Статья была напечатана в сборнике:
"Новая правда Виктора Суворова", декабрь, 2009,
- c. 55-149 :

[Публикуется здесь с небольшими дополнениями и изменениями.
Выделение жирным – автора этой статьи].

1

В продолжающихся уже многие годы дискуссиях среди историков и любителей истории о событиях 30-х и начала 40-х годов ХХ века каждая новая работа известного ученого, видимо, должна обратить на себя определенное внимание. Если не сказать – «пристальное». Ибо консенсус среди участников этого процесса до сих пор не наблюдается.

Как реакция на выход сборников «Правда Виктора Суворова» появились сборники «Неправда Виктора Суворова». Второй из них открывается статьей Михаила Ивановича Мельтюхова «Главная ложь Виктора Суворова». В ней на нескольких страницах он подробно объясняет совершенно удивительный тезис (если его рассматривать с позиции и советской историографии, и позиции многих противников В.Суворова):

«Введенные в последние годы в научный оборот советские дипломатические и военные документы 1939—1941 гг. показывают, что никакие внешнеполитические зигзаги не мешали советскому руководству рассматривать Германию в качестве вероятного противника и тщательно готовиться к войне. Советская стратегия основывалась на классическом принципе: «Нападение — лучшая оборона!» Основная идея советского военного планирования заключалась в том, что Красная Армия под прикрытием развернутых на границе войск западных приграничных округов завершит сосредоточение на ТВД сил, предназначенных для войны, и перейдет во внезапное решительное наступление, нанеся удар по сосредотачивающимся у советских границ германским войскам. Сегодня совершенно очевидно, что «наступательный план — это оптимальное решение задачи обороны страны для СССР». («Неправда Виктора Суворова», Москва, 2008. с. 51).

Как же это? Многие десятилетия в СССР даже и не заикались о том, что Советский Союз конкретно готовил нападение на Германию в 1941 году. Иногда пробивалась мысль, что главной предвоенной идеей была победа «малой кровью на чужой территории», но и то как-то обезличенно. Да и масса противников В.Суворова в своих статьях и в книгах (в том числе и в том же сборнике «Неправда Виктора Суворова-2») неоднократно подчеркивали, что СССР летом 1941 г. нападение на Германию НЕ ГОТОВИЛ. И вдруг один из тоже как бы противников заявляет, что СССР нападение на Германию ГОТОВИЛ!!! Еще более странно, что историк-профессионал в этом вопросе почему-то ссылается не на серьезные научные издания, а на книгу любителя Алексея Исаева. (Исаев А. В. Георгий Жуков. Последний довод короля. М., 2006. С.98.).

Если в серьезной современной исторической науке это объяснение официально признано, то можно было бы сослаться на более основательные источники. Но нет у Михаила Ивановича такой ссылки. Поэтому ему приходится довольно подробно на нескольких страницах [65-72] самому доказывать, что СССР готовил военное нападение на Германию летом 1941 года. Единственное расхождение с «враньем» В.Суворова по этому же тезису у Мельтюхова наблюдается в том, что советское наступление планировалось начать не 6 июля 1941, а «не ранее 15 июля 1941 года». («Неправда Виктора Суворова», Москва, 2008. с 69-70).

Мельтюхов: «Понятно, что и Германия, и Советский Союз тщательно готовились к войне, причем с начала 1941 г. этот процесс вступил в заключительную стадию, что делало начало советско-германской войны неизбежным именно в 1941 г., кто бы ни был ее инициатором. Первоначально вермахт планировал подготовить вторжение к 16 мая, а Красная Армия — к 12 июня 1941 г. Затем Берлин отложил нападение, перенеся его на 22 июня, месяц спустя то же сделала и Москва, определив новый ориентировочный срок завершения военных приготовлений – 15 июля 1941 г. Как ныне известно, обе стороны в своих расчетах исходили из того, что война начнется по их собственной инициативе. Однако, поскольку в своих расчетах стороны исходили из разных сроков начала войны, германскому командованию в силу случайного стечения обстоятельств удалось упредить советские войска в завершении развертывания и тем самым создать благоприятные условия для захвата стратегической инициативы в начале войны». («Неправда Виктора Суворова», Москва, 2008. с 62).

При этом ссылку Михаил Иванович дает странную: «62. См. также: Магенхаймер X. Стратегия Советского Союза: наступательная, оборонительная, превентивная?// Правда Виктора Суворова-2. Восстанавливая историю Второй мировой войны. М.,2007. С.126—127».

А где же ссылки на серьезные официальные работы современных историков? Странно это - писать статью в опровержение сборников «ПРАВДЫ ВИКТОРА СУВОРОВА» и ссылаться на них же как на правильную информацию.

Не менее удивительным является еще один пассаж Михаила Ивановича: «Вместе с тем, анализируя подготовку Советского Союза к войне с Германией, следует помнить, что мы исследуем незавершенный процесс. Поэтому выводы относительно действительных намерений советского руководства носят в значительной степени предположительный характер. К тому же подготовка нападения не тождественна самому нападению. Ведь, насколько известно, несмотря на подготовку к войне с Германией, Кремль вплоть до 22 июня 1941 г. так и не принял решения об использовании военной силы для отстаивания своих интересов. Конечно, дальнейшее рассекречивание и введение в научный оборот материалов последних месяцев перед германским нападением, вероятно, позволит более точно реконструировать намечавшиеся действия советского руководства. Однако вполне возможно, что по некоторым аспектам этой проблемы получить однозначный ответ не удастся никогда». («Неправда Виктора Суворова», Москва, 2008. с 70).

С окончания той войны уже прошли многие десятилетия, но оказывается, что какой-то массив материалов последних месяцев перед германским нападением до сих пор не рассекречен, не введен в научный оборот и скорее всего, не будет обнародован никогда! Кстати, а можно ли оценить количество тех документов?

2

Например, можно открыть второй том «Малиновки» (двухтомный сборник документов «1941», Москва, 1998) и посмотреть на номера документов различных высших органов управления СССР перед 22 июня 1941. Примеры:

И т.д.

И получается, что только одних «Записок» из НКГБ Сталину с 1 января 1941 до 22 июня 1941 было около 2500. «Постановлений СНК СССР и ЦК ВКП(б)» - около 2000. Документов Генштаба Красной армии около 600 тыс. В «Малиновке» опубликована маленькая часть. Где остальные? И о чём они?

Понятно, коль Мельтюхов доказал, что в СССР оборона от внезапного нападения «сильнейшей армии» империализма летом 1941 года не готовилась, то в них, скорее всего, шла речь о подготовке нападения, то есть, - извините, «наступления». Часть из них всё же смогли опубликовать. Какие-то остальные «ждут своей очереди». Но существует часть, как сказал сам работник архивного дела, которая так и останется неизвестной.

И как же быть тем, кому невтерпеж узнать?
Писать жалобы?
А как быть научным работникам? Тоже ждать «у моря погоды»?

Понятно, что легче и проще всего взять подписанные документы и сочинить комментарий. Но в науке легких путей, как правило, не бывает. Вот например, у палеонтологов вообще нет архивов документов «еще тех лет». Какую кость из земли выкопали, какой след в земле обнаружили – вот на том и строятся теории и описания жизни «тогда». Но ничего, целая наука возникла и развивается. И даже появляется в ней куча разных методов «восстановления» и «реконструкции». Нашли несколько костей одного скелета и по ним воссоздают весь. На основе общей теории какие кости какую функцию выполняли и с какими должны были быть связаны. А по форме и размеру можно оценить и форму и размер недостающих. Конечно, на 100% реконструкция может и не получиться. Особенно, например, цвет шкуры. Но, исходя из принципа крепления и работы мышц, можно восстановить и внешний образ существа. А потом и нарисовать его в разных позах. И ввести данные в 3D-компьютерную графику. Итого: на «входе» было несколько костей, а на «выходе» получили целый фильм про похождения диплодока какого-нибудь.

В БСЭ (3-го издания) так и написано, что палеонтология – это «наука об организмах минувших геологических периодов, сохранившихся в виде ископаемых остатков организмов, следов их жизнедеятельности и ориктоценозов (совокупностей окаменевших остатков ископаемых организмов в данном местонахождении)».

Итак, палеонтология пытается описать жизнь в прошлые эпохи на основе обнаруженных «остатков» и «следов». И это считается вполне научно – сочинять гипотезы по тем «следам», что нашлись. Но по теме «июня 1941» тоже есть «следы». И кто мешает вчитаться в них повнимательней? С учетом этих самых правил «функционирования» «отдельных костей» и «теории работы отдельных мышц».

Вот так, с помощью метода «военно-исторической палеонтологии» («ВИП-метода») можно попытаться уточнить суть и подробности предвоенного советского планирования.

3

А начать можно с одного документа второго тома двухтомника «1941» («Малиновки»). Он называется: «№ 481. ДИРЕКТИВА НАРКОМА ОБОРОНЫ СССР И НАЧАЛЬНИКА ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ ЗАПОВО

Какой может быть комментарий к этой начальной его части?

Во-первых, документ имеет «гриф» секретности («совершенно секретно», причем – «особой важности»). Это говорит о том, что документ должен был проходить по системе режимно-секретных отделов с тщательной фиксацией в куче журналов учета: когда создан, кем, сколько экземпляров сделано, когда и куда они ушли. Так как документ адресован в ЗапОВО (т.е. географически - в Минск), а сборник готовился в Москве, то понятно, что этот экземпляр – «№ 2». Первый должен был быть отправлен спецсвязью в Минск, где, видимо, его и сожгли в июне 1941. А второй в Москве сохранился в архиве «конторы», где создавался, т.е. в наркомате обороны. Это понятно.

Непонятно другое – каким образом при наличии тщательнейшей системы учета грифованных документов этот оказался без даты? Как это «не позднее 20 мая 1941»? Насколько? «20 апреля» подходит? А «20 марта»? Откуда вообще взялось это определение «не позднее»? Т.е. на самом документе даты не было, но был исходящий номер («№ 503859/сс/ов»)? И дату определили каким-то косвенным путем публикаторы? Т.е. при создании этого документа на него номер поставили, а дату забыли. Реально такого не может быть. Либо есть номер и дата, либо их нет. Обоих. Но если нет номера и даты, то это уже не документ, а какой-то черновик. И отправлять его в архив нет необходимости. И нет смысла ставить на него гриф секретности. Секретные черновики должны уничтожаться. Например, сжигаться в специальной печи в присутствии двух свидетелей, допущенных к работе с секретными документами.

Вариантов два: или на документ ставится номер и дата (в соседних колонках учетного журнала), или не ставится, но тогда возникает вероятность, что он «потеряется».

Другими словами, теоретически дата на документе скорее всего была, но публикаторы почему-то не решились ее указывать и написали нечто относительное. Почему?

Сходу ответить на него не удастся. Мало ли, почему... А для начала можно попытаться определить откуда «не позднее 20 мая 1941»? Видимо, эта дата фигурирует в тексте документа. И действительно, она есть в самом первом абзаце:

б) детальный план противовоздушной обороны».

Итак, «к 20 мая разработать...». А много ли документов надо сочинить? И сколько можно привлечь исполнителей? В конце директивы есть 9-ый раздел («IX. Общие указания»), в котором перечислено 11 конкретных документов («записок», «планов», «таблиц») и ссылка на «исполнительные документы (директивы, приказы, приказания)». И список ограниченного круга лиц. Причем, «все документы по плану прикрытия пишутся от руки или печатаются на машинке лично командирами, допущенными к его разработке». А «в полном объеме допущены только четыре: командующий войсками, член Военного совета, начальник штаба округа и начальник оперативного отдела штаба округа».

Вы когда-нибудь видели, как командующий округом лично что-то там клацал на машинке? Или отпустив подчиненных и положив трубку телефона, закрылся в кабинете и начинал каллиграфически выводить: «Записка по плану действий войск в прикрытии, с приложенной к ней картой решения и группировки войск до полка и отдельной части включительно»?

Начальник штаба допущен? Вот пусть и сочиняет. Допустим. Но чтобы расписать все эти «действия» всех войск округа до полка и отдельной части включительно, надо много чего другого взаимоувязать. И ведомости боевого состава, и таблицы выхода и сосредоточения частей, и планы инженерного обеспечения, и планы устройства тыла и материального обеспечения, и планы устройства связи с расчетами и схемами, и т.д.

Причем, все эти воинские «части» уже должны существовать реально.

Итак, сколько времени может потребоваться на выполнение такой директивы? Один день? Или несколько? Если войска к этому времени уже как-то размещены и соответствующе обеспечены, то за несколько дней вполне можно подготовить сводные таблицы. Другими словами, какая-то подготовка уже должна была быть проведена. Остается формально создать некие уточнения по датам, срокам и месту. Но любой генерал как угодно свои части не размещает. Это прерогатива Генштаба. Т.е. к моменту получения подобной директивы многое по какому-то общему плану должно быть сделано. Этот «общий план» уже должен существовать, и задолго до момента «к 20 мая разработать».

Чтобы любая часть до полка и отдельного батальона оказалась в таком-то месте, ее туда надо заранее привезти. А это эшелон, погрузка, движение, разгрузка, обустройство. Минимум неделя. Но все части (а их много) одномоментно двигаться не могут – во-первых, заметно для разведки противника, во-вторых, пропускная способность дорог имеет технический предел. В-третьих, нельзя слишком мешать другим перевозкам. Итого, в мирное время на создание какой-то конфигурации «частей» (конкретной серьезной группировки) требуются месяцы.

Причем, никто толком не знает, куда и зачем едут.
Вот в последний момент командующий и распишет. В рамках полученной директивы.
Но когда же он ее получил?
Кстати, если у документа есть номер, то на него могут ссылаться в других документах.
Есть ли подобные ссылки в томе «Малиновки»?
Оказывается, есть! Это документ «№ 468. ДИРЕКТИВА ВОЕННОГО СОВЕТА ЗАПОВО КОМАНДУЮЩЕМУ 3 АРМИЕЙ

1. На основании директивы народного комиссара обороны СССР за № 503859/сс/ов и происшедшей передислокации частей, к 20 мая 1941 года разработайте новый план прикрытия государственной границы участка: оз. Кавишки, Кадыш, Красне, Аугустов, Райгород, Грайево, иск. Щучын.»

О! Вот это – «правильный документ»! И номер есть, и дата – «14 мая».

Другими словами, получил штаб ЗапОВО документ «№ 503859/сс/ов» и на его основе сочинил свой «№ 002140/сс/ов».

14 мая 1941 г.

Логично предположить, что директива 3-й армии от 14 мая не могла быть создана раньше директивы наркомата. Т.е. получается, что директиву наркомата штаб ЗапОВО получил не позже 14-го (а не 20-го мая). Открываем компьютерную программу «EXCEL» и с помощью функций даты и времени определяем, что 14 мая 1941 г. была среда.

«ОВ»-документ мог быть доставлен спецсвязью поездом. Ехать из Москвы в Минск – одна ночь. Т.е. 13-го он мог быть еще в Москве (если в Минск его привезли 14-го). Но вряд ли его сразу же "обработали" и в тот же день на его основе создали директиву штабу 3-й армии. Работа с секретными документами не любит спешки и суеты. 14 мая новую директиву для 3-й армии уже зарегистрировали и отправили по адресу. Но для начала ее надо разработать и напечатать. Это тоже время, возможно, минимум день. Кроме того, требуется проанализировать текст из Москвы, расстелить карты, обсудить варианты действий не только для 3-й армии. Учитывая, что в округе могли продолжаться и какие-то "передислокации частей". Таким образом, понедельник 12 мая и вторник 13-го могли уйти на подготовку указаний (в т.ч.) для 3-й армии. Воскресенье 11 мая – выходной день. 10-го и 9-го (четверг и пятница) вполне могли обсуждаться мероприятия по выполнению московского документа. Т.е. попасть в Минск он мог числа 8 мая. Или даже 7-го (не принципиально).

4

Но не могли в Генштабе сочинить только этот документ только для ЗапОВО, если действия по нему должны быть согласованы с действиями соседей с севера и с юга. Поэтому должны существовать и аналогичные документы для других западных округов. Действительно, в том же томе «Малиновки» есть аналогичного смысла директива в адрес КОВО – «№ 482. ДИРЕКТИВА НАРКОМА ОБОРОНЫ СССР И НАЧАЛЬНИКА ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ КОВО

2. Детальный план противовоздушной обороны. ....»

Странно, если дату директивы для ЗапОВО публикаторы определили по дате первого абзаца, то почему в директиве для КОВО тоже поставили «не позднее 20 мая», если в первом абзаце стоит дата «к 25 мая»? Логичнее было бы написать «не позднее 25 мая»? Или составители предположили что эти похожего по смыслу документы в адрес двух соседних военных округов должны были разрабатываться совместно и потому постеснялись ставить «не позднее 25 мая»?

Но оказывается, что под документом в Киев есть примечание:

«ЦА МО РФ. Ф. 16. Оп.2951. Д.259. Лл. 1-17. Рукопись на бланке: «Народный комиссар обороны СССР». Имеются пометы: «Исполнено в 2-х экз. № 1 – Комвойсками КОВО, № 2 – в дело Опер[ативного] Упр[авления] Генштаба. Исполнил эам. нач. Опер. Упр. генерал-майор Анисов». Копия заверена зам. начоперотдела Генштаба КА генерал-майором Анисовым 7 мая 1941 г.»

О! Это уже кое-что уточняет поконкретнее!

Во-первых, наше предположение, что первый экземпляр уходил в штаб округа, а второй оставался в Москве – правильное.

Во-вторых, наше предположение, что документ не сочинялся непосредственно перед доставкой в Минск к 14 мая – тоже правильное. С него снимали копию еще 7 мая. Но к сожалению, в этом томе «Малиновки» нет директив штаба КОВО в адрес своих армий на основе документа № 503862/сс/ов. Поэтому остается только предполагать, когда в штабе КОВО получили спецпочту из Москвы с этим документом, Или проверить по мемуарам, например, маршала Баграмяна.

Но об этом поговорим позже, а пока обратим внимание на то, что номер на ней на три значения больше, чем на директиве в Минск. И есть еще одна подобная директива в адрес третьего западного военного округа – одесского и тоже с датой копии 7 мая. На ней номер – 503874/сс/ов – еще на 12 больше, чем в адрес КОВО, но с такой же датой готовности: "к 25 мая 1941 г.". Т.е. и директива для ЗапОВО в тот день тоже должна была существовать. Или все они неделю лежали в секретных чемоданчиках исполнителей, а потом их одновременно провели по учету? Но зачем заверять копию неучтенного документа (т.е. черновика)? Его в любой момент можно (и нужно) уничтожить. И не делать «пометы». Любые пометки и исправления имеют смысл для уже УЧТЕННЫХ секретных документов, когда «просто так» его не сожжешь (придется составлять акт). Вот и сочиняются разные надписи. А коль секретный документ с более высоким номером 7 мая уже существовал, то и директиву в Минск тоже должны были пронумеровать к 7 мая 1941 г.

Кстати, а есть ли примечание к директиве в Минск?

Есть: «ЦА МО РФ. Ф. 16. Оп.2951. Д.237. Лл.65-87. Рукопись на бланке: «Народный комиссар обороны СССР». Имеются пометы: «Исполнено в 2-х экз. № 1 - адресату, № 2 - в дело Опер[ативного] упр[авления]. Исполнитель генерал-майор Василевский». Копия заверена зам. начоперотдела Генштаба КА генерал-майором Василевским».

Принцип подтвержден: первый экземпляр – адресату, второй – в архив генштаба.

Но даты нет.
Странно.
Или она была, а составители упустили?
А почему они дату в примечании опубликовали в директиве для КОВО? Забыли убрать? Или не заметили? Бывает, конечно.

Причем, есть и директива для ПрибОВО с «№ 503920/сс/ов [не позднее 30 мая 1941 г.]». И эта дата тоже взята из текста («С целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск ПрибОВО, к 30 мая 1941 года лично Вам с начальником штаба и начальником оперативного отдела Штаба округа, разработать:

б) детальный план противовоздушной обороны»...).

5

Таким образом картина проясняется. К среде 7 мая в недрах Генштаба были созданы директивы для западных военных округов. И надо полагать, что они были отправлены адресатам в период 7 – 10 мая 1941 г. По крайней мере для ЗапОВО, КОВО и ОдВО. В адрес ПрибОВО директива могла уйти позже. Дело в том, что во 2-м томе «Малиновки» есть документ № 464. ДИРЕКТИВА ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ КОВО № 503904 от 13 мая 1941 г. Т.е. № 503904 был задействован к 13 мая. Директива № 503920 в адрес ПрибОВО имеет номер на 16 значений больше. Когда ее могли отправить в Ригу? Посмотрим, какие сроки отправки и готовности указывались в округа южнее? Готовность к 20-25 мая, отправка числа 10 мая – т.е. за пару недель. Готовность ПрибОВО указывалась для даты: "30 мая". Отсчитываем 2 недели и получаем "16 июня".

В итоге получается, что в ГШ РККА к 10 мая 1941 г. были подготовлены согласованные по границам и мероприятиям директивы одинакового принципа действий. Трем более важным округам их отправили раньше (числа 7-10 мая). В адрес ПрибОВО отправили попозже (примерно через неделю). И может возникнуть вопрос: в связи с чем это происходило?

Перед поиском ответа на него надо учесть, что «просто так» такие документы не возникают. Должен быть приказ исполнителям. И должно быть решение руководства. В данном случае – наркома и начальника Генштаба. И должен быть какой-то общий план. Вы заметили обозначение границ зоны обороны у соседних округов?

У ЗапОВО: «а) детальный план обороны государственной границы от Канчиамиестис до оз. Свитез (иск.);»

У КОВО: «1. Детальный план обороны государственной границы от оз. Свитязское до Липканы;»

«Канчиамиестис» – название видимо, литовское. «Липканы» – скорее всего, в Молдавии. А вот озеро «Свитез» («Свитязское») – видимо, в группе полесских озер на севере Волынской области у границы с Беларусью. И заметим – они не входят в зону ЗапОВО («иск.» – т.е. «исключительно»). Но входят в зону ответственности КОВО. Правильно, коль озера расположены на территории УССР, а не БССР!

Но решения такого уровня важности не могут приниматься без согласия высшего руководства страны. Кто в тот момент был высшим советским руководителем?

Формально только что им стал товарищ Сталин (днем раньше – во вторник 6 мая 1941 г.). Тем самым он получил право расписываться на различных документах и приказах от имени «Родины». Это очень важное событие. Вслед за которым Генштабу «дается отмашка» на отправку директив в адрес приграничных округов. Хотя, не обязательно – из-за этого. Однако, по крайней мере какая-то связь должна быть. Не в том смысле, что если бы товарищ Сталин не стал Председателем правительства, то и директивы не отослали бы. Но что-то в «верхах» происходило. Какие-то «расчеты», результатом которых и стали эти два события – назначение Сталина и отправка директив.

Но директивы отправили не сразу. Если в Генштабе они были готовы к 7 мая, а штабы западных ОВО их получили, видимо, к среде 14 мая, то получается, что сколько-то дней (до недели) они где-то «отлеживались». Конечно, можно понять, что, во-первых, серьезные документы должны быть подготовлены заранее, а, во-вторых, у получателя с ними будут иметь дело гораздо больше людей, потому можно предположить, что эти директивы чего-то дожидались в Генштабе, а не в штабах округов. И были отправлены «в самый последний момент» (когда тянуть с их отправкой уже нельзя). Но такое возможно (еще раз повторяю) лишь при отработке какого-то общего плана. И чем серьезнее, масштабнее военный план, тем важнее становится задача сохранить его в тайне. В первую очередь, от своих. Ибо чем больше людей допущено к его разработке, тем выше вероятность утечки информации к будущему противнику. Примеров масса. Можно, например, вчитаться в перечень мероприятий по дезинформации японцев, который есть в мемуарах маршала Жукова в 7-й главе «Необъявленная война на Халхин-Голе»:

Сосредоточение войск – фланговых ударных группировок — и вывод их в исходные районы для наступления были предусмотрены в ночь с 19 на 20 августа».

Можно вспомнить и про план «Барбаросса». Когда его подписал Гитлер? 18 декабря 1940 года. А за две недели до того (5 декабря 1940 г.) советский полпред в Берлине Деканозов уже получил анонимное письмо с предупреждением, что в Германии готовится «два плана окружения Красной Армии». Но это могло выглядеть и как дезинформация. Однако, в конце декабря 1940 – в начале января 1941 г. сведения о немецком плане нападения на СССР начали приходить в Москву и от агентурных разведчиков. Поэтому вполне понятным становится отработка немцами целой группы мероприятий по дезинформации. А если признать, что и с советской стороны выполнялся какой-то серьезный военный план (до сих пор как бы не найденный в полном виде), то выглядит странным, что еще никто не поднимал вопрос о «проценте» «дезы» в уже рассекреченных документах.

6

Вот, к примеру, ситуация с выше цитированными майскими директивами в адрес западных округов. Насколько они были серьезны и правдивы? На все 100%? А если вчитаться повнимательней? Например, в седьмой раздел директивы в адрес Западного ОВО «VII. Распоряжением Командования Западного особого военного округа:

Комментарий: Если посмотреть на карту, то можно увидеть, что эти населенные пункты и объекты располагаются по линии север-юг на расстоянии 30 – 45 – 60 км от нынешней западной границы Белоруссии. И не совсем понятно указание «подготовить». Только теоретически в рамках плана? Или уже начать готовить реально? А к какому сроку? И что они означают? Рубежи обороны на случай отхода? Или просто места для дислокации каких-то подразделений/частей? Если ожидается реальное нападение врага, то видимо, команда должна быть более конкретной: «немедленно приступить к созданию тыловых рубежей обороны на... с готовностью к дате...». А так, когда ничего конкретно не сказано, то реально ничего серьезного сделано и не будет (как и оказалось в дальнейшем). Но читаем дальше.

«2. Предусмотреть нанесение контрударов механизированными корпусами и авиацией во взаимодействии со стрелковыми корпусами и противотанковыми бригадами».

Комментарий: Ничего себе «обычные учения»! Несколько механизированных (!!!) корпусов (по три дивизии в каждом), несколько стрелковых корпусов (аналогично), плюс серьезная авиация и бригады ПТО. А по какому противнику? По имитаторам?

Я когда-то участвовал в подобной имитации – медленно ездил на танке Т-64Б по полигону, рядом с которым шли цепью шесть сержантов, периодически кидавшие взрывпакеты и стрелявшие короткими очередями из АК-74 холостыми патронами с белыми пластмассовыми пулями. Как можно составить конкретный план подобных «учений» без хотя бы минимальных исходных данных по срокам и территориям? Где может прорваться противник? Какой? Какими силами? На какой местности (на каких рубежах) выгоднее всего организовать контрудары? Что говорит разведка? И вообще угроза нападения «теоретическая» или «с часу на час»? Если второе, то не планы надо сочинять, а немедленно поднять войска по тревоге и срочно копать те самые тыловые оборонительные рубежи. А если такая команда не отдается, то получается, что реальная угроза нападения не ощущалась. Но тогда и все разговоры о подготовке «контрударов» – дезинформация. Точнее говоря, еще вопрос, для каких задач требуется подготовить взаимодействие крупных масс войск. Вполне полезным оно может оказаться не только в обороне. Да и любой «контрудар» – это тоже вариант наступления. Но читаем дальше.

«3. Обрекогносцировать и подготовить тыловые рубежи на всю глубину обороны до р.Березина вкл.»

Комментарий: Река Березина протекает с севера на юг восточнее Минска на расстоянии в среднем в 350 км от современной западной границы и впадает в Днепр в 60 км северо-западнее Гомеля в восточной Белоруссии. Общая площадь для «работы» получается примерно 300 км х 350 км = 105 тыс. кв. км. И вот их «быстренько обрекогносцировать»? Или «не быстренько»? А чем занимались военные начальники раньше? Разве когда строили укрепрайоны на старой госгранице, рекогносцировкой никто не занимался? И карт возможных оборонительных рубежей никто никогда не составлял? А в мае 1941 г. они вдруг потребовались? А к какому сроку? И вопрос, для чего – только составить план проведения рекогносцировки? Или уже ее выполнить? Торопиться надо или не надо? Еще есть достаточно времени или нет? Странный вообще-то подход к делу, если подходить к нему серьезно. Или эта задача касается, что скорее всего, размещения поступающих контингентов людей и техники по мобилизации? С этой точки зрения действительно полезно и понятно. Не совсем понятен следующий пункт в директиве:

«На случай вынужденного отхода разработать план создания противотанковых заграждений на всю глубину и план минирования мостов, железнодорожных узлов и пунктов возможного сосредоточения противника (войск, штабов, госпиталей и т.д.)».

Комментарий: «Вынужденный отход»? А как же самая первая задача «1. Не допустить вторжения как наземного, так и воздушного противника на территорию округа» выше по тексту этой же директивы? Т.е. предполагается, что противник может оказаться сильнее? Насколько? Где данные разведки? Тогда почему не передислоцировать в угрожаемые районы еще войска? Угроза реальна? Но для чего тогда рисовать какие-то планы, если пора немедленно объявить боевую тревогу и начать реально копать те самые «тыловые оборонительные рубежи»? Или весь этот план – «учебно-тренировочный»? А если противник ударит с часу на час, а у нас так ничего практически не заминировано, а только нарисованы планы? Минировать-то можно и не успеть под ударами противника!

Например, может не оказаться под рукой нужной взрывчатки. Кстати, как-то читал в журнале «Военно-исторический архив» воспоминания бывшего офицера саперного батальона на Северо-Западном фронте, который так прямо и написал, что при отходе от границы в июне 1941 г. взрывчатку он разыскивал на пути следования. Т.е. как-то странно вчитываться в подобные распоряжения. Вот если бы 14 мая 1941 г. Генштаб конкретно приказал бы ЗапОВО немедленно приступить к закладыванию толовых шашек под опоры мостов на (таких-то) дорогах, то это было бы понятнее с точки зрения подготовки обороны. А так... Мало похоже на её срочную подготовку. Но читаем дальше.

«4. Разработать план приведения в полную боевую готовность укрепленных районов на прежней госгранице в пределах округа».

Комментарий: Опять! Только «разработать план». Исключительно «теоретически»? Между прочим, УР-ы могут существовать в трех состояниях:

1) Когда на них находятся назначенные для них подразделения.

2) Когда они законсервированы, подразделения с них сняты, но часовые оставлены, есть команды по обслуживанию сооружений и в штабе округа уже лежат планы по восстановлению их боеспособности.

3) Когда УР-ы полностью заброшены, никакие подразделения к ним не приписаны и никаких планов по их подготовке нет. Как, например, сейчас один из ДОТ-ов (№ 127) бывшего КиУР-а у села Ходосеевка на юг от Киева, одиноко торчащий своей верхней частью на искусственном озере. Максимальная польза от него – как место отдыха подплывших отдыхающих. Но в таком варианте вообще проблематично их использование, так как совершенно неизвестно в каком состоянии оказались сооружения (затоплены ли полностью или частично, открываются ли двери и люки или окончательно заржавели). А вполне возможно, что и вообще разрушены. Т.е. реально для такого состояния может потребоваться какой-то немалый срок по устранению недостатков и заделка разрушений.

А к какому сроку нужна готовность? Дата есть? Ибо на реализацию плана тоже потребуется какое-то время. Но если угроза нападения ожидается со дня на день, то не планы надо рисовать, а просто приказать привести УР-ы в полную боевую готовность. Немедленно. В противном случае план рискует оказаться невыполненным.

Но читаем дальше.

«5. Разработать: а) план подъема войск по тревоге и выделения отрядов поддержки погранвойск; б) план охраны и обороны важнейших промышленных предприятий, сооружений и объектов».

Комментарий: Странно. Тема «подъема войск по тревоге» в войсках отрабатывается первой в начале каждого учебного периода. Разработка перечня действий по тревоге – первейшая обязанность штаба любой воинской части. И план взаимодействия армии с пограничниками уже должен быть давно согласован для всех приграничных частей, если ощущается угроза нападения. Для чего об этом напоминать в секретной «ОВ» директиве?

А что значит «б) план охраны и обороны важнейших промышленных предприятий, сооружений и объектов»? Разве на них нет своего руководства? И специалистов 1-го отдела, а также служб гражданской обороны и внутриведомственной охраны? Или предлагается выделять для этого дополнительные воинские подразделения? Из какого расчета?

Если предприятия находятся в своем тылу, то задачу их охраны вполне можно поручить внутренним войскам (в те времена – НКВД). А если к объектам будет приближаться противник, то свои войска там окажутся, так сказать, «естественным путем». Но эти ситуации разные, которые трудно расписать подробно заранее. И вообще, при угрозе приближения противника важнейший объект лучше всего эвакуировать. А если не удастся, то его не охранять надо, а качественно взорвать.

Единственная ситуация для выделения дополнительных войск на объект – в случае угрозы появления вражеских десантных групп. Но такая угроза реальна в районах, близких к линии фронта (когда пора подумать об эвакуации и о минировании). До объектов в далеком тылу дойти могут разве что отдельные диверсанты. Но для них вполне хватит внутренних войск. Таким образом, рассматриваемое указание выглядит каким-то расплывчатым и неконкретным. А еще менее возможным для выполнения оказывается следующий пункт в директиве:

«6. На случай вынужденного отхода разработать, согласно особых указаний, план эвакуации фабрик, заводов, банков и других хозяйственных предприятий, правительственных учреждений, складов, военного и государственного имущества, военнообязанных, средств транспорта и др.».

Комментарий: Знаете, о чем я подумал, когда читал этот пункт в первый раз? Я вспомнил, как контора, в которой я работал в советское время, менялась адресом с другой конторой того же министерства. И возникла проблема обмена сейфами. У нас в отделе сейф был небольшой, в метр высоты. А у «сменщиков» сейф был повыше, побольше размером и несгораемый. Знаете, что это такое? Это шкаф из стали, по толщине, приближающейся к противопульной броне. Причем, стенки двухслойные (как в термосе). А между ними засыпан песок. Вам приходилось поднимать мешок песка весом 50 кг? А вместе с железным ящиком с двойными стенками? Плюс дверь со штырями-ригелями во все стороны? В конечном итоге тогда мы договорились сейфы не трогать. Наш достался «сменщикам», а их остался для нас.

А теперь представьте, сколько таких сейфов может оказаться, например, в банке. А на заводе с секретным делопроизводством? Как выносить их содержимое? Вместе с сейфами? Или россыпью в мешках? А все пересчитать и составить описи надо? А охрана на период движения? А графики подачи грузовиков и вагонов? И вообще, чем тогда будут заниматься руководители этих самых предприятий и местные гражданские начальники? Наблюдать со стороны как штаб военного округа все бросит и будет сочинять планы эвакуации их предприятий?

При серьезном подходе такого абзаца в военном плане вообще быть не должно. Любой эвакуацией занимаются местные власти и руководство этих самых предприятий. И по приказам правительства. Но не командующий округом и его штаб. Военные начальники могут только поинтересоваться – все ли эвакуировано? И можно ли приступить к ликвидации того, что приходится оставить. Чисто военной заботой из рассматриваемого раздела директивы может оказаться разве что его последний пункт:

г) вопросы связи и управления средствами ПВО».

Комментарий: А вот это как раз задача для штаба округа. Действительно, районы выгрузки войск и их сосредоточения очень важно прикрыть средствами ПВО. Т.е. кроме уже имеющихся войск в округе надо ожидать прибытие каких-то новых частей? А для решения какой задачи?

Обороны от прорвавшегося противника? Для чего они должны «сосредотачиваться»? Для обычной тренировки? Т.е. после того, как они закончат сосредоточение, их отвезут обратно, откуда приехали?

Как на обычные учения? И как они называются? Не «полковые», не «дивизионные», не «армейские», а какие-то «всеокружные»? Но только в одном округе? Или в соседних тоже? Одновременно? Это ж какие массы войск окажутся «сосредоточенными»! «Просто так»? По плану развития народного хозяйства? Других забот не осталось, как парализовать работу железнодорожного транспорта воинскими перевозками туда-сюда?

7

Кстати, если достаточно серьезно отрабатывался какой-то военный план с большой концентрацией войск, то кроме людей в эти районы должны были завезти и различные военные материалы в больших количествах. Выполнялся ли такой завоз? Оказывается, выполнялся. Об этом можно прочитать в статье генерал-полковника Г.П. Пастуховского «Развертывание оперативного тыла в начальный период войны» в «Военно-Историческом Журнале», № 6, 1988, стр. 18 – 25):

На готовности и возможностях оперативного тыла отрицательно сказались и принятые в то время взгляды на характер будущей войны. Так, в случае агрессии приграничные военные округа (фронты) должны были готовиться к обеспечению глубоких наступательных операций. Варианты отмобилизования и развертывания оперативного тыла при переходе советских войск к стратегической обороне и тем более при отходе на значительную глубину не отрабатывались [4. Там же. – С. 15]. Это в свою очередь обусловило неоправданное сосредоточение и размещение в приграничных военных округах большого количества складов и баз с мобилизационными и неприкосновенными запасами материальных средств. По состоянию на 1 июня 1941 года на территории пяти западных военных округов (ЛенВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО и ОдВО) было сосредоточено 340 стационарных складов и баз, или 41 процент их общего количества [5. Тыл Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг. – Ч. 1. – Л.: Изд. Военной академии тыла и транспорта, 1963. – С. 20 – 21]. Здесь же размещалось значительное количество центральных складов и баз Главнефтеснаба и Управления государственных материальных резервов. Необоснованная концентрация складов и баз в приграничной полосе стала одной из главных причин больших потерь материальных средств в начальном периоде войны
....
В связи с быстрым продвижением противника на восток пришлось оставить или уничтожить значительное количество материальных средств. Только на Западном фронте за первую неделю боевых действий (с 22 по 29 июня) было потеряно 10 артиллерийских складов, что составило свыше 25 тыс. вагонов боеприпасов (30 процентов всех запасов), 25 складов и баз, где хранилось более 50 тыс. т (50 процентов) горючего, 14 складов с почти 40 тыс. т (50 процентов) продфуража и большое количество других материальных ресурсов [9. ЦАМО СССР, ф. 208, оп. 14703, д. 1, л. 36; оп. 2454, д. 27, л. 152]». (Г.П. Пастуховский «Развертывание оперативного тыла в начальный период войны». «Военно-Исторический Журнал», № 6, 1988, стр. 18 – 25).

Кстати, во время работы над этой статьей я случайно купил на нашем «птичьем рынке» мемуары маршала Яковлева Н.Д. (бывшего предвоенного начальника артиллерии КОВО) «Об артиллерии и немного о себе». Яковлев перед 22.06.41 получил приказ принять должность начальника ГАУ (Главного артуправления). Вопроса обеспеченности боеприпасами летом 1941 г. он касается, но как-то «уклончиво». С одной стороны, в предвоенные годы запасы вроде бы накапливались, производство расширялось в разы. А с другой с началом войны почему-то возникла серьезная проблема их нехватки, но по какой причине – так и осталось «невыясненным» (с. 54-55):

Кстати, такое положение существовало во всех трех военных округах, где с 1935 года мне довелось служить — в БВО, СКВО и КОВО».

И на стр. 78-79:

Прямо скажу, столь остро вставшие вопросы обеспечения войск вооружения и боеприпасами для многих из нас явились прямо-таки неожиданными. Да, ресурсы оказались незначительными. Но почему? Разбираться в этом очень деликатном, к тому же сулившем большие неприятности, деле мало кому хотелось». (Яковлев Н.Д. «Об артиллерии и немного о себе». Москва, 1984, с. 54-79.).

Но дальше наконец-то он приводит некоторые цифры: «Так, в 1938 году заводами оборонной промышленности было изготовлено всего лишь 12,3 тыс. орудий; в 1939 году — несколько больше, 17,3 тыс. В 1940 году снова произошло некоторое снижение, примерно до 15 тыс. За эти же годы было изготовлено соответственно 12,4 млн., 11,2 млн. и чуть больше 14 млн. снарядов всех калибров (данные даются без учета минометов и мин к ним). Как видим, мощности промышленности в довоенное время, особенно по боеприпасам, были таковы, что на полное удовлетворение всех наших потребностей рассчитывать, конечно же, не приходилось».

Хорошенькие «потребности»! Только за три предвоенных года промышленность сделала под 50 тыс. НОВЫХ орудий. И под 40 млн. НОВЫХ снарядов. А до этого в армии пушек и снарядов вообще не было? И заводы до 1938 г. никаких новых «стволов» и снарядов не выпускали? А сколько их было у вероятных противников? С чем сравнивать? Откуда рассчитывалась «такая» потребность? Это для каких задач 40 миллионов снарядов – «очень мало»?

Но в подобные вопросы бывший в войну начальник ГАУ маршал артиллерии Яковлев Н.Д. не углубляется. Только замечает: «На положение дел с производством боеприпасов в первую очередь повлияла потеря заводов, расположенных на временно оккупированной врагом территории. И при разработке плана следовало учитывать этот фактор.

Попутно замечу, что здесь сказалась и потеря запасов снарядов и мин, ранее находившихся в ведении западных приграничных округов. Однако это количество было не таким уж и большим».

А вот в 1977 г. издательством ГАУ был выпущен сборник «Артиллерийское снабжение в Великой Отечественной войне 1941-45 гг.» (Москва-Тула). Цитаты оттуда:

Желание максимально приблизить к войскам запасы выстрелов привело к тому, что более 30 млн. снарядов и мин разместили в угрожаемой приграничной зоне. Большая часть их впоследствии была потеряна».

Опять «дежурная» фраза «максимально приблизить к войскам»! К каким? А на остальной территории СССР войск не было? По какой причине и в связи с каким военным планом потребовалось свезти такие запасы боеприпасов в «угрожаемую приграничную зону»? Чтобы их потом «благополучно» потерять? А в момент завоза Генштаб понимал, что зона «угрожаемая»? Или так получилось «непланово»? А кто-то понес наказание за это вредительство?

8

И разве 1940-й год был последний, когда промышленность выпускала пушки и боеприпасы? В первой половине 1941 г. заводы тоже работали. Можно где-то посмотреть статистические данные? Оказывается, определенный документальный «след» есть во 2-м томе «Малиновки» – документ № 380. «ИЗ ПОСТАНОВЛЕНИЯ СНК СССР «О ПЛАНЕ ТЕКУЩИХ ВОЕННЫХ ЗАКАЗОВ НКО, НКВМФ И НКВД НА II КВАРТАЛ 1941 ГОДА»

1. Утвердить план текущих военных заказов на II квартал 1941 г. по авиационному, артиллерийскому, минометному, стрелковому, автобронетанковому, морскому, инженерному и химическому вооружению, военным приборам, вооружению связи и боеприпасам для Наркомобороны, Наркомвоенморфлота и Наркомвнудела в количествах, согласно приложениям №№ 1-8, в том числе...»

И дальше перечисляются количества вооружений и боеприпасов, которые должны были произвести заводы СССР во 2-м квартале (апрель-май-июнь). Конечно, можно поверить, что эти планы могли быть не выполнены на 100%, но хотя бы под 80% они были реальные? Т.е. вполне можно оценить порядок цифр по количеству производства за четверть года, а потом и за год, умножив на 4. Вот плановые данные производства по некоторым позициям за КВАРТАЛ :

Знаете, что такое «45-мм выстрелы»? Это снаряды к противотанковой пушке-«сорокапятке» – ДВА с половиной миллиона штук! Сколько немецких танков двинули на СССР 22.06.41? Где-то несколько тысяч (3 или 4 – в данном случае не принципиально). Итого – от 600 до 800 снарядов на КАЖДЫЙ НЕМЕЦКИЙ ТАНК!!!! И это только выпуск трех предвоенных месяцев! Но это ж не всё! Есть еще миллион с лишним снарядов к 76-мм пушке. Из нее по танкам тоже, наверное, можно было стрелять. И еще полтора миллиона снарядов к 122-мм гаубицам. Из них по танкам стрелять сложнее, но можно поставить «заградогни» – неподвижные и подвижные («НЗО», «ПЗО»). А пехоту можно закидывать минами из минометов (свыше миллиона мин). Да хотя бы и ручными гранатами (4 миллиона штук – осколки от каждой разлетаются на 200 м). Да если бы еще и выстрелить пару раз из всех НОВЫХ винтовок (450 тысяч штук с 1000 патронов для каждой!).

Повторяю: это результат работы промышленности только ТРЕХ предвоенных МЕСЯЦЕВ. При работе в режиме мирного времени (не особо напрягаясь). И еще должно было быть в наличии большинство из того, что было произведено раньше.

И все это оказалось «довольно скудными запасами»???

Действительно, по факту у тех, кто был на фронте летом 1941 г. в нужном месте вооружения и боеприпасов по какой-то причине часто не хватало. Примеры
Патроны к пистолету летом 1941 делили поштучно. (Рассказывал школьный преподаватель физкультуры в конце 60-х годов).
Вместо винтовок срочно пытались задействовать с длительного хранения шашки с надписью «Боже, царя храни!». (Воспоминание начальника ГАУ Яковлева Н.Д.).
А в Ленинграде пытались срочно наладить производство хоть какого-то холодного колющего оружия. (Воспоминание Анастаса Микояна, гл. 31):

Когда Ворошилов был назначен командующим в Ленинград, он потребовал, чтобы Ленинграду было дано необходимое количество винтовок. В этом ему было отказано, так как потребность в винтовках на других фронтах была большей. Тогда Ворошилов провел решение о производстве на ленинградских заводах холодного оружия (пик, кинжалов, сабель). Узнав об этом, Сталин возмутился. ... После этого инцидента мы сумели быстро наладить производство винтовок, а затем и автоматов и полностью удовлетворять потребность в них фронта».

Куда ж столько «добра» подевалось «во мгновение ока»?

И если начальник ГАУ не захотел по свежим следам разбираться в этом «очень деликатном» («к тому же сулившем большие неприятности») деле, то что же остается историкам через десятки лет?

Остается вернутся к раскопкам предвоенных планов и их реализации. По следам, какие доступны.

9

"Следы" показывают, что тогда не только отсылались директивы в штабы западных военных округов по какой-то военной подготовке, но и завозились поближе к границе различные ресурсы (в серьезных количествах). На «обычные» учения это не похоже. А так как подготовка велась сразу в нескольких соседних приграничных округах, то понятно, что должен был существовать и общий план. Есть ли о нем какие-либо сведения? Оказывается, какие-то есть. В той же «Малиновке» опубликован документ № 473. «ЗАПИСКА НАРКОМА ОБОРОНЫ СССР И НАЧАЛЬНИКА ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ ПРЕДСЕДАТЕЛЮ СНК СССР И. В. СТАЛИНУ С СООБРАЖЕНИЯМИ ПО ПЛАНУ СТРАТЕГИЧЕСКОГО РАЗВЕРТЫВАНИЯ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СОВЕТСКОГО СОЮЗА НА СЛУЧАЙ ВОЙНЫ С ГЕРМАНИЕЙ И ЕЕ СОЮЗНИКАМИ»

В комментарии к нему написано, что текст рукописный, выполнен рукой А. М. Василевского. «Датировано по надписям на приложении – картах и схемах. Документ не подписан».

Среди историков эта «Записка» получила укороченное название «Соображения от 15 мая». Но противники В.Суворова настойчиво пытаются обратить внимание именно на то, что этот документ не был подписан и поэтому, дескать, он не был принят к исполнению и потому его (якобы) нельзя воспринимать всерьез.

Однако стоит вчитаться в него повнимательней. Так как он не имел номера, то это означает, что он не проводился по учету секретных документов. Т.е. он не предназначался для снятия копий и пересылки куда-то спецпочтой. Но как же о нем мог узнать товарищ Сталин? Или он о нем так ничего и не узнал? Возможно. Но что-то не верится, чтобы серьезные люди сочиняли такой важности документ «просто так» от нечего делать. Должна была быть причина. Но для начала полезно уточнить дату документа. Что означает «не ранее 15 мая 1941 г.»? Откуда взялось это число? Оно взялось из текста, в котором говорится:

Из них на границах Советского Союза, по состоянию на 15.05.41 г., сосредоточено до 86 пехотных, 13 танковых, 12 моторизованных и 1 кавалерийской дивизий, а всего до 112 дивизий».

Т.е. чтобы вписать в текст «Соображений» дату другого «15.05.41», автор документа должен был получить эти самые «данные Разведуправления». И они есть в том же втором томе «Малиновки» под № 472 – «СПЕЦСООБЩЕНИЕ РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ «О РАСПРЕДЕЛЕНИИ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ ПО ТЕАТРАМ И ФРОНТАМ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ ПО СОСТОЯНИЮ НА 15.05.41 г.»

Перегруппировка немецких войск за первую половину мая характеризуется продолжающимся усилением группировки против СССР на протяжении всей западной и юго-западной границы, включая и Румынию, дальнейшим усилением сил для действий против Англии на Ближнем Востоке, в Африке и на территории Норвегии. ... ».

Документ подписан Начальником Разведуправления Генштаба Красной Армии генерал-лейтенантом Голиковым. И указана рассылка, в т.ч. Сталину, Тимошенко, Жукову. Документ секретный, должен быть проведен по секретному делопроизводству. Провели его именно 15 мая. Но вопрос – утром (если это плановая рассылка) или во второй половине дня, чтобы учесть новые сообщения, полученные до обеда (если это тоже плановая рассылка с таким порядком). Если бы отсылали утром, то документ должен был быть готов вечером 14 мая. Но тогда логичнее его назвать «по состоянию на 14.05.41». Таким образом, провели его по секретному делопроизводству скорее всего вечером 15.05. А когда рассылали? Тоже вечером 15.05 или уже утром пятницы 16.05? Видимо, это не особо принципиально. По крайней мере генерал Василевский в Генштабе ознакомиться с ним мог не ранее второй половины дня 16.05. Пока получил, пока почитал, пока сделал выписки, пока сдал обратно в секретку – тоже время прошло (остаток дня пятницы 16-го). И наступает суббота 17 мая (в те годы рабочий день). Таким образом, составить «соображения» могли не ранее субботы 17 мая. Но должен был быть и приказ или какое-то распоряжение на их составление. Кто и когда его мог отдать? Прямые начальники Василевского – Ватутин и Жуков. Но вряд ли они сами были инициаторами такого задания. Представим: глава правительства даже и не помышляет о войне. У него проблемы с посевной, с вводом в строй ряда крупных предприятий, с поставками по импорту. А тут неожиданно приходит начальник Генштаба и предлагает утвердить план подготовки наступления на какого-то соседа по границе! Как это? С чего это вдруг? Какая еще война? Все государственные планы срочно переделывать?

Но совсем другая ситуация, если приказ на разработку «соображений» исполнитель в Генштабе получил по линии Сталин – Тимошенко – Жуков – Ватутин. И тут возникает вопрос, когда Сталин мог отдать такой приказ? И зачем? Так как на «соображениях» нет учётного номера, то получается, что они не предназначались для пересылки по спецпочте (и тем самым регистрации по секретному делопроизводству). Т.е. скорее всего их содержание главе правительства планировалось передать устно. Например, в виде доклада. Например, во время посещения сталинского кабинета в Кремле. По журналу посещений известно, что после 15 мая и до большого совещания 24 числа Тимошенко и Жуков были у Сталина в понедельник 19-го и в пятницу 23-го мая. Вполне понятно, что серьезное совещание требует серьезной подготовки. С бухты-барахты такое не проводится. А поставить задачу разработать доклад к совещанию мог только Сталин. И логичнее всего – в понедельник 19 мая, когда кроме Жукова и Тимошенко к Сталину пришел и генерал Ватутин – начальник Оперативного управления и прямой начальник генерала Василевского, который в то время был его заместителем. Вполне понятно, что речь должна была идти о военных планах. Но вряд ли Жуков лично составлял текст.

Есть довольно подробное описание, как однажды ему помогали в подготовке серьезных документов. Об этом написал в своих мемуарах маршал Баграмян И.Х., военная судьба которого периодически пересекалась с военной судьбой маршала Жукова. Летом 1940 г. полковник Баграмян искал возможность вырваться из преподавателей академии и попасть в войска. Ему удалось с «оказией» отправить просьбу Жукову, который в то время был командующим КОВО. Жуков походатайствовал о переводе полковника Баграмяна в Киевский округ. И вот в сентябре 1940 г. Иван Христофорович попадает в Киев в кабинет Жукова. По приказу о переводе он должен был выехать в штаб 12-й армии на должность начальника оперативного отдела. Но Жуков его задержал на некоторое время. Он сказал:

Жил я без семьи, работал, как говорится, с подъема до отбоя. Мы с Ивановым довольно быстро справились с заданием. Много трудившийся над докладом командующий остался доволен нашим старанием. В конце сентября Георгий Константинович внес последние поправки и дополнения...». (Баграмян И.Х., «Так начиналась война», Киев, 1984, с. 15-17).

(Попутно выясняется, что идея провести в декабре 1940 г. крупное совещание в Наркомате обороны уже существовала в сентябре того года). А вернувшись в май 1941 г., заметим, что основной текст «Соображений 15 мая» был составлен тем исполнителем из генштаба, который до этого участвовал в работе над подобными военными планами страны и был посвящен во все детали – генералом Василевским. В 70-х годах ХХ века, выйдя в отставку, в своих мемуарах («Дело всей жизни») он кратко перечислит этапы разработки этих самых планов стратегического развертывания «на западной границе».

10

Оказывается, в апреле 1940 г. по решению мартовского пленума ЦК ВКП(б) состоялось расширенное заседание Главного военного совета. На нем обсудили итоги войны с Финляндией и направления развития армии на будущее. А с середины апреля Василевский включился в работу «над планом по отражению возможной агрессии». Его должны были представить на утверждение в ЦК партии. Над планом работали также Н.Ф.Ватутин и Г.К.Маландин. Руководил работой маршал Шапошников. И скорее всего, не по собственной инициативе, а по команде от высшего руководства страны. Василевский называет план «оперативным», в котором наиболее вероятным и главным противником называлась гитлеровская Германия с некоторыми союзниками. Однако, до сентября 1940 г. он не был представлен руководству страны (хотя и был разработан к августу – документ в «Малиновке» № 95). Видимо, сыграли роль различные изменения в международной политической обстановке: война Германии на Западе Европы, поражение Франции, присоединение к СССР стран Прибалтики и Бессарабии с Северной Буковиной. Естественно, при этом произошли серьезные изменения на советском «западном театре». Из-за чего и потребовалось сначала дождаться политических результатов, а потом внести коррективы в план стратегического развертывания.

В частности, 3 июня 1940 г. нарком Тимошенко издал приказ о выделении с 5 июня советских войск из состава Ленинградского, Калининского и Белорусского военных округов на территории Эстонской, Латвийской и Литовской республик. И сформировать для них новый аппарат управления («по прилагаемому штату») – предшественник нового военного округа (будущего Прибалтийского).

12 июля Тимошенко отправил Сталину, Молотову и в комитет обороны Ворошилову «доклад» с перечнем работ по усилению железнодорожной сети на присоединенных западных территориях, так как «неподготовленность к переработке и разгрузке поездов на раздельных пунктах, намеченных под станции снабжения, не гарантирует бесперебойного питания войск средствами материального снабжения». А также для подготовки «железнодорожной сети западного театра к работе в военное время и в целях планомерного устранения указанных явно ненормальных положений». Далее в приказе идет немаленькое перечисление требуемых мероприятий (постройка новых железнодорожных линий, укладка вторых путей, постройка и реконструкция выгрузочных мест, строительство диспетчерской селекторной связи ВОСО – «военных сообщений»). Но конечно, эти задачи придумал не сам Тимошенко – таблицы предлагаемых мероприятий подписали: начальник Генштаба маршал Шапошников, военный комиссар Генштаба корпусной комиссар Кожевников и начальник военных сообщений генерал-лейтенант технических войск Трубецкой.

В начале августа 1940 г. на VII сессии Верховного Совета СССР Молотов сообщил, «что в июле месяце были проведены демократические выборы в Литовский сейм, в Латвийский сейм и в Государственную думу Эстонии. ... Мы с удовлетворением можем констатировать, что народы Эстонии, Латвии и Литвы дружно проголосовали за своих представителей, которые единодушно высказались за введение советского строя и за вступление Литвы, Латвии и Эстонии в состав СССР». (Сборник «Документы, 1941» в 2-х книгах, Москва, 1998 (далее – Сб. «1941»), книга 1, с. 150.)

17 августа 1940 г. за подписями Тимошенко и Шапошникова был издан приказ Наркома обороны о создании Прибалтийского военного округа для руководства войсками, расположенными на территории Эстонской, Латвийской и Литовской ССР. Различные мероприятия, перечисленные в нем, предписывалось закончить к 20 сентября 1940 г.

Соответственно, требовалось внести изменения в план стратегического развертывания на Западе. И его новый вариант был готов к 19 августа (№ 95 в «Малиновке»). Но в это время Сталин поменял начальника Генштаба. Вместо Шапошникова им стал генерал армии К.А.Мерецков. В связи с чем потребовалось еще какое-то время на доработку нового плана, который в течение нескольких часов докладывался Сталину в конце сентября (документ № 117 в сборнике за 18.09.1940). Но Сталин полностью его не принял, а предложил еще раз переработать с целью усиления главной советской группировки южнее Полесья – на юго-западе Украины. В связи с этим генералы Василевский, Маландин и Анисов до 15 декабря 1940 г. должны были внести требуемые изменения и согласовать его с мобилизационным планом и с планами других наркоматов, особенно путей сообщения. А также выдать задания штабам округов, чтобы там занялись созданием окружных планов. Видимо, тогда же и было принято решение провести в декабре «большое совещание» в Наркомате обороны.

После него в январе 1941 были проведены штабные игры. По их результатам в феврале 1941 г. начальником Генштаба стал генерал Жуков. Следом в феврале принимается новая схема мобилизационного развертывания РККА (№ 272 в «Малиновке»). А в марте и новый «оперативный план отражения агрессии» (б/н 11 марта 1941 г. – № 315 в сборнике). Василевский пишет, что он «был тщательно увязан с мобилизационным планом Красной Армии и страны в целом; отработаны расчеты и графики на перевозки войск и всего необходимого для них из глубины страны в районы сосредоточения и приняты должные меры для обеспечения перевозок по линии Наркомата путей сообщения». В развитие этого плана в феврале–апреле в Генштаб вызывались военные руководители из западных округов, с которыми решались вопросы прикрытия отмобилизования войск вторых эшелонов округов. Причем, Василевский специально подчеркивает в мемуарах на стр. 113, что Генштаб не только продолжал вносить коррективы «в разработанные оперативный и мобилизационный планы для отражения неизбежного нападения на нашу страну, но по указанию ЦК партии и правительства проводил в жизнь целый ряд очень важных мероприятий из этих планов, направленных на усиление обороноспособности наших западных границ». (Василевский А.М., «Дело всей жизни», Москва, 1976, с. 113).

Другими словами, получается, что «план от 11 марта» не только был принят «теоретически» (на случай начала войны), но и оказался настолько конкретным, что его начали претворять в жизнь. Хотя, не обходилось и без внесения очередных изменений. В частности, на нем нашли надпись, якобы сделанную рукой Ватутина: «наступление начать 12 июня». В связи с чем она была написана, пока неизвестно. Вот объяснение историка на форуме в Интернете, который видел ее: «План написан на 55 листах с одной стороны. Первые 16 страниц опубликованы, остальные 39 посвящены первым операциям (до армии включительно) + наметки по ДВ. Нормальные задачи. Ничего агрессивного в них не вижу. Вижу намерение военного руководства «малой кровью, на чужой территории», как и учили нас в глубоком детстве. В районе 20-го листа (точно не помню) написана задача ЮЗФ. На обороте предыдущего листа непонятно кем написана ДРУГАЯ задача ЮЗФ. НАД ней третьим человеком сделана эта надпись. Кто, когда и зачем делал эти примечания – мне лично неизвестно. Военные историки, кто видел сей документ, считают, что надпись про 12 июня сделана Ватутиным. Для чего и зачем – есть разные версии. К общему знаменателю не пришли, и, вероятнее всего, никогда не придут».

И еще одно мнение «из Интернета»: «Михалев, например, считает, что Ватутин делая такую надпись, что-то там планировал. Однако это было его предложение к докладу. В любом случае, это предложение так и осталось предложением, т.к. никакого развития не последовало. Однако есть и другая версия, к примеру исходя из полученных разведданых о начале войны в мае, Ватутин приблизительно прикинул, когда РККА может начать наступление (пресловутые 20-25 дней после мобилизации)».

Но такое предположение логичнее в том случае, если немцы начнут «серьезное» наступление не на СССР, а где-то на другом «театре». Другими словами, реальное нападение на СССР в советском Генштабе не предполагалось.

11

Что касается задач фронтам, то они в какой-то мере повторяли идею предыдущих планов, отличаясь в деталях. Например, фрагмент задачи ЮЗФ по Плану от 11 марта 1941 года (тоже «из Интернета», так как целиком он не опубликован):

Дальнейшей стратегической целью для главных сил Красной Армии, в зависимости от обстановки, может быть поставлено развитие операции через Познань на Берлин или действий на юго-запад на Прагу и Вену или удар на севере через Торунь и Данциг с целью обхода Восточной Пруссии...»

Соответственно, чем ближе приближалось лето 1941 и обострялось ожидание «немецкого начала» («где-то»), то требовалось подробнее вводить в курс дела командующих западных военных округов. В частности, на совместном совещании в конце мая 1941. А для этого надо подготовить доклад с основными идеями плана («от 11 марта» с последующими корректировками). Но прежде чем выносить его на совещание, доклад предварительно должны были обсудить со Сталиным. Вполне вероятно, что такое двухчасовое обсуждение и состоялось в сталинском кабинете 23 числа (за день до совещания), когда к Сталину пришли Тимошенко, Жуков и маршал Кулик. В его результате и могли появиться «исправления в тексте, выполненные, предположительно, рукой Г.К. Жукова. Дополнения в тексте приведены курсивом и взяты в угловые скобки. Вычеркнутая часть текста взята в прямые скобки» (из комментария к документу при публикации в «Малиновке»). Правильно, изначально текст исполнялся не Жуковым. А в кабинете Сталина 23 мая вносить исправления пришлось ему. Технически Жуков мог вписать исправления и до посещения Сталина. Но, как правило, все исправления вносятся до совещания у руководства, на которое идут уже с исправленным и «чисто» перепечатанным документом.

А на следующий день в пятницу 24 мая эти «соображения» вполне могли обсуждаться на большом совещании с командующими западных военных округов. Поэтому их правильнее было бы назвать не «соображениями от 15 мая», а «докладом к совещанию 24 мая». И наиболее реальное время его подготовки – с 20 по 23 мая 1941 г. Кстати, командующие западными округами должны были прибыть к Сталину тоже не с пустыми руками, а с подготовленными своими планами, выполнить которые им предписывалось директивами от «начала» мая. Тем самым можно наблюдать вполне последовательный процесс разработки какого-то «мероприятия» «на западе».

12

У Сталина был и дополнительный повод затронуть эту тему именно после 15 мая, так как в тот день в Москву прилетел трехмоторный транспортный самолет «Юнкерс-52», на котором (по некоторым данным) ему доставили (ответное) письмо от Гитлера.

Это история не совсем известная. Точных данных о ней до сих пор нет и историки не очень любят её касаться. Например, в радиопередаче «Именем Сталина» (эфир 04.07.2009 20:08 на радиостанции «Эхо Москвы») сотруднику Германского исторического института в Москве к.и.н. Сергею Кудряшову был задан прямой вопрос: «Было или не было письмо Гитлера к Сталину накануне войны, которому Сталин не поверил?» После краткого обзора майских встреч Деканозова и Шуленбурга Кудряшов сказал: «Но письма – вот должен ответить на этот вопрос – никакого письма Гитлера Сталину не было».

С другой стороны, об обмене письмами между Сталиным и Гитлером упоминал маршал Жуков. А в июне 2007 г. была опубликована беседа Президента Академии военных наук генерал армии М.А. Гареева с Михаилом Тульевым «Уроки 22 июня 1941 года», в которой Гареев цитирует письмо Гитлера, присланное Сталину «14 мая 1941 г.». Текст письма в каком-то виде гуляет в Интернете, ссылаясь, например, на издание «Офицерский корпус в политической истории России». (В 6-ти тт. Авт.-сост.: доктор политических наук, профессор А.И.Панов. – М.: «Витязь», Калуга: ИД «Эйдос», 2002-2003., тт.5-6). Поэтому вопрос о нереальности обмена письмами как бы существовать может (на примере историка Сергея Кудряшова).

Но он достаточно «вольно» интерпретирует события 1938-1941 гг. И отрицает, что Шуленбург делал какие-то предупреждения Сталину. Хотя, например, во 2-м томе «Малиновки» есть документ № 593. «ЗАПИСКА ЗАМ. НАРКОМА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СССР Б.З.КОБУЛОВА С СООБЩЕНИЕМ АГЕНТУРНЫХ ДАННЫХ»

Его текст начинается фразой: «16 июня с. г. ____ в Москве ___ в беседе заявил следующее: «Я лично очень пессимистически настроен и, хотя ничего конкретного не знаю, думаю, что Гитлер затевает войну с Россией...». А далее по тексту становится понятно, что автором этих слов мог быть только немецкий посол (в то время граф Шуленбург). И в том же втором томе «Малиновки» есть документы, в которых упоминается идея обмена письмами.

На майские праздники 1941 г. в Москву из Берлина приехал советский посол в Германии В.Г.Деканозов (он же – зам. наркома иностранных дел СССР и бывший штатный работник советских разведорганов). 5 мая он встретился с послом Германии в СССР Шуленбургом на завтраке. Немецкий посол перед этим ездил в Берлин на день рождения Гитлера, и они с Деканозовым обсудили возникшие трудности в советско-германских отношениях. В частности, ряд «досадных» действий, не очень «дружеских», как со стороны Германии, так и со стороны СССР. А затем Шуленбург рассказал, что он сообщил Гитлеру об очень вредной роли (для его работы посла) слухов о предстоящем военном конфликте Советского Союза с Германией, которые циркулируют в Берлине и в Германии вообще, начиная с января 1941 г. Шуленбург спросил Деканозова, известно ли советской стороне об этом. Деканозов ответил, что знает. Дальше граф привел объяснение Гитлера, что тот вынужден был провести «мероприятия предосторожности» на восточной границе Германии в силу «упомянутых действий» Советского правительства. В конечном итоге, подытожил Шуленбург, слухи о предстоящей войне Советского Союза с Германией являются «взрывчатым веществом» и их желательно пресечь. И предложил что-то предпринять. Но не знает, что. Об этом еще не думал и не имеет на этот счет никаких указаний из Берлина. И вообще выражает эту идею в частном порядке. А поэтому он предложил еще раз встретиться за завтраком в Москве и «обменяться взглядами».

Новый «завтрак» Шуленбурга и Деканозова состоялся 9 мая. Для разрядки слухов о напряженности в советско-германских отношений Деканозов предложил опубликовать совместное коммюнике, в котором, например, можно было бы указать, что эти слухи не имеют под собой основания и распространяются враждебными СССР и Германии элементами. Шуленбург выразил сомнение, что удастся быстро согласовать текст документа. И предложил обменяться письмами лично между Сталиным и Гитлером. («Если Сталин обратится к Гитлеру с письмом, то Гитлер пошлет для курьера специальный самолет и дело пройдет очень быстро»). Деканозов пообещал 10 мая перезвонить и условиться о следующей встрече.

Еще один их совместный «завтрак» состоялся 12 мая, в день, когда Деканозов должен был выехать из Москвы в Берлин. И на нем было озвучено принципиальное советское согласие обмена письмами. И для этого есть предложение Шуленбургу договориться с Молотовым о тексте письма, а также о совместном коммюнике. Но Шуленбург напомнил, что он излагал эту идею в частном порядке, не имея на то никаких полномочий из Берлина. Поэтому он не может вести об этом переговоры с Молотовым. И предложил, чтобы Сталин сам от себя «спонтанно» обратился бы с письмом к Гитлеру.

На этом тема обмена письмами в «Малиновке» больше не поднимается. Но можем проанализировать ситуацию. Действительно, никак не прореагировать на волну слухов о приближении войны между Германией и СССР главе советского правительства было бы странно. Какая-то реакция должна быть. Но кто к кому должен был обращаться? Какой-нибудь клерк из наркомата иностранных дел к какому-нибудь клерку из немецкого МИДа? Скорее уж требовалось обменяться нотами самим министрам. Но без санкции глав правительств? И что там написать? «Извините, мы хотели бы узнать, для чего вы собираете свои войска у нашей границы?» Ну и ответят: «для плановых тренировок». Вопрос слишком серьезный и деликатный. И вряд ли ответы будут искренние и без вранья. Поэтому если и попытаться получить какой-то ответ, то от самого главного лидера той самой соседней страны. А 12 мая и возникла оказия – лично советский посол возвращался в Берлин. Вот ему вполне можно было поручить доставить письмо Гитлеру.

А как же объясняет эту историю «штатная наука»? Свежий пример можно найти в уже упоминавшейся передаче 04.07.2009 в 20:08 на радиостанции «Эхо Москвы» (программу вела Нателла Болтянская).

С.КУДРЯШОВ: А в это же время, представляете, в это же время 10 мая Гесс улетает в Англию. И информация о его полете поступает 12-го мая, к Сталину она приходит 13-го мая. И тут он понимает: он 12-го мая, Шуленбург уже как бы не хочет ничего делать, и вдруг Гесс улетел в Англию. И не зная, что там происходит в Англии, Сталин просто как политик, который стремился мыслить рационально, думает, что идет большая игра. Молотов потом, кстати, так и озвучил: «Идет большая игра». Они придумали себе эту игру. Они думали, что идет большая игра, а игра уже шла в одни ворота. Но письма – вот должен ответить на этот вопрос – никакого письма Гитлера Сталину не было».

Н-да, «научное объяснение», однако. Кстати, не совсем понятно, так знали Шуленбург и Деканозов утром 12 мая о полете Гесса или нет? И что там происходило в Англии? Скорее всего, вряд ли. Первые сообщения о полете Гесса в немецкой печати появились вечером 13 мая. И попали к Сталину 14-го числа.

Документ в «Малиновке» «№ 467. СПРАВКА ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ НКГБ СССР

1) по данным «Зенхен», Гесс, прибыв в Англию, заявил, что он ..... привез с собой мирные предложения. Сущность мирных предложений нам пока неизвестна».

А Деканозов в Берлин уехал 12 числа. Кроме того, на двух его встречах с Шуленбургом еще был и работник немецкого посольства Хильгер (5 и 12 мая). Вряд ли в его присутствии немецкий посол стал бы откровенничать. Еще вопрос, как бы прореагировал Хильгер. Но в отчете о встрече 9 мая он не упоминается. И написано, что «при беседе присутствовал тов. Павлов В.Н.». Но там ничего нет ни о каких «конкретных предупреждениях» Шуленбурга. Да и по контексту не совсем понятно, в каком месте он бы их сделал.

13

Что же касается мемуаров Микояна, то когда я начал их читать, вспомнились объяснения историков, изучавших Древнюю Месопотамию. Они заметили, что в клинописных текстах тех времен используются слова и термины трех языков одновременно. Нечто похожее и с мемуарами Микояна – похоже на то, что в них есть информация о реальных событиях его самого, о реальных событиях со слов других, фантазии других и, возможно, фантазии самого Анастаса Ивановича. И при этом путаются даты, фамилии, номера, последовательность. Так и с «предупреждением Шуленбурга». Про это ему якобы рассказал переводчик Павлов:

«За несколько недель до начала войны германский посол в СССР граф Шуленбург пригласил на обед приехавшего в Москву Деканозова. В присутствии своего сотрудника Хильгера и нашего переводчика Павлова Шуленбург довел до сведения Деканозова, что в ближайшее время Гитлер может напасть на СССР, и просил передать об этом Сталину. Реакция Сталина и на это крайне необычное для посла сообщение оставалась прежней». (Микоян, А.М. «ТАК БЫЛО», «Вагриус», 1999, с__ http://militera.lib.ru/memo/russian/ mikoyan/04.html)

Во-первых, не на «обед», а на «завтрак». Во-вторых, действительно, Павлов присутствовал на встречах Шуленбурга и Деканозова, а также, видимо, и на каких-то других встречах. Возможно, что и 16 июня, где Шуленбург заявил: «... Я послал __ (__) специально в Берлин, чтобы он выяснил положение и, кроме того, выяснил, как поступить нам всем здесь в посольстве в случае войны. Мое положение ведь тоже не совсем хорошее, когда вся злоба вашего народа может обратиться против меня. Может быть, через неделю меня уже не будет в живых ... Я не могу себе представить .... и все мои подчиненные того момента, когда начнется война. Мы все не хотим этого.

Возможно, что я, находясь здесь, и преувеличиваю, но я полагаю, что через неделю все должно решиться. Никто не хочет верить в возможность войны» (Документ «Малиновки» № 593 от 20 июня 1941 г.). Ведь Шуленбург скорее всего говорил это не на русском языке и тоже требовался переводчик. А встречу в понедельник 16 июня немецкий посол мог попросить в качестве реакции на «Заявление ТАСС» от пятницы 13 июня, опубликованное в советских газетах на следующий день.

Если Павлов выполнял перевод и этих слов Шуленбурга, то его рассказы о встречах немецкого посла и Деканозова со всеми другими сообщениями у Микояна могли сконвертироваться во что-то общее. Возможно, во время беседы с Павловым Анастасу Ивановичу не было необходимости уточнять последовательность, даты и фамилии участников. А в дальнейшем он не посчитал нужным это сделать. Что запомнил, то и рассказал.

Так «предупреждение» Шуленбурга от 16 июня превратились в его «откровения» на встрече с Деканозовым, который выехал из Москвы 12 мая.

Но после завтрака с немецким послом до отъезда в Берлин у Деканозова должно было остаться какое-то время, за которое он, скорее всего, еще раз встретился с Молотовым доложить результаты беседы. И вот тут возникала деликатная ситуация. Советский посол поехал в свою страну на «консультации». Но в условиях растущей напряженности и распространения массы слухов почему-то вернулся «ни с чем». Странно как-то. Как минимум он должен был приехать с какими-то текстами в адрес руководства Германии. С какими? С проектом «коммюнике», которое не согласовано с немецким послом? С «нотой протеста»? Вроде бы рановато. Вот и получается, что личное письмо от «лидера» к «лидеру» было бы в самый раз. Но официально его текст до сих пор толком неизвестен.

14

В Берлин Деканозов приехал 13 мая. О времени встречи с Гитлером (или еще с кем-то) требовалось договориться заранее. Поэтому передача послания произошла скорее всего 14 мая. И как должен был отреагировать Гитлер? Смолчать? Когда к нему лично обращается руководитель соседней страны? Неудобно. Долго тянуть с ответом? Тоже не очень вежливо. Тем более в связи с очень важными вопросами. «Нормально» было бы ответить немедленно. Вот и становится логичной дата «ответного письма» Гитлера 14 мая. Но как его отправить? Поездом с диппочтой, которая дойдет до Москвы дня через три. Плюс пока его разберут в посольстве, пока договорятся о встрече – пройдет еще какое-то время. А можно послать в Москву «чартерный» «Юнкерс-52». Который и полетел на следующий день 15 мая.

По опубликованным текстам «ответа» Гитлера, в его объяснениях были интересные подробности. В частности:

Адольф Гитлер». («Российская газета» - Федеральный выпуск № 4688 от 20.06.2008 г., статья «Письмо Сталину, О чем писал Адольф Гитлер советскому вождю накануне вторжения»).

Примерно о том же говорится и во фрагменте из письма Гитлера Сталину (с подтверждением даты «14 мая»), который привел в своей беседе с журналистом Михаилом Тульевым в 2007 г. генерал Гареев. Перевод несколько иной, но суть та же (складывается впечатление, что его делали разные переводчики):

Уверяю Вас честью главы государства, что это не так. Со своей стороны, я тоже с пониманием отношусь к тому, что Вы не можете полностью игнорировать эти слухи и также сосредоточили на границе достаточное количество своих войск. Таким образом, без нашего желания, а исключительно в силу сложившихся обстоятельств, на наших границах противостоят друг другу весьма крупные группировки войск. Они противостоят в обстановке усиливающейся напряженности слухов и домыслов, нагнетаемых английскими источниками». (Махмут Гареев, «Уроки 22 июня 1941 года», ВПК, (189) 20-26.06.2007 г http://www.pbrus.org/army/90-maxmut-gareev-uroki-22-iyunya-1941-goda.html).

В результате в четверг вечером 15 мая 1941 г. Сталин получает сообщение, что Гитлер после 20 июня 1941 г. собирается своими войсками куда-то «вдарить». Вряд ли на СССР, так как у немцев не было столько ресурсов для длительной войны. Но куда? Сам Гитлер заявляет, что на Британию. Действительно, уже почти все европейские страны оказались в орбите немецкой политики (кстати, в т.ч. не без участия СССР, на что намекал Шуленбург Деканозову на майских «завтраках»). Оставалась Англия на своих островах. И не только на них – были еще и британские владения в Африке и на Ближнем Востоке. Но в любом случае за один день не справиться. Потребуется некоторое время в неделях, чтобы чего-то добиться. И вот тогда (числа 6 июля) и может возникнуть интересный момент, пропустить который было бы жалко.

А чтобы «не пропустить», то пора срочно заняться конкретной подготовкой. Строго говоря, подготовка уже велась. И без письма Гитлера было известно, что он войска не сокращает и готовится к какой-то «большой» войне. Поэтому и ушли в мае 1941 в штабы западных округов директивы срочно закончить подготовку планов «прикрытия мобилизации, сосредоточения и развертывания войск округа». Потом было бы полезно вызвать командующих на совместное совещание «без протокола». Для чего требуется составить тезисы к докладу начальника Генштаба. Предварительно его этим озадачив. И согласовав все это с наркомом обороны. А также полезно получить последние разведданные. Вот и возникла разведсводка на 15 мая и «Записка с соображениями» («не ранее 15 мая»). А также вызовы Жукова и Тимошенко к Сталину 19 и 23 мая.

Кстати, в самой «Малиновке» объяснение даты «Соображений 15 мая» странное. Там написано: «Этот документ С.К. Тимошенко и Г.К. Жукова не имеет даты и его условное датирование сделано на основании приложенной к нему карты по состоянию на 15 мая 1941 года. Составлялся он, видимо, сразу после выступления И. В. Сталина перед выпускниками военных академий 5 мая. Эта речь могла стать для наркома и начальника Генштаба реальной возможностью в очередной раз поставить перед И. В. Сталиным вопрос о необходимости срочных мер в условиях очевидного сосредоточения немецких войск у советских границ....» (Сб. «1941», книга 2, с. 296).

Странно, а ссылку на разведсводку на 15.05.41 в самом тексте, получается, вписали уже потом, после 15 мая? Если учесть, что эта фраза находится в начале документа, то становится понятно, что составлялся он ПОСЛЕ 15 мая, а никак не ДО.

15

Итак (как уже согласились некоторые ученые, например, М.И. Мельтюхов), высшее политическое руководство СССР в первой половине 1941 г. проводило конкретную подготовку наступления «на Западе». В частности, майские директивы требовали срочно разработать планы прикрытия мобилизации, сосредоточения и развертывания войск округа к концу мая 1941 г. В основном конечной датой было 20-е или 25-е число. Прибалтийскому же – к 30 мая. Причем, именно там есть интересная запись в примечании.

ЦА МО РФ. Ф.16. Оп.2951. Д.237. Лл.33-47. Рукопись на бланке: «Народный комиссар обороны СССР». Имеются пометы: «Экземпляр № 1 написан генерал-майором Василевским и передан адресату; экземпляр № 2 переписан начоперотдела штаба ПрибОВО генерал-майором Трухиным – в дело оперотдела». Копия заверена зам. начоперотдела Генштаба КА генерал-майором Василевским». (Сб. «1941»,, книга 2, с. 282-288).

Как видно, и при публикации этой директивы публикаторы дату поставили по числу, встречающемуся в тексте («к 30 мая»). Но понятно, что за один день кипу документов не написать. Плюс время на их регистрацию и доставку. Должна потребоваться примерно неделя (минимум). Считаем: 30 – 7 = 23 мая. И попадаем в день, предшествующий большому совещанию в Кремле, на которое съехались командующие западными округами. И вместе с ними у Сталина присутствовали ЧВС («члены Военного Совета» – «политические комиссары») и командующие авиацией округов. Но почему-то не было начальников штабов. Мне этот момент уже давно казался странным. А запись в примечании к директиве для ПрибОВО про генерала Трухина (который лично в Москве что-то копировал) натолкнула на новую мысль: а что было делать начальникам штабов на том совещании? Послушать общие фразы сути задач? И какие-то перечни на слух? Они с ними были ознакомлены еще по апрельским директивам (без номеров).

В «Малиновке» представлена одна – «№ 425. ДИРЕКТИВА НАРКОМА ОБОРОНЫ СССР И НАЧАЛЬНИКА ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ ЗАПОВО ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКУ Д. Г.ПАВЛОВУ

(Подписи: Тимошенко, Жуков). (Сб. «1941»,, книга 2, с. 133-139).

16

Начальником Оперативного управления Генштаба в то время был генерал Ватутин. Его заместителем – генерал Василевский. И не может быть так, что в адрес Западного ОВО приказ на разработку плана оперативного развертывания отослали, а другим западным округам – нет. Причем, интересным выглядит тот факт, что в этой директиве «без номера» упоминаются «фронты». Причем, не только «Западный», но и «Северо-Западный» (сосед справа) и «Юго-Западный» (сосед слева). В более официальных майских директивах («о прикрытии развертывания») термин «фронт» не используется. Апрельские похоже, не предназначались пересылке спецпочтой, а выдавались лично в Генштабе. На эту мысль подводит фраза в тексте «штабу Западного ... округа надлежит в 1941 году в Генеральном штабе КА разработать». И то, что документ выполнен в 1 экземпляре. Т.е. не предназначался к пересылке спецпочтой. Его выдавали почитать в самом Генштабе. Вот и ездили в Москву в апреле-мае командующие и начальники штабов этих округов с начальниками других служб штаба.

Но несмотря на периодическое поминание задачи «обороны», настораживает фраза «План вводится в действие при получении шифрованной телеграммы за моей и начальника Генерального штаба КА подписями». И никак не обговаривается вариант неожиданного нападения противника.

А что делать, если нападет враг? Звонить в Москву? «Алло, Москва! ... Генштаб? ... Что нам делать, по нам стреляют! ... Подождать? Чего? А-а, вас, пока решите? Так ведь можем и не дождаться!»

Если серьезно, если действительно ожидалось нападение сильной армии на каких-то направлениях, то не планы надо было сочинять и их пять раз переписывать, а срочно возводить на угрожаемых районах оборонительные рубежи (приказом) и вывозить оттуда склады и важные предприятия ЗАРАНЕЕ. Ибо в мото-мехвойне «темп» – важнейшее средство достижения успеха. И потому чего-то дожидаться будет просто некогда.

И вообще, что это за «конкретный» план с фразами типа: «прикрытие границы организовать на фронте всех армий по типу прочной, постепенно усиливающейся по мере прибытия войск, обороны с полным использованием укрепленных районов и полевых укреплений, с всемерным развитием их в период сосредоточения». Когда-то нас учили, что любой план должен быть конкретным. Если в нем написано только «расширить и углубить», то в его левом верхнем углу по диагонали сразу же можно написать «Выполнено» и отправить в архив – никто ничего проверить не сможет. Задание должно быть конкретным: «расширить на 2 метра». Потом пришли с рулеткой и проверили – расширено на полтора (плохо!). Каким образом можно «всемерно развивать» полевые укрепления? Какие? На новой госгранице? Или законсервированные на старой? А как быть между ними? А «всемерно развивать» до каких размеров?

Если уж речь идет о подготовке обороны, то в первую очередь должен быть план дислокации частей и подразделений на возможных направлениях ударов противника. И в нем должно быть конкретно расписано, как действовать, если вероятный противник откроет огонь. (А не ждать отдельной команды на исполнение). И этот план должен быть уже давно согласован с Генштабом и полным ходом выполняться. ЗАРАНЕЕ!!! Ибо в мото-механизированной войне времени на «раскачку» не будет. Сам Тимошенко на декабрьском совещании назвал важнейшее условие успеха в ней – ХОРОШИЙ ТЕМП !!!

Но не было ни таких планов, ни таких фраз. Однако, работники штабов западных округов в апреле-мае 1941 г. ездили в Москву по вопросам создания кипы различных документов. Скорее всего, они приехали вместе с командующими и к 24 мая. Но в Кремль на «общее собрание» не пошли. Реально их больше интересовать должны были формы документов и примеры заполнения. А это находилось в другом месте – в Генштабе. Где они побеседовали с зам. начальника ГШ и другими генералами. А генерал Трухин заодно и скопировал документ для своего округа (для сокращения сроков подготовки).

Но к чему, если не к обороне?

17

К чему приказывали, к тому и готовили.

Причем, повторяю, должен был существовать и какой-то общий план. Например, можно сравнить вид разгранлинии на ЗапОВО с соседями. В директиве в Минск говорится (документ № 481 «Малиновки», май 1941): «III. Правее – Прибалтийский военный округ. Штаб с 3 дня мобилизации в Поневеж. Его левофланговая 11 армия организует оборону на фронте Юрбург, иск. Канчиамиестис, Штарм – Каунас.

Граница с ПрибОВО – Ошмяны, Друскеники, Маргерабово, Летцен, все пункты за исключением Маргерабово для ЗапОВО включ.».

А вот список той же разгранлинии из директивы для ПрибОВО:

«Граница с ЗапОВО – иск. Полоцк, иск. Ошмяны, иск. Друскеники, Маргерабово, иск. Летцен». (Сб. «1941»,, книга 2, с. 284).

Вот и еще одно доказательство, что директивы западным округам являлись детализацией какого-то ОДНОГО стратегического плана. Но где он? Существовал?

Для немецкой стороны таким планом признается директива Гитлера № 21 «Барбаросса». В нем есть и политические цели («разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании») и военные (какие группы армий куда должны наступать). В «Малиновке» в комментарии к сентябрю 1940 приводится краткий обзор советских стратегических документов.

«Согласно существовавшей до войны структуре стратегической документации, она должна была включать: директиву правительства об основах стратегического развертывания; записку Генштаба о порядке стратегического развертывания (задачи фронтов), план стратегических перевозок; планы прикрытия стратегического развертывания, план устройства тыла, планы по связи, военным сообщениям, ПВО. Последний оперативный план был утвержден правительством (ЦК и СНК) и датирован ноябрем 1938 года. К разработке нового плана Генштаб под руководством Б.М.Шапошникова приступил в июле 1940 года, однако последовавшие события в Прибалтике и Бессарабии потребовали внесения корректив. В августе документ за подписью С.К.Тимошенко и Б.М.Шапошникова был готов, однако Главный Военный Совет на своем заседании 16 августа решил внести в него изменения, касающиеся предполагавшегося направления главных ударов противника и соответственно направлений операций РККА. Эти изменения разрабатывались уже под руководством нового начальника Генштаба К.А.Мерецкова, пришедшего на этот пост 19 августа. Документ был представлен 18 сентября; И.В.Сталин 5 октября дал дополнительные указания по тому же вопросу о направлении главного удара. После доработки документ был утвержден 15 октября. С октября 1940 года по февраль 1941 г. в план стратегического развертывания вносились лишь непринципиальные изменения. Более решительные доработки начались в феврале 1941 г. с приходом нового начальника Генштаба Г.К.Жукова, что привело к составлению новых документов (март, май)».

Всего в «Малиновке» опубликованы тексты нескольких «Записок Наркома Обороны СССР и Начальника Генштаба Красной Армии в ЦК ВКП(Б) И.В.Сталину и В.М.Молотову об основах стратегического развертывания вооруженных сил СССР».

1) [не позже 19 августа 1940 г.] (№ 95 в сборнике).
2) № 103202/ов 18 сентября 1940 г. (№ 117 в сборнике).
3) 4) б/н 11 марта 1941 г. (№ 315 в сборнике).
4) б/н [не ранее 15 мая 1941 г.] (№ 473 в сборнике – с «соображениями по плану стратегического развертывания»).

И один план о схеме мобилизационного развертывания РККА (б/н, не позже 12 февраля 1941 г., – № 272 в сборнике).

А где же «директива правительства об основах стратегического развертывания»?

Или ее в 1940 – в начале 1941 г. вообще не было?

Однажды в Интернете промелькнуло упоминание одного документа: «ОСНОВНЫЕ ВЫВОДЫ ИЗ УКАЗАНИЙ ПОЛИТБЮРО И СНК СССР ОТ 5 ОКТЯБРЯ 1940 ГОДА ПРИ РАССМОТРЕНИИ ПЛАНОВ СТРАТЕГИЧЕСКОГО РАЗВЕРТЫВАНИЯ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СССР НА 1941 ГОД». Но каких-либо цитат из его содержимого представлено не было.

Строго говоря, можно попытаться «восстановить» суть этих самых «основных направлений» по другим документам, по датам и по результатам.

18

Но пока вернемся на совещание 24 мая. На нем присутствовала и делегация от Одесского округа во главе с командующим генерал-полковником (1941) Черевиченко Я.Т. Директива похожего смысла в этот округ тоже ушла в мае. Но в примечании к ней в «Малиновке» есть интересный момент.

ЦА МО РФ. Ф. 16. Оп.2951. Д.258. Лл. 1-11. На бланке: «Народный комиссар обороны СССР». Имеются пометы: «Исполнено в 2 экз. № 1 – Комвойсками КОВО, № 2 - в дело Опер[ативного] Упр[авления] Генштаба. Исполнил и отпечатал генерал-майор Анисов». Копия заверена зам. начоперотдела Генштаба КА генерал-майором Анисовым 7 мая 1941 г.»

Тут тоже есть дата создания копии – 7 мая. Т.е номера по 503875 уже существовали к этой дате:

№ 503859/сс/ов – ЗапОВО
№ 503862/сс/ов – КОВО (7 мая копия).
№ 503874/сс/ов – ОдВО (7 мая копия).
№ 503920/сс/ов – ПрибОВО

Можно предположить, что роль и ПрибОВО тоже отрабатывалась в это же время. Вот только по какой-то причине для Прибалтийского округа отправку директивы могли задержать подольше. Возможно потому, что он находился на второстепенном участке, войск там готовилось относительно меньше, потому и вводить в курс дела его решили попозже.

А, например, по КОВО даже есть упоминание в мемуарах Баграмяна, когда они в Киеве получили директиву (видимо) № 503862/сс/ов – «В начале мая мы получили оперативную директиву Народного комиссара обороны, которая определяла задачи войск округа на случай внезапного нападения гитлеровцев на нашу страну. ..... Задачи ставились конкретные: своевременно выявить сосредоточение войск наших вероятных противников, группировку их сил; не допустить вторжения войск агрессора на территорию СССР, быть готовыми упорной обороной надежно прикрыть мобилизацию, сосредоточение и развертывание войск округа».

«В начале мая» – скорее всего, до 15 числа. Тем более, что Баграмян упоминает и получение другой директивы – документ в «Малиновке» «№ 464. ДИРЕКТИВА ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ КОВО

1. Принять и разместить в лагерях на территории округа одно управление стр[елкового] корпуса с корпусными частями и одним артполком, четыре двенадцатитысячные стрелковые дивизии и одну горнострелковую дивизию из состава СКВО...».

Баграмян о ней написал так: «Во второй половине мая мы получили директиву, в которой предписывалось принять из Северо-Кавказского военного округа и разместить в лагерях управление 34-го стрелкового корпуса с корпусными частями, четыре стрелковые и одну горнострелковую дивизии. ..... Первый эшелон должен был прибыть 20 мая».

Правильно – в Москве документ проведен по учету 13 мая. Пока его довезли до Киева, должен был пройти минимум еще день. Вот и получается, что его в Киеве получили после директивы о прикрытии мобилизации, сосредоточения и развертывания войск округа к 25 мая 1941 (документ в «Малиновке» № 482. – «№ 503862/сс/ов). Но при публикации они размещены в обратном порядке, что может привести к неверному пониманию последовательности происходившего.

Что же касается Одесского округа, то в примечании к директиве в его адрес есть странная фраза: «Исполнено в 2 экз. № 1 – Комвойсками КОВО». Как это? Если секретный документ адресуется в один округ, то почему его первый экземпляр посылают в другой (КОВО)?

Но этот вопрос для меня не остался долго без ответа. Я оказался «подготовленным» читателем. И следующая моя мысль была: «а логично, однако!».

Дело в том, что ранее я уже читал «ЗАПИСКУ НАЧАЛЬНИКА ШТАБА КОВО ПО РЕШЕНИЮ ВОЕННОГО СОВЕТА ЮГО-ЗАПАДНОГО ФРОНТА ПО ПЛАНУ РАЗВЕРТЫВАНИЯ НА 1940 ГОД». Документ № 224 в 1-м томе «Малиновки». Номера на нем нет («б/н») и нет точной даты («[не позднее декабря 1940 г.]»), подписан генералом Пуркаевым.

Но можно вполне уверенно предположить, что генерал Пуркаев «отсебятину» «гнать» не мог. Чтобы приступить к разработке подобного «решения», надо было получить соответствующую команду. И с кратким перечнем доступных «исходных данных».

Так вот, оказывается, что до начала наступления (на запад), территория Одесского округа (будущая 9 армия) должна находиться в оперативном подчинении штаба КОВО. В документе есть специальный раздел «II. Театр военных действий», в котором отдельно рассматриваются «А. Территория противника» и «Б. Территория КОВО и ОДВО».

Со стороны противника в театр военных действий ЮЗФ должны были войти территории: «южная часть Генерал-Губернаторства; юго-восточная часть Германии и Чехословакии, Венгрия и Румыния (последние три территории – возможно)».

Что такое «ЮЗФ»? – Это «Юго-Западный фронт». Официально считается, что он был создан 22 июня 1941. Фактически раньше – из Киева в Тарнополь эшелон с руководством фронта выехал вечером 20 июня. Но получается, что план создания ЮЗФ существовал (по крайней мере) уже в декабре 1940. И тогда же начальнику штаба КОВО кто-то поручил расписать задачи его деятельности. Кто? Скорее всего - из Генштаба. Или по линии наркома обороны – командующего округом. По крайней мере в «Малиновке» такой приказ не опубликован. А была ли насущная потребность в подобном задании?

19

Какое-то пояснение на этот вопрос может дать предыдущий документ в том же томе «Малиновки»: «№ 223. ЗАПИСКА НАЧАЛЬНИКА ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ НАРКОМУ ОБОРОНЫ СССР С.К.ТИМОШЕНКО

Проработав вопрос о накоплении командного состава кадров и использовании сети военных училищ по мирному времени, после полного укомплектования частей, докладываю: ...»

И далее на многих листах с кучей таблиц бывший на то время Начальник Генштаба РККА генерал-армии К.Мерецков (вместе с начальником оргуправления Генштаба генерал-майором Четвериковым) объясняют ситуацию с училищами и системой подготовки младших офицеров. И среди текста «объяснения» можно заметить интересные сведения.

В 1941 г. подлежит выпуску всего 77029 лейтенантов.
Штатная численность командного состава по состоянию на 15.11.1940 года составляет всего 278839 человек.
Списочная численность – 237884 человек.
Некомплект – 40955 человек.

Выпуском 1941 г. некомплект как бы закрывается. Хотя, всё равно к началу 1942 г. насчитано 10656 человек некомплекта. Но выпуск 1942 г. должен полностью заполнить вакансии.

А указанные количества – это много или мало? И вообще, о чём идет речь?

Могу намекнуть: в среднем в любом взводе должно быть 3 отделения. Всего численность подразделений на одного офицера колеблется от 20 до 30 солдат и сержантов. Берем округленно 25. Получается, что штатная численность армии мирного времени на конец 1940 г. примерно равнялась 278 839 х 25 = под 7 млн. чел.

Для одних молодых лейтенантов должно быть около 2 млн. солдат/сержантов.
Но это не всё.
Оказывается, еще есть план мобилизационного развертывания.
По нему дополнительно требовалось призвать 197610 командиров. Или увеличить армию где-то еще на 5 млн. чел.
Реально мобилизация июня 1941 г. так и дала под 5 млн. призыва.

Строго говоря, Генштаб на то и существует, чтобы готовить правильную мобилизацию в любой момент. Но уровень угрозы военного нападения вообще-то может оказаться разным. В связи с чем и уровень серьезного отношения тоже может быть не одинаков. Одно дело, когда напасть могут со дня на день, и другая ситуация, когда все соседи по границе свои армии не развертывают, воевать не планируют и расширять размер своих войск мирного времени может не потребоваться.

Но дальше в документе затрагивается вопрос комплектации армии при мобилизационном развертывании и в условиях военного времени («первого года войны»):

Начальник Генерального штаба КА...»

Конечно, расчет потребности в военных училищах полезно выполнять каждый год. Но этот конкретный расчет сделан так, как будто почти вся РККА скоро будет вести серьезную многомесячную (если не многолетнюю) войну.

20

Где и с кем?

Поход на Бесарабию прошел почти без выстрелов (разве что постреляли из холостых или на радостях). Поход на Польшу тоже практически не привел к серьезным боям. Несколько месяцев, однако, пришлось одному округу повоевать против Финляндии, но это ж не потребовало многомиллионной действующей армии!

Для какой войны и с кем требуются такие численности?

«На всякий случай» «теоретически»?

Или всё же были какие-то конкретные планы по применению армии таких размеров?

Для ответа на этот вопрос можно почитать еще один документ из того же тома «Малиновки» за декабрь 1940 г.: «№ 222. ИЗ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ РЕЧИ НАРКОМА ОБОРОНЫ СССР МАРШАЛА СОВЕТСКОГО СОЮЗА С.К.ТИМОШЕНКО НА ВОЕННОМ СОВЕЩАНИИ 31 ДЕКАБРЯ 1940 г.»

В начале Тимошенко отметил его «огромные» итоги. «Они настолько огромны, что нет даже возможности подвести их сейчас полностью».

3. Итоги совещания, прежде всего, показывают, что мы начинаем создавать новые основы, новые предпосылки для дальнейшего роста нашей Красной Армии, что мы углубляем и расширяем ту перестройку в Красной Армии, которую стали осуществлять по директиве товарища Сталина полгода тому назад».

Странно, разве была команда начала лета 1940 еще увеличить армию? А для чего? В рамках какой теории (или необходимости)?

Вот этого Тимошенко постарался коснуться дальше.

И начал он с оперативных вопросов. Анализируя характер современных операций, он отметил новый элемент успешного проведения наступления – «массированное применение таких средств, как танки и пикирующие бомбардировщики, в сочетании с моторизованными и мотоциклетными войсками, во взаимодействии с парашютными и посадочными десантами и массовой авиацией, обеспечило, помимо прочих причин, высокий темп и силу современного оперативного наступления. Наступательные операции во время войны 1914 – 1918 гг. захлебывались только потому, что темпы наступления и темпы подхода оперативных резервов обороны были одинаковы. Обороняющийся при прорыве всегда успевал организовать новое сопротивление в глубине. Немецкие танковые дивизии в 1939 – 1940 гг. упредили подтягивание этих резервов. И в том, что они первыми бросались вперед, сами создавали проходы в оборонительных полосах противника и сами развивали прорыв, есть свой определенный смысл. Не случайно немцы применили новое построение для прорыва с танковыми дивизиями впереди. Их к этому принудила безнадежность попыток прорыва в войну 1914 – 1918 гг. Они правильно учли, что сила и успех современного наступления – в высоком темпе и непрерывности наступления».

Но на пути наступающих могут оказаться и укрепленные районы, которые не удастся обойти и придется прорывать, как это было на Карельском перешейке в 1939 – 1940 гг., «когда Красная Армия впервые в истории войн успешно прорвала современную железобетонную полосу, сильно развитую в глубину, показав тем самым единственный на сегодняшний день пример прорыва современной обороны, на котором нужно учиться сложному искусству прорыва укрепленных районов».

И в связи с этим Тимошенко делает вывод: «Красная Армия и наше высшее командование должны быть подготовлены как к действиям в маневренных условиях, так и к прорыву современных железобетонных оборонительных полос с самого начала войны с тем, чтобы сравнительно быстро развить этот прорыв, выйти на маневренный простор и полностью использовать преимущества подвижных соединений в маневренной войне...»

Кроме того (как показал опыт немецкой армии в 1939-1940 гг.), огромное значение имеет тщательная многоплановая подготовка театров предстоящих военных действий (дороги, аэродромы, агентура и склады).

Главные выводы:

б) Высокий темп операции обеспечивается массированным применением мотомеханизированных и авиационных соединений, используемых для нанесения первого удара и для непрерывного развития удара в глубину».

Действительно, важность «высокого темпа» и «массированного удара» наглядным примером показали немцы в июне 1941. До ХХ века лошадь, сабля и винтовка позволяли сохранять боеспособность в различных условиях. Но с появлением мотора и автоматического оружия, ситуация поменялась. Танки сеном не питаются. А станковый пулемет «на горбу» далеко не унесешь. После потери снабжения ГСМ и боеприпасов «колеса» приходится бросать за ненадобностью. Вместе со стволами, укрепленными на них. И неважно, сколько их успели в то место собрать. А в «котлах» «безлошадные» танкисты и артиллеристы (как заметил А.Исаев) только увеличивают процент пленных. Строго говоря, это и есть вполне логичный результат развития теории ММВ – мото-механизированной войны, которая начала развиваться с конца 20-х годов. И под которую и налаживался массовый выпуск танков, самолетов и самоходного колесного транспорта в разных странах, в т.ч. и в СССР.

Но может быть, всё это касалось лишь заграничных армий, а в СССР в первую очередь требовалось развивать средства обороны? Для противодействия танковым атакам противника больше пользы могут оказать легкие средства ПТО (какие-нибудь противотанковые ружья и «фаустпатроны»). А массовое производство танков лучше применить в серьезном наступлении. Оценивал ли как-то Тимошенко уровень развития РККА? Этого он коснулся во втором разделе своего выступления.

2. Все доклады и выступления на данном совещании показывают почти сходственное и в основном правильное понимание всех основных оперативных и тактических форм боевой деятельности войск».

Вот и оценка самих себя за полгода перед катастрофой июня 1941. Оказывается – «всё правильно!» И Красная Армия – лучшая в мире. И ни о каком отступлении «хотя бы до Смоленска, или в крайнем случае – до Москвы» речь не шла!

А дальше Тимошенко коснулся современных взглядов на оборону и наступление.

О задаче немедленного строительства оборонительных рубежей на всей территории от западной границы и хотя бы до Днепра он даже не упомянул. Про оборону он только сказал, что кризиса её нет, она вполне имеет право на существование. Но для ее устойчивости требуется несколько (два-три) оперативных эшелонов обороны в глубине (передовой).

Подробнее Тимошенко остановился на теории наступления. И заметил, что оно «наиболее полно развертывается во фронтовом масштабе». Т.е. «ведется усилиями нескольких армий во взаимодействии с подвижными группами войск, с крупными воздушными силами ближнего действия, а в отдельных случаях и морскими силами». Причем, не имеет смысла «механически» переносить примеры недавних фронтовых операций (немцев) в Западной Европе на условия «Западного» театра СССР (который обладает своими особенностями). И не только на него. Оказывается, кроме «Западного» у СССР есть и другие (потенциальные) театры возможной войны. Такие, как: «Ближневосточный, Средневосточный, Дальневосточный, Прибалтийско-Скандинавский».

«Прибалтийско-Скандинавский» понятно – это недозавоеванная Финляндия, а также Швеция и Норвегия. А дальше – Британия. Но в каком же направлении следует понимать «Ближневосточный» и «Средневосточный» театры? На Багдад и Бомбей? Обмыть голенища в океане? Задача серьезная. Вот и Тимошенко далее уточнил, что «в современную эпоху, при вооруженной борьбе большого масштаба, редко удается путем одной решительной операции сразу достичь конечной военной цели (цели войны или кампании). К достижению этой конечной стратегической цели по большей части предстоит идти путем достижения ряда промежуточных целей, ....

В свою очередь, каждая фронтовая операция распадается на ряд этапов. В каждом из них будут разрешаться отдельные промежуточные задачи данной операции. В рамках каждого такого этапа требуется поставить частные задачи армиям и организовать между ними оперативное взаимодействие».

И дальше Тимошенко остановился на том, какая подготовка приводит к успеху именно наступательной (фронтовой) операции. И каковы, исходя из этого, важнейшие задачи боевой подготовки войск Красной Армии. К ним нарком отнес:

д) четкая организация материально-технического снабжения войск и непрерывное питание операции».

Все это и учитывалось в «Решении НШ КОВО декабря 1940 г.» (документ № 224).

В нем задача обороны СССР от возможного нападения Германии в какой-то мере рассматривается. Приводятся три варианта развертывания немецких сил с союзниками Германии. Затем кратко характеризуются географические условия театра и инженерная подготовка местности. Сначала со стороны противника, затем территории КОВО и Одесского ВО. Причем, дается подробный расчет пропускной способности дорог, особенно железных.

Расстояние от линии Коростень, Проскуров до госграницы 350 – 400 км, на преодоление его потребуется 13-14 дней. При этом можно рассчитывать, что [на] 35 – 40 день [мобилизации] все части фронта могут быть развернуты на линии госграницы».

(Для немцев время развертывания определялось в 15 дней).

А дальше идет самое интересное: «III. Задачи Юго-Западного фронта».

Отметим: декабрь 1940 г.! До немецкого «неожиданного» нападения еще полгода! Однако, подробный расчет подготовки оборонительных рубежей не выполняется. О них сказано очень кратко. Более подробно говорится о задачах наступления:

Готовность к переходу в наступление не позднее 30 дня мобилизации».

Причем, «Южный фронт» на начальном этапе операции не предусмотрен. «Левее» ЮЗФ указан Черноморский флот (который остается в непосредственном распоряжении Главного Командования и должен «обеспечить с моря фланг Юго-Западного фронта».

Решение выполнения поставленных задач фронтом предлагается «расчленить» на три этапа.

«1-й этап – оборона на укрепленном рубеже по линии госграницы».

Оборону должны осуществлять «непосредственно на укрепленном рубеже» войска, предназначенные для прикрытия развертывания. И дальше приводится дислокация армий ЮЗФ, в т.ч. 9-й (в которую должен преобразоваться Одесский округ).

«2-й этап операции – наступление. Задача – ближайшая задача фронта. Глубина – 120-130 км. Начало наступления с утра 30 дня [мобилизации]. Средний темп продвижения – 12 – 13 км». И дальше расписаны задачи для каждой армии.

19 армия. ... Ближайшая задача – не допустить прорыва танков противника и вторжения противника на нашу территорию. С началом наступления главных сил фронта нанести удар в направлении Томашув, Замостье. Используя успех 5 и 6 армий, на 12 день операции выйти на р. Висла на участке Солец, Завихост. ...»

И т.д. по другим армиям (6-й, 26-й, 12-й, 18-й, а также 9-й).

ЦА МО РФ. Ф. 16. Оп.2951. Д.239. Лл.245-277. Рукопись, оригинал, автограф».

Другими словами, «Южный фронт» в начальный период операции технически не нужен. По крайней мере, для обороны. Это в реальности он вынужден был заняться ее организацией в Молдавии и на юге Украины. Но получается, что изначально он готовился прикрыть войска ЮЗФ с юга в тот момент, когда во время наступления в Польше они развернутся на запад – северо-запад. Видимо, поэтому в реальности и произошла некоторая путаница с формированием этого фронта.

21

Директиву по разработке планов прикрытия госграницы для ОдесВО отправили в штаб КОВО. Видимо, с тем, чтобы штабисты из Одессы делали с нее копии в Киеве. Но руководство ОдВО вызвали на московское совещание 24 мая (вместе с руководством КОВО). Если ОдВО подчиняется КОВО, его руководство как бы не нужно в Москве, могли бы и без них решать. Причем, от Московского ВО (из которого 21 июня приказали выделить управление ЮФ) – на совещании 24 мая никого не пригласили (правильно, если на нем рассматривали 1-й этап наступления, на котором ЮФ негде применить). Хотя в МВО полевая поездка управления фронта уже планировалась. И при этом решение по развертыванию ЮФ уже было принято (до начала войны – тоже правильно, чтобы за оставшееся время вошли в курс дела и ознакомились с будущим театром).

Есть и другие странности. Если Черевиченко с Захаровым (ОдВО) получают в мае директиву о разработке армейского плана прикрытия от КОВО, они обязаны доложить результаты именно в Киев. Но это не очевидно из мемуаров Захарова. Он пишет, что директива была из Генштаба, и докладывал он в Генштаб! Но при чем здесь КОВО? И до начала войны фактически у Захарова другое подчинение – наркомату обороны, он не подчиняется Киеву. Да, он «предполагает», как он пишет в мемуарах, но фактически он не подчинялся КОВО.

Из обсуждения этой проблемы в Интернете:

«Юрист»: Все же, не смотря на то, что эта директива могла адресоваться командующему КОВО (что вполне логично и объяснимо), но вероятно имеет место описка. Написано, что директива в двух экземплярах: один в КОВО, а другой в «дело». Но адресуется-то она командующему ОдВО. Ему что, не послали вовсе?

«Анонимно»: Это достаточно интересный момент. Захаров (начштаба ОдВО), пишет, что получили, разработали, отправили в Москву 21 июня поездом, с офицером штаба. Да и известные планы прикрытия ОдВО имеют некоторые странности. Например, нет соседа справа, сведений о ЮЗФ. На мой взгляд, еще работать и работать над этим, что-то там не так, чего пока не понимаю. Или директив по разработке планов прикрытия было несколько, из них мы знаем только от начала мая. И планов прикрытия тоже было несколько. Но обращу ваше внимание, планы прикрытия в Москве должны докладывать ЛИЧНО командующий округом, или начшатаба, или замначокруга, но это уже крайний случай. НИКТО из них в Москву с документами, подготовленными к 20 июня, НЕ СОБИРАЛСЯ. Из ОдВО едет рядовой офицер штаба, в Киеве тоже даже НЕ Баграмян, а кто-то еще ниже.... Тоже особенность. Кстати, теория о том, что к разработке планов прикрытия командующие округами и Москва отнеслись формально, без должной степени ответственности, тоже может иметь место. Похоже, не интересовали планы прикрытия наших командиров, ни в Москве, ни на местах. И, возможно, сделали все «спустя рукава», а Москва тоже махнула рукой. «Есть более важная задача».

«Закорецкий»: А может это ошибка распознавания? В «Малиновке» иногда попадаются. Поэтому было бы полезно свериться с бумажным оригиналом (для контроля).

«Анонимно»: Сам Захаров в своих мемуарах пишет, что ОдВО до 22 июня и даже ПОСЛЕ пребывал в полной уверенности, что 9А, как и весь ОдВО, подчиняются ЮЗФ. Хотя, тот же Захаров, был вроде на совещании в Москве 24 мая. Так что, думаю, таки была директива ОдВО, которая пошла в КОВО. Вызывает вопросы, была ли она выполнена, были ли ДРУГИЕ директивы до войны в штаб ОдВО, были ли реальными (действующими) планы прикрытия, разработанные по данной директиве?...

СПРАВКА: Из 2-го тома 6-томника «Великая Отечественная война ...», 1961 г., стр. 41:

«В конце июня советское Главное Командование произвело на юге некоторую перегруппировку сил. 24 июня решением Ставки был сформирован Южный фронт под командованием генерала армии И. В. Тюленева. В состав Южного фронта вошли 9-я армия и вновь сформированная из двух стрелковых корпусов 12-й армии Юго-Западного фронта 18-я армия, которой командовал генерал-лейтенант А. К. Смирнов».

Странно, в 12 А всего было ДВА «ск» – 13 ск и 17 ск (+ 16 мк и два укрепрайона: УР 10 и 11). Но Баграмян уточняет: (стр. 129 его мемуаров): «Подходил к концу третий день войны. ... Москва смело пошла на резкое ослабление нашей 12-й армии, забрав в этот день у нее 17-й стрелковый и 16-й мех. корпуса для формирования 18-й армии, которая вошла в состав создававшегося на границе с Румынией Южного фронта».

Вообще-то задача создания 18-й армии на этом «театре» имелась в довоенных планах (как и создание «особого фронта» здесь же) – см. выше декабрьское 1940 г. «Решение НШ КОВО» (раздел «3-й этап операции»). Но вместо прикрытия с юга действий ЮЗФ в Польше Южному фронту реально пришлось организовывать оборону в Молдавии и восточнее. И хотя это был не главный участок ударов врага, но Южному фронту пришлось отходить из-за отступления армий севернее.

22

Но это будет после 22 июня 1941, а 19 июня 1941 года генерала Захарова в ОдВО освободили от должности начальника штаба Одесского округа. Вообще, как оказывается, в предвоенные дни не один Захаров получил приказ сдать должность и выехать к новому месту службы. Были и другие, как генерал Новиков А.А. в Ленинграде (приказали выехать в Киев). Или как генерал Яковлев Н.Д. (приказали выехать из Киева в Москву на должность начальника ГАУ). Яковлев до Москвы доехал и новую должность принял. Новиков остался в Ленинграде. Но командование авиацией в ЮЗФ в первые дни войны всё равно поменялось. С какой целью делались эти перестановки – отдельная задача для исследования. Понятно только, что решения об этом были приняты до войны.

Но вернемся к планам прикрытия. Получается, что их реальность и выполнимость мало интересовали Генеральный штаб и Жукова лично. Похоже на то, что их интересовало соблюдение маскировки, чтобы немцы не вскрыли сосредоточения. Вот кто не верил в возможность немецкого нападения, так, видимо, лично Жуков. Красноречивый пример в этом – «знаменитая» история с предвоенными действиями командующего Киевского округа генерала Кирпоноса. Видимо, проникнувшись требованием директивы по организации обороны границы и наслушавшись докладов разведки, в начале июня 1941 г. он приказал частям укрепленных районов занять предполье. В ответ последовал окрик из Генштаба все отменить. В «Малиновке» по этой истории есть два документа от Жукова в Киев (№ 537 10 июня и № 541 11 июня): «Донесите для доклада наркому обороны, на каком основании части укрепленных районов КОВО получили приказ занять предполье. Такое действие может спровоцировать немцев на вооруженное столкновение и чревато всякими последствиями. Такое распоряжение немедленно отмените и доложите, кто конкретно дал такое самочинное распоряжение.
....
Народный комиссар обороны приказал:

1). Полосу предполья без особого на то приказания полевыми и уровскими частями не занимать. .... 2). Отданные Вами распоряжения о занятии предполья уровскими частями немедленно отменить. Исполнение проверить и донести к 16 июня 1941 г.».

Еще пример – «Справка» к проводившимся штабным играм конца 1940 – начала 1941 г. в издании «Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 40 г.». Она размещена там в Приложении. Интересно уже название игры: «Наступательная операция фронта с прорывом УР».

Цитата: «По условиям игр «Западные» осуществили нападение на «Восточных». Естественно бы выглядело рассмотрение в играх вариантов отражения такого нападения, но самым существенным недостатком игр являлось то, что из розыгрыша полностью исключались операции начального периода войны. Из заданий для сторон на первую игру видно, что «Западные», осуществив 15 июля 1941 года нападение на «Восточных», к 23 – 25 июля достигли рубежа Шауляй, Каунас, Лида, Скидель, Осовец (70 – 120 км от государственной границы), но затем под ударами «Восточных» к 1 августа были отброшены с указанного рубежа в исходное положение (РГВА, ф. 37977, оп. 5, д. 564, лл. 32, 34; д. 365, л. 13), и уже с этого положения разыгрывались дальнейшие действия сторон.

По такому же сценарию начиналась война и во второй игре: Юго-Восточный фронт «Западных» после вторжения на территорию «Восточных» на рубеже Львов, Ковель (50 – 70 км от госграницы) был встречен «сильным контрударом «Восточных»... и, потеряв до 20 пд, к исходу 8.8.1941 отошел на заранее подготовленный рубеж» (РГВА, ф. 37977, оп. 5, д. 570, брошюра 14, лл. 1 – 2). О том, как же удалось «Восточным» не только отбросить противника к государственной границе, но местами и перенести военные действия на его территорию (Юго-Западный фронт «Восточных» во второй игре армиями правого крыла вышел на рр. Висла и Дунаец, т. е. продвинулся на глубину 90 – 180 км западнее государственной границы), – этот вопрос остался обойденным. Таким образом, ни на совещании, ни на играх их участники даже не пытались рассмотреть ситуацию, которая может сложиться в первых операциях в случае нападения противника».

Т.е. игры начинались сразу с наступления РККА. Согласитесь, как-то странно выглядит то, что советские генералы даже не задумались о том, как остановить противника! Хотя это не такая уж и легкая задача, решение которой требует серьезной подготовки. И о чем неоднократно напоминали впоследствии, пытаясь объяснить этой целью предвоенную подготовку армии.

Эти примеры доказывают, что реальная организация обороны от немецкого нападения в планы советского Генштаба не входила. И все слова о ее создании – прикрытие подготовки наступления, работа над планом которого велась уже в 1940 году. Подробное «решение» на подготовку наступления ЮЗФ составил начштаба КОВО генерал Пуркаев. Причем, он тоже не мог заниматься расчетом фрагмента общей операции без наличия «где-то» этого самого более общего оперативного плана действий.

А командующим киевским округом в 1940 г. был генерал Жуков, который в январе 1941 стал начальником Генштаба РККА и активно продолжил выполнять эту задачу уже в масштабе всей армии.

В частности, в феврале 1941 меняется мобилизационный план – документ «Малиновки» «№ 272. ЗАПИСКА НКО СССР И ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ В ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП(б) – И.В.СТАЛИНУ И СНК СССР – В.М.МОЛОТОВУ С ИЗЛОЖЕНИЕМ СХЕМЫ МОБИЛИЗАЦИОННОГО РАЗВЕРТЫВАНИЯ КРАСНОЙ АРМИИ

Прежний мобплан был утвержден Комитетом обороны 29.11.1937 года на 1938 – 1939 гг. Он пригодился в сентябре 1939 г. («Запад») и в конце 1940 г. («Северо-Запад»). Но в 1940 г. произошли территориальные изменения страны, реорганизация, увеличение армии и передислокация «значительного количества войск». Поэтому вполне понятно, что потребовалось разработать и принять «новую схему мобилизационного развертывания». (Кстати, опять документ без номера – «б/н»).

А зачем перемещать «значительные количества войск»? Что-то изменилось? Если страна воевать не планирует в ближайшее время, то какие могут быть большие перемещения? Куда? А вот если уже подготовлены разные «решения» по подготовке конкретных операций, тогда другое дело. Тогда необходимость переделки мобплана становится насущной потребностью. И в этом плане тоже можно найти фразу «в течение первого года войны». С кем? И каких размеров для такой войны потребуется армия? Выше мы уже пытались определить порядок – где-то под 10 млн. чел. А в февральском мобплане «№ 272» из «Малиновки» о планируемой численности говорится конкретно:

Три миллиона туда, пять – сюда...
Вы всё поняли, уважаемый читатель?
Можете подсчитать, какой всего может оказаться численность Красной Армии, если отмобилизовать все округа?

Но это в случае, если война возникнет на всех театрах одновременно. К счастью для страны, этого не произошло. А о количествах «всего» в новом мобплане написано:

Итого под 10 млн. человек (как и определялось нами выше в округленном порядке).

Причем, по «ПРОЕКТУ ПОСТАНОВЛЕНИЯ СНК СССР «О МОБИЛИЗАЦИОННОМ ПЛАНЕ НА 1941 ГОД» (документ «Малиновки» – № 273) от 12 февраля 1941 г. все плановые работы по нему должны были начаться немедленно, «с расчетом окончания всех работ, как в центре, так и на местах, к 1 июля 1941 года».

Но опять рассекречен почему-то «проект». А само «Постановление СНК СССР» состоялось? Судя по мемуарам Василевского, новый мобплан был принят где-то «в начале 1941». И с ним согласовали новую «схему стратегического развертывания» (в первую очередь на «западе»).

По какой-то причине главным направлением в первой половине 1941 г. оказалось «западное».
Кстати, а по какой?

Вообще-то есть конкретный документ, в котором так и написано, что «Главный противник и главный театр военных действий – на Западе, поэтому здесь должны быть сосредоточены и главные наши силы». Это сказано в «ЗАПИСКЕ НАРКОМА ОБОРОНЫ СССР И НАЧАЛЬНИКА ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ В ЦК ВКП(б) И.В.СТАЛИНУ И В.М.МОЛОТОВУ, № 103313/сс/ов, [не ранее 5 октября 1940 года]» (Документ «Малиновки» – № 134).

Но подготовлен он позже 5 октября, так как эта дата фигурирует в тексте как дата указаний, которые Сталин выдал руководству наркомата (видимо, их можно почитать в тех самых «ОСНОВНЫХ ВЫВОДАХ ИЗ УКАЗАНИЙ ПОЛИТБЮРО И СНК СССР ОТ 5 ОКТЯБРЯ 1940 ГОДА ПРИ РАССМОТРЕНИИ ПЛАНОВ СТРАТЕГИЧЕСКОГО РАЗВЕРТЫВАНИЯ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СССР НА 1941 ГОД», которые упоминались выше).

Еще одна группировка готовилась «на востоке». Но в гораздо меньшем размере (в шесть раз меньше, чем «на западе»). Остальные границы прикрывались минимальными силами.

«На Западе основную группировку иметь в составе Юго-Западного фронта с тем, чтобы мощным ударом в направлении Люблин и Краков и далее на Бреслау в первый же этап войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны в вопросах участия их в войне». При этом войска Северо-Западного и Западного фронтов должны были сковать силы немцев в Восточной Пруссии.

Однако предлагалось разработать и вариант развертывания с основной группировкой в зоне ответственности Западного фронта, «с целью – усилиями Западного и Северо-Западного фронтов разбить немцев в Восточной Пруссии, силами Юго-Западного фронта нанести вспомогательный удар на Люблин». Но в дальнейшем эта идея не получила развития.

Кроме того, предлагалось утвердить и «соображения по разработке частных планов развертывания для боевых действий против Финляндии, против Румынии и против Турции».

Все работы по планам предлагалось закончить к 1 мая 1941 г. В т.ч. по подготовке нового мобплана. Но в феврале 1941 г. этот срок сдвинули на 1.7.41.

23

Итак: главный театр войны – на Западе. Главный противник – Германия. Но чтение доступных документов по планированию войны с ней приводит к странной мысли – а чего столько тянули время? С одной стороны, конечно, есть смысл улучшить пропускную способность дорог, увеличить количество воинских частей разных родов войск, уточнить комплект документов по проведению мобилизации. Но с другой стороны лишнее время позволяет и будущему противнику «улучшить» и «расширить» свои военные силы и возможности. И если по документам Генштаба Германия рассматривалась как враг уже с июня 1940 г., то был ли смысл в затягивании «дела»?

Конечно, в связи с операциями в Прибалтике и в Бессарабии было бы полезно дождаться окончания политических перемен и «управленческого освоения» этих территорий. Что произошло к концу 1940 г. Но с другой стороны, после активной фазы войны Гитлера во Франции Германия в июле-августе 1940 была в минимальной боевой готовности отразить наступление РККА с востока. Но можно вспомнить, что было написано в проекте стратегического развертывания к 19 августа 1940 г. (документ «Малиновки» № 95):

Таким образом, из указанных выше 243 дивизий до 173 дивизий, из них до 138 пехотных, 15 танковых, 10 моторизованных, 5 легких и 3 авиадесантных дивизий, и до 12000 самолетов будет направлено против наших границ».

А маршал Василевский в своих мемуарах написал, что он начал работу над этим планом весной 1940 (с. 99-101): «С середины апреля 1940 года я включился в ответственную работу Генерального штаба – работу над планом по отражению возможной агрессии. ... Работали мы очень дружно и напряженно. Оперплан занимал в те месяцы все наши мысли. Наиболее вероятным и главным противником в нем называлась гитлеровская Германия. Предполагалось, что на стороне Германии может выступить Италия... По всей видимости, на стороне Германии могут выступить Финляндия ..., Румыния ... и Венгрия ... Б.М.Шапошников считал, что военный конфликт может ограничиться западными границами СССР. На этот случай оперплан предусматривал концентрацию основных сил страны именно здесь.... Б.М.Шапошников считал, что самым выгодным для Германии, а следовательно, и наиболее вероятным является развертывание основных сил немецкой армии к северу от устья реки Сан. Соответственно в плане предполагалось развернуть и наши главные силы в полосе от побережья Балтийского моря до Полесья, то есть на участке СЗФ и ЗФ. ... Этот проект и план стратегического развертывания войск Красной Армии докладывались непосредственно И.В.Сталину в сентябре 1940 года». Докладывали их Тимошенко, Мерецков и Ватутин. Генералы Василевский и Анисов в это время «в течение нескольких часов находились в комнате секретариата И.В.Сталина».

А есть и мемуары маршала К.А.Мерецкого «На службе народу» (1968). Он что-то написал про этот доклад? Оказывается, – ничего. Рассказ о том посещении кабинета Сталина в Кремле, видимо, должен был поместиться между такими предложениями:

«На следующий день я приступил к исполнению новых обязанностей [20 августа 1940 – начальника Генштаба].

... Поздней осенью 1940 года была намечена военная игра в Белорусском округе...» (К.А.Мерецков. «На службе народу», Москва, 1968, с.196).

О том, чем занимался Кирилл Афанасьевич с 20 августа до «поздней осени» 1940 г. – остается только догадываться.

Итак, «следов» по теме военного планирования в СССР перед войной в конце-концов найдено немало. Но вспомним, что изучает палеонтология – не только следы остатков, следы деятельности, но и ориктоценозы (совокупности найденных остатков в данном местонахождении). Т.е. пытается восстановить взаимодействия обнаруженных объектов. В т.ч. причинно-следственные связи. Можно ли попытаться свести в какую-то общую картинку обнаруженный массив данных предвоенного планирования (с вполне логичными причинно-следственными связями)? Вот к этому и хотелось бы перейти в завершение нашего «обзора».

24

Начнем с дат.

Как уже отмечалось выше, очередной «план стратегического развертывания» был принят в 1938 г

К разработке нового плана Генштаб под руководством Б.М.Шапошникова приступил в июле 1940 года и подготовил его в августе.

Однако Главный Военный Совет на своем заседании 16 августа решил внести в него изменения, касающиеся предполагавшегося направления главных ударов противника и соответственно направлений операций РККА.

Эти изменения разрабатывались уже под руководством нового начальника Генштаба К.А.Мерецкова, пришедшего на этот пост 19 августа. Новый план был представлен 18 сентября.

5 октября И.В.Сталин дал дополнительные указания о направлении главного удара (предположительно на Политбюро. Кстати, маршал Жуков размышлял в своих мемуарах, что «мозгом армии» оказался не Генштаб, а ЦК ВКП(б)). Т.е. военная стратегия на будущее определялась политическим руководством. Строго говоря, правильно, армия – это инструмент политики (внешней). Но она связана и с внутренней политикой вопросами ресурсов.

После доработки новый план развертывания был утвержден 15 октября.

С октября 1940 года по февраль 1941 г. в план вносились лишь непринципиальные изменения.

В декабре 1940 г. проводится большое совещание высших военных руководителей. А затем две командно-штабные игры.

Более решительные доработки плана начались в феврале 1941 г. с приходом нового начальника Генштаба Г.К.Жукова, что привело к составлению его новых вариантов (март, май). (И также нового мобилизационного плана – февраль–июль).

А маршал Василевский в своих мемуарах написал, что он начал работу над планом развертывания в середине апреля 1940 года. Причем, какие-то его проработки Шапошников вел еще раньше.

Чтобы глубже понять логику такой «динамики», видимо следует сравнить эти даты с другими событиями, которые происходили в то же время.

Например, с посещением советским послом в Англии Майским И.М. английского премьер-министра У.Черчилля 3 июля 1940 г. В своих мемуарах Майский написал:

— Принимаем меры! Самые энергичные меры! — воскликнул Иден. — Но все это требует времени, а даст ли его нам Гитлер?» (Майский И.М, «Воспоминания советского дипломата, 1925-1945 гг.», Ташкент, 1980, с. 451).

А в это время в Москве советский Генштаб работает над планом отражения возможного нападения того же самого Гитлера. Странно, как-то.

9 апреля 1940 г. Гитлер двинул свои войска против Дании и Норвегии. А через месяц и против Франции и Англии. Т.е. тем самым «оголил» свои боевые силы на востоке. О каком немецком нападении на СССР в это время можно было размышлять и строить какие-то планы «отражения»? Разве что в какой-то перспективе?

Если одна страна вдруг озаботилась угрозой нападения соседа по границе (но не сейчас, а в каком-то будущем), а этот сосед (сокращенно – «враг») свою армию развернул против других стран, то не лучше ли не дожидаться, пока «враг» разделается с другими соседями? Может, лучше помочь им сейчас и пройтись по тылам «врага», пока есть техническая возможность? Ведь в июле 1940 у гитлеровской Германии были минимальные боевые возможности оказать сопротивление угрозе с «востока» – запасы бензина и боеприпасов потрачены, войска просят отдыха, дислокация на «востоке» неудачна. Чего ждать? Пока вермахт восстановит свои запасы и оборону в Польше?

Но вот тут полезно вспомнить о политических целях ЦК ВКП(б) и его лидеров. В «Приложении» ко второму тому «Малиновки» опубликован ряд высказываний Сталина.

«№ П18. ИЗ ДНЕВНИКА ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ИСПОЛКОМА КОМИНТЕРНА Г. М.ДИМИТРОВА

7 сентября 1939 г.

А ниже приводится и «сноска 1»:

«... В связи с тем, что предпосылки войны назревают и война может стать, конечно, не завтра и не послезавтра, а через несколько лет, неизбежностью, в связи с тем, что война не может не обострить кризиса внутреннего, революционного, – в связи с этим не может не встать перед нами вопрос о нашем вмешательстве в эти дела. Я полагаю, что силы революционного движения на Западе велики, они могут привести к тому, что кое-где они сковырнут буржуазию, но удержаться им без нашей помощи едва ли удастся. Вот перед нами лимитрофы – Эстония, Латвия, Литва, кое-как они там [коммунисты?] зашевелились, зашебаршили, хотели кое-чего добиться, но все факты говорят, что серьезного добиться нельзя без наличия Красной Армии, которая требует единства и должна стоять начеку, как факт. Если революционное движение назреет, в связи с осложнениями между империалистами в Северной Африке и на Востоке и в связи с усилением революционного движения или, вернее, революционных настроений в английском рабочем движении. Если что-либо серьезно назреет, то наше вмешательство, не скажу обязательно активное, не скажу обязательно непосредственное, оно может оказаться абсолютно необходимым. ... Это не значит, что мы должны обязательно идти на активное выступление против кого-нибудь. Это неверно. Если у кого-нибудь такая нотка проскальзывает – это неправильно. Если война начнется, мы, конечно, выступим последними, самыми последними, для того, чтобы бросить гирю на чашку весов, гирю, которая могла бы перевесить». (РЦХИДНИ, Ф.17. Оп.2. Д. 162. Лл.62-64).

Это выступление И. В. Сталина не было включено в стенограмму пленума, но уже после войны при подготовке Собрания Сочинений Сталин включил его в вышедший в 1948 году том 7-й, подвергнув правке. Так, перед словами «если война начнется...» была вставлена фраза: «Наше знамя остается по-старому знаменем мира, но...» (далее по тексту). Также после фразы «кое-где сковырнут буржуазию. Это так», слова «без нашей помощи едва ли удастся» были вычеркнуты. В таком виде оно было опубликовано (см. И. В. Сталин. Собрание сочинений, т.7, стр.11-14

Итак, «просто» «завалить» Гитлера Сталину было «не интересно». Допустим, в июле 1940 РККА двинула бы по тылам Германии с востока. Во-первых, под это дело полезен план развертывания и оперплан на первые операции. Видимо потому его и начали создавать в Генштабе с апреля 1940. Но что получил бы Сталин в результате? Коммунистический режим в Польше и в части Германии. Буржуазное французское правительство Виши вернулось бы в Париж. Буржуазное правительство Англии помогло бы вернуться «на родину» буржуазным правительствам Норвегии, Дании, Голландии и Бельгии. Да и в Германии западнее Одера и Нейсе тоже оказались бы «союзники». А такие страны как Румыния и Болгария отделались бы легким испугом. А Югославия и Греция вообще бы не заметили, что севернее произошла какая-то «войнушка». И дело всемирного торжества марксизма-ленинизма опять заглохло бы надолго.

Вот если бы Гитлер не сохранил половину Франции неоккупированной и «сходу» двинул бы на Британию, тогда еще имел бы смысл «двинуть по его тылам». Вот под этот случай и пригодился бы новый план «развертывания» уже в 1940 г. А в его ожидании Сталин занялся «зачисткой» флангов «западного направления» – вернул себе страны Прибалтики и Бессарабию (тем самым придвинув РККА к нефтепромыслам Румынии и вообще к тылам немцев в Польше и Пруссии).

Но у Гитлера к июлю 1940 «сточились» запасы бензина и боеприпасов, которые было бы полезно пополнить. И он сам провел в июле 1940 совещания, на которых генералы и адмиралы, мягко говоря, были не в восторге от идеи форсировать «канал». Если на суше Германия смогла потягаться с соседями, то «спаять» десяток новых крейсеров с линкорами быстрее не получалось, чем «наклепать» тысячу танков с малокалиберной пушкой.

Вот в сентябре окончательно и определилось, что Гитлер нападать на Британию в 1940 г. не будет. И вообще, если и ждать продолжения его «ударов», то не ранее весны поближе к лету 1941 г. Короче, возникает оперативная пауза месяцев на 8. Но новый план развертывания РККА был сверстан и его в любом случае требовалось рассмотреть и обсудить коррективы.

С другой стороны отсрочка на 8 месяцев позволяла немцам не только пополнить запасы боеприпасов и бензина, но и усилить свою группировку на востоке. Поэтому фронтальный удар по Польше мог потребовать больше ресурсов, чем в пропущенном июле 1940 г. А если план развертывания в первую очередь готовился для проведения наступления, то естественно и возникла необходимость пересчитать его с переносом главного удара на юго-западе (в обход немецкой группировки в Польше и в Пруссии). Удар с юга с броском мехкорпусов к Балтике приводил Гитлера к неизбежному поражению. По сравнению с СССР территория Германии оказывалась маленькой. И после рассеканием ее пополам практически полностью разваливалась немецкая армия и ее тылы, которые оказывались в пределах досягаемости советской фронтовой авиации. Т.е. в дальнейшем оставалось только делить, «нарезать» и «осваивать» то, что останется. А в какой последовательности – уже неважно. Начальники на это дело найдутся.

Вот 18 сентября и возникла новая задача для Генштаба – составить новый план развертывания (который и был утвержден 15 октября). И идея провести более тщательную теоретическую подготовку – организовать различные учения (о которых подробно написал маршал Мерецков) и созвать большое совещание в декабре. А затем поиграть и на картах (топографических Восточной Пруссии и Генерал-Губернаторства). После чего уточнить размер требуемых ресурсов (для выдержки темпа мото-механизированного наступления), сочинить новый мобплан, увязать его с планом страны (в первую очередь по наркомату транспорта и оборонной промышленности), уточнить в марте план развертывания и с апреля заняться конкретной его реализацией с готовностью где-то июня-июля (по обстановке).

Более научно это выглядит в виде трех этапов (взято из Интернета):

На третьем этапе (начало июня — 22 июня 1941 г.) были приняты решения и началось выдвижение вторых эшелонов (резервов) западных приграничных военных округов, а также проведены конкретные мероприятия по повышению боевой готовности войск армий прикрытия, проводились мероприятия по дальнейшему мобилизационному развертыванию, формировались структуры управления военного времени».

Кроме того, чтобы поменьше европейских стран осталось «в стороне», за время возникшей оперативной паузы можно попровоцировать Гитлера. Сначала на ноябрьских переговорах, а затем подтвердить это конкретным списком требования 25 ноября 1940.

В результате под «германский сапог» более откровенно попадали Финляндия, Румыния и Болгария. А после демонстративной советской поддержки антинемецкого правительства Югославии в апреле 1941, – и Югославия с Грецией. Вот каких размеров «джек-пот» удалось сформировать руками Гитлера! Оставалось дождаться его броска на Британию и – ВПЕРЕД!!

Но не только товарищ Сталин хотел сорвать «джек-пот». Были и другие желающие. Игра шла запутанной. С блефом и намеками. С неприкрытой демонстративностью, авантюрной надеждой и отчаянным риском. И азартным ожиданием. Которое закончилось 22.06.1941.

Вот в тот день и определилось многое. Кто с кем и против кого реально.

И продолжалась та определенность до сентября 1945.

Но это уже другая история.

А заканчивая тему, могу заметить, что во время работы над этой статьей у меня возникла мысль, что вот примерно так и должны были написать в своих мемуарах два последних предвоенных начальника Генштаба Красной Армии (директивы, совещания, решения, даты, номера, без номеров, приказы). Поподробнее. Но не написали. Мерецков больше внимания уделил посещению учений в разных округах. Жуков написал побольше (в 9-й главе «Накануне Великой Отечественной войны»). Про размер капиталовложений по пятилеткам. Как развивались разные рода войск в СССР в предвоенные годы. Как работали советские конструкторы вооружений. Про то, чем занималась Германия в предвоенные годы. И т.д. А перечисляя проводимые мероприятия именно в армии и в Генштабе перед войной, он больше касался ошибок.

Оказывается, Сталин в планировании большой политики исходил из ошибочных предположений. А советская военная стратегия ошибочно строилась главным образом на подготовке наступления. Внезапное нападение врага всеми имеющимися силами (заранее развернутыми на всех главных направлениях) не было предусмотрено. И вообще, Жуков, разбираясь в оперативно-стратегических вопросах, якобы пришел к выводу, что оборона страны находится явно в неудовлетворительном состоянии.

Серьезные стратегические ошибки были допущены и при разработке оперативного и мобилизационного планов вооруженных сил страны. В них опасным стратегическим направлением ошибочно считалось юго-западное – Украина, а не западное – Белоруссия. При переработке оперативного плана весной 1941 года (февраль-апрель) этот просчет не исправили и не запланировали на западное направление большее количество сил. И в планах не был предусмотрен вариант действий, когда война начинается нападением противника (вводиться в действие планы могли только по особому решению правительства).

УРовские доты и дзоты на рубежах старой государственной границы были разоружены. И их не успели вернуть в боевое состояние.

Большие материально-технические запасы топлива, боеприпасов и прочих ресурсов в округах ошибочно были размещены слишком близко к границе. Врагу удалось быстро прорвать фронт обороны и в короткий срок их захватить, что резко осложнило снабжение войск и мероприятия по формированию резервов.

В ближайшие предвоенные месяцы руководством страны не предусматривалось проведение всех необходимых мер, которые нужно было принять в особо угрожаемый военный период с точки зрения обороны.

Конечно, любая победа всегда имеет «правильную» подготовку. А любое поражение без «ошибок» не обходится. Но какие выводы должны возникнуть из перечисленных фактов? Маршал Жуков написал: «Я долго размышлял над всем этим и вот к чему пришел. Думается мне, что дело обороны страны в своих основных, главных чертах и направлениях велось правильно. Период же с 1939 до середины 1941 года характеризовался в целом такими преобразованиями, которые дали Советской стране блестящую армию и подготовили ее к обороне».

Так «подготовили» или «не подготовили»? Подготовка велась правильно или ошибочно? Если с точки зрения обороны сплошные ошибки, то получается, что к обороне не готовились? Но при этом к чему-то готовились? К чему?

Вообще-то странно выглядят «сплошные ошибки» серьезных профессионалов.
Или они чего-то недоговаривают.

Вот и приходится «сторонним исследователям» восстанавливать игру по следам, уподобляясь палеонтологам.

P.S. И еще замечание к идее М.И. Мельтюхова насчет того, что полная подготовка РККА ожидалась не к 6 июля, а к 15-му числу. После первых боев будут потери, которые надо компенсировать. Т.е. нужен серьезный оперативный резерв для поддержки темпа. Но для самого начала операций в мото-механизированной войне он не требуется. Так что еще вопрос, насколько обязательно было ждать «полной подготовки». Вот Гитлер полную подготовку «группировки вторжения» не сделал. И его хватило на несколько месяцев «держать темп». Другой вопрос, что своих целей он не достиг и вынужден был перейти к обороне, – советских ресурсов оказались побольше. Но Гитлер войну не прекратил. До полной немецкой капитуляции в 1945-м.

05_29-07-2009
23.02.2013