторжение немецко-фашистских захватчиков 22 июня 1941 года было полностью внезапным. Нам представляется, что такая оценка носит несколько упрощенный, однобокий характер. Как мы уже отмечали, советские разведчики сумели своевременно вскрыть намерения врага, сосредоточение и развертывание его вооруженных сил у наших границ, сроки нападения. Другое дело, что из имеющихся сведений не были своевременно сделаны правильные выводы и приняты все меры, отвечающие обстановке и полученным данным. Но здесь речь должна, видимо, идти не столько о внезапности, сколько о просчете. Нападение гитлеровских вооруженных сил 22 июня 1941 года было внезапным для войск западных приграничных округов и, конечно, для советского народа, хотя руководство Наркомата обороны и командование округов уже задолго до этого располагали сведениями о подготовке этого нападения. Говоря о "внезапности для войск", мы подчеркиваем ту огромную ответственность, которая лежит на руководстве за принятие всех мер, чтобы не допустить этой внезапности или всемерно ослабить ее действие. Действие фактора внезапности в начале Великой Отечественной войны можно было бы значительно уменьшить или вообще нейтрализовать, если бы в соответствии с данными разведки была проведена заблаговременная подготовка к отражению удара гитлеровских армий, что являлось вполне осуществимым. Тогда ход всей войны мог бы принять иной характер. В настоящее время проблема внезапности приобретает первостепенное значение, т. к. оружие массового поражения, примененное внезапно, дает ряд преимуществ стороне, использовавшей его первой. Поэтому в той же степени, в которой увеличилось значение внезапности, возрастает роль правильной и своевременной оценки обстановки перед войной и принятия первых решений Верховным Главнокомандованием. В этом свете становится особенно понятной правильность и дальновидность тех /10/ мер, которые ныне заблаговременно принимают партия и правительство для предотвращения внезапного удара потенциального агрессора. Важной причиной наших неудач в первые месяцы минувшей войны было отсутствие у нас боевого опыта. Гитлеровская армия в этом отношении на первых порах нас превосходила. Отчетливо помню, как тяжело приходилось в те дни, когда мы прибыли в июле 1941 года на фронт. Шло наступление на Украине. В составе 5-го кавалерийского корпуса 34-я кавдивизия вступила в первые бои. Я старался организовать бой по всем правилам штабной науки, которые мы в мирное время старательно изучали в академиях на занятиях по службе штабов. Но оказалось, что мы совершенно не имеем практических навыков ведения разведки, организации взаимодействия, устойчивой связи и многого другого, чего требовала война и что оказалось для нас новым. И дело здесь, конечно, не в том, что нас плохо учили, а прежде всего в том, что применять теорию в боевой практике против сильного и более опытного врага оказалось гораздо труднее, чем мы предполагали. Сидели мы как-то в те дни на командном пункте дивизии с приехавшим ко мне Иваном Ступниковым, тогда полковником, начальником оперативного отдела штаба 38-й армии, товарищем по Академии им. М. В. Фрунзе. Мы размышляли над вопросом: разве война ведется так, как мы представляли по лекциям и семинарам, как писалось в учебниках по тактике, которые мы внимательно штудировали? Вот сейчас, когда бои в разгаре, все теоретические познания не могут компенсировать отсутствие настоящего опыта войны. Оружия мало, артиллерии почти нет, противотанковых средств нет, снарядов очень мало. Корпус, армия ничем нас не поддерживают, практически нечем отражать атаки не только немецких танков, но даже пехоты. Части несут потери. А сверху идут распоряжения одно другого удивительнее: разгромить противостоящего противника, наступать в направлении таком-то и т. д. И все же никогда в те памятные дни нас не покидала уверенность в победе. Все дрались, стиснув зубы, до последнего. Даже длинные дороги отступления не поколебали нашу веру: все обернется к лучшему, мы выстоим. Практический опыт войны — великое дело. Нам приходилось добывать его дорогой ценой. И когда мы закалились, дела пошли совсем иначе. Таковы некоторые существенные обстоятельства, которые определили ход событий 25 лет назад, в начале Великой Отечественной войны. * * * Мне не довелось встретить первые дни Великой Отечественной войны на фронте. Перед войной я заканчивал учебу в Академии Генерального штаба. Экзамен по оперативному искусству мы сдавали 19 июня 1941 года. Наступало лето. Все, конечно, думали о новых назначениях, предстоящей службе в войсках, хотя мы также понимали, что над страной нависла грозная опасность. Грянет ли скоро война, или нам удастся оттянуть, а может быть избежать ее? Ответ не заставил ждать себя долго. Отчетливо помню настроение тех дней: немедленно ехать на фронт, в гущу борьбы, чтобы принять участие в разгроме гитлеровской армии. Всем нам, более чем ста офицерам, покидавшим академическую скамью, казалось почти немыслимым оставаться "где-нибудь в тылу". Все просились в войска. Но не каждому удалось сразу попасть туда. Так произошло и со мной: меня назначили в оперативное управление генерального штаба. Говоря откровенно, назначение я воспринял со смешанным чувством. С одной стороны, не без внутреннего волнения начал службу в /11/ "святая святых" — Генеральном штабе. Старался убедить себя, насколько необходима и ответственна работа здесь во время таких событий, которые обрушились на страну, и вдохновить себя мыслью, что я, как-никак, винтик важного механизма. Но с другой стороны, горячее желание быть на фронте, схватиться с врагом на поле боя не давало покоя и укрепляло стремление при первом удобном случае поехать в действующую армию. Но потом я не сожалел, что первые двенадцать дней войны провел в Генеральном штабе. Они оставили у меня ряд сильных и очень ярких впечатлений. Задача моя состояла в том, чтобы вести сводную оперативную карту обстановки. Часто к исходу дня в комнату, где мы работали, заходил начальник Генерального штаба генерал Жуков Г. К. Он внимательно изучал обстановку, задавая вопросы, а затем брал сводную карту и ехал в Ставку на доклад к И. В. Сталину. Главное, что запомнилось мне за период работы в Генеральном штабе — это царившая в нем в те трудные дни атмосфера спокойствия, твердости духа, уверенности в своих силах. Казалось бы, неудачи первых дней войны могли породить уныние, колебания и сомнения. Ничего подобного не было. Иногда начальник Генерального штаба заходил то в одну, то в другую рабочую комнату. Беседовал с нами, делился своими мыслями. Помню, как-то, получив сведения о тяжелых неудачах механизированных корпусов в один из первых дней войны и понесенных ими больших потерях, тов. Жуков настойчиво утверждал, что наши танковые войска еще сыграют свою роль, что надо и дальше формировать танковые соединения, укреплять их хорошими кадрами. Нередко к нам заходил и тов. Василевский — заместитель начальника оперативного управления. Он также внимательно изучал положение войск на разных участках фронта. Всегда спокойный, уравновешенный и внимательный, А. М. Василевский был полон веры в силы нашей армии: неудачи временны, говорил он, мы их преодолеем и добьемся перелома. Конечно, приходилось трудно. Обстановка заставляла Генеральный штаб вести напряженную жизнь. Работали день и ночь напролет, спали здесь же, у карт и сводок. Фронтовые события развивались настолько стремительно, что штабы зачастую не успевали следить за ходом борьбы, плохо знали обстановку и теряли управление. Поэтому сведения, поступавшие к нам "снизу", бывали отрывочными и противоречивыми. Как мы ни старались из таких данных составить более полную и логичную картину борьбы, карта нередко имела много неясных "белых" мест. Позже, на фронте, довелось хорошо понять, как трудно приходится штабам, и с какими усилиями, особенно в дни неудач, собирают они данные от войск, чтобы потом сообщить их вышестоящему штабу. Атмосфера спокойствия, деловитой уверенности, господствовавшая в Генеральном штабе, не могла не влиять благотворно и на состояние подчиненных штабных и командных инстанций и, конечно, на войска на фронте. Помню, кажется, на десятый день войны мне пришлось сопровождать Наркома обороны Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко в штаб Западного фронта. В то время шли бои западнее Днепра. Когда мы приехали в штаб фронта, то увидели, что и здесь, несмотря на тяжелые бои и неудачи наших войск, царила атмосфера суровой серьезности, деловитости, собранности. 3 июля в комнату, где я работал, вошел тов. Жуков и с каким-то веселым оттенком в голосе сказал: "Ну вот, поздравляю, вы назначены командиром кавалерийской дивизии. Можете выезжать на фронт. Желаю успеха". Выслушав его напутственные советы, я попрощался с то- /12/ варищами и, собрав наскоро чемодан, убыл в Харьков, на Юго-Западный фронт. Здесь мне предстояло сформировать 34-ю кавалерийскую дивизию и выступить с ней на фронт. Память о тех двенадцати днях службы в Генеральном штабе у меня не изгладится не только потому, что это были труднейшие дни войны, но и потому, что здесь я убедился, насколько важно для коллективов и отельных лиц, призванных руководить войной, операцией или боем, в самые критические моменты сохранять твердость и спокойствие духа и непоколебимую веру в победу. Такие качества необходимы военному человеку всегда. * * * Изучение опыта и уроков начала Великой Отечественной войны остается актуальной задачей наших военных историков. Мы рассматриваем: военную историю, как один из наиболее существенных источников военной науки, один из главных элементов фундамента, на котором базируются выводы современной теории ведения войны, операции и боя. Поэтому хотелось бы кратко остановиться на некоторых вопросах нашей военно-исторической науки, хотя о них уже много говорилось. Конечно, прошлому следует отводить место пропорционально его значению. Каждому понятно, что революция в военном деле требует прежде всего движения вперед, смелости мысли, дерзаний в постановке новых проблем военной теории. Когда мы подчеркиваем значение опыта прошлого, то имеем в виду необходимость разумного сочетания выводов из истории с проблемами современности. Правильно оценивать роль истории — это не значит звать к прошлому, но брать из прошлого уроки на будущее. История имеет для военной теории большое значение, ибо питает теорию фактами и обобщениями, помогает определять и решать ее проблемы, обогащает, уберегает от крайностей и ошибок. Она дает теории некий жизненный эталон, который так или иначе должен учитываться любым военным теоретиком, если он хочет избежать опасности отрыва от реальности, витания в облаках теоретической абстракции. Трудно понять тех товарищей, которые недооценивают опыт прошлого и значение военной истории. Конечно, не все военно-исторические исследования за последние годы стояли на уровне постоянно возрастающих требований науки. Некоторые из них содержали ошибки субъективистского и конъюнктурного порядка, неверно или односторонне подобранные факты, их поверхностную трактовку. Здесь, конечно, виновата не наука, а отдельные ее носители. Мы ведем речь о подлинно научном подходе к историческому исследованию, содержанием которого должны быть поиски объективной истины, основанные на принципах марксистско-ленинской партийности. Такое изучение военной истории может дать весомые обобщения, пригодные для дальнейшего развития военной науки и практики в современных условиях. Пути повышения научности военно-исторических исследований указаны в Отчетном докладе Центрального Комитета КПСС XXIII съезду Коммунистической партии Советского Союза: "Надо покончить с бытующим у части наших кадров представлением, будто общественные науки имеют лишь пропагандистское значение, призваны разъяснять и комментировать практику. Развитие общественных наук и внедрение их рекомендаций в практику играют не менее важную роль, чем использование достижений естественных наук в сфере материального производства и развитии духовной жизни народа" (2). ==== 2. "Правда", 1966, 30 марта. /13/ Если мы хотим преломлять в практической военной деятельности рекомендации нашего богатейшего военного опыта, то необходим именно такой подход к военно-исторической науке. Мы присоединяемся к мнению нашей научной общественности, что для дальнейшего расширения и повышения теоретического уровня научных исследований в области военной истории, улучшения работы военно-патриотическому воспитанию трудящихся и усиления борьбы с буржуазными фальсификаторами истории необходимо иметь постоянно действующее научное учреждение или военно-исторический институт, который явился бы центром научных исследований и подготовки кадров военных историков. Военная история — великое средство познания, она является арсеналом, хранящим оружие колоссальной силы, которое следует использовать гибко, многообразно и во всю его мощь. Надо изучать опыт боев и операций, их организации и ведения, обеспечения всем необходимым. Нельзя оставлять без внимания вопросы руководства войной и боевыми действиями, особенно то, что продолжает сохранять ценность для сегодняшнего и завтрашнего дня. В интересах патриотического воспитания молодежи важно прежде всего знать летопись героических дел советских воинов и партизан, знать точно и глубоко, вплоть до самых истоков массового героизма и подвига каждого отдельного героя. Неотложная задача историков состоит, на наш взгляд, в том, чтобы решительно улучшить изучение по источникам истории минувшей войны. Сделано уже многое. Но нечего греха таить: иной раз в наших книгах по истории войны приводятся в общем, одном ключе одни и те же примеры героизма. Они далеко не всегда "берут за душу" и редко создают подлинную картину массовости героизма наших людей в годы войны. Между тем, показывая именно массовый героизм советского народа в Великой Отечественной войне, мы можем воссоздать подлинную великую эпопею народной борьбы, которая окажет огромное эмоциональное воздействие, еще больше поднимет авторитет и славу нашего народа, нашей армии. Ведь даже буржуазные историки и публицисты, особенно те, кто были очевидцами войны, поныне воздают должное великому подвигу советских людей. Так, английский журналист А. Верт, проживший годы войны в Советском Союзе, пишет в книге "Россия в войне 1941 — 1945" о советском народе: "В страшные дни 1941—1942 гг. и на протяжении следующих двух с половиной лет тяжело и дорого доставшихся побед меня никогда не покидало ощущение, что то была подлинная народная война. Сначала это была война народа, поднявшегося против намного превосходящих сил врага, чтобы отстоять свое существование, а потом — война не агрессивного в душе народа, но теперь разъяренного и решившего доказать свое военное превосходство. Сознание того, что это была их собственная война, было в общем одинаково сильно как у гражданского населения, так и у солдат. Несмотря на то что жизненные условия были очень тяжелы почти всюду в течение всей войны, а в некоторые периоды поистине ужасны, люди работали так, как никогда прежде им не приходилось работать; работали до того иной раз, что падали и умирали... Дух подлинной патриотической преданности и самопожертвования, проявленный русским народом за эти четыре года, имеет мало подобных себе примеров в человеческой истории, а история осады Ленинграда является вообще единственной в своем роде". Так пишет буржуазный журналист. Нужно ли говорить, как важно для нас постоянно расширять исследование подвигов советских людей в. подлинно народной, отечественной войне, подвигов, беспримерных в человеческой истории. /14/ Говоря через 25 лет после начала минувшей войны о делах, связанных с изучением ее истории, нельзя сегодня не подчеркнуть, что, на наш взгляд, события кануна и самого трудного первого этапа Великой Отечественной войны должны оставаться объектом глубокого научного исследования. Все сказанное выше прямо, непосредственно и с особой спой относится именно к вопросам начала Великой Отечественной войны. Мы, старшее поколение, на тяжелом опыте знаем, в каких трудных условиях приходилось вести войну, какие усилия и жертвы потребовались для исправления ошибок, допущенных перед ее началом, и какой беспримерный героизм показали советские воины в первых сражениях. Но наша военная молодежь, "не нюхавшая пороху", конечно, не может усвоить все уроки начала войны другим путем, кроме изучения военной истории. Наша обязанность — передать новому поколению свой опыт и в этой области, чтобы никогда ни при каких обстоятельствах не могло повториться нечто подобное тому, что произошло в июне 1941 года. Начало современной войны, по всем признакам и данным, если ее развяжут империалисты, будет, по-видимому, отличаться от войны минувшей. Новые средства борьбы выдвигают ряд совершенно иных проблем. Достаточно назвать такие, как нанесение первого ядерного удара, использование его результатов, живучесть тыла, промышленных объектов и т. д. Но нет сомнения, что ряд вопросов из опыта начала прошлой войны имеет тесное соприкосновение с современностью. Мы за то, чтобы и сейчас, через 25 лет, не ставить точку на изучении опыта и уроков минувшей войны, а продолжать это изучение на научной основе, делать выводы для будущего, для блага нашего государства и всего социалистического содружества. Правильное понимание в теоретическом и историческом аспектах природы начала современной войны и особенностей ее развязывания имеет важнейшее значение для дальнейшего укрепления и совершенствования Советских Вооруженных Сил, армий стран социалистического» содружества. /15/ ========= Об авторе: Гречко Андрей Антонович - (09/04//2016) [ На главную ] |
