|
|
|
ТАК В КАКОЕ ВРЕМЯ
22.06.41
(выделения жирным в тексте - zhistory)
Первая часть этой темы завершилась следующими выводами: Таким образом, получается, что одно и то же событие (начало немецкого наступления через границу СССР утром 22 июня 1941) по времени можно определить как: - в 3-00 - 3-30 по берлинскому времени; Однако, по уточненным данным, в Литве летом 1940 г. применялось "летнее время", которое должно быть на 1 час больше зимнего. Упоминание о "летнем времени" обнаружено в расписании литовских железных дорог, подготовленного для действия с 16 июня 1940 года (фрагмент обложки и начало страницы с разъяснениями):
BENDRI PAAISKINIMAI Tvarkarasciuose laiko skaiciavimui nustatyta 24 val. sistema. Pusiaunaktis isejimo laikui zymima 0.00, atejimo laikui – 24.00. Tvarkarasciu lentelese visur nurodytas laikas tos valstybes, kurioje yra parodomoji stotis. Tvarkarasciuose visur nurodytas Lietuvos vasaros laikas, isskyrus S.S.S.R. stociu, kurioms nurodytas Maskvos laikas. Перевод: ОБЩИЕ ПОЯСНЕНИЯ В расписании для подсчета времени установлена 24 час. система. Полуночь для времени отправления (поездов) обозначается 0.00, для времени прихода – 24.00. В таблицах расписания везде указано время того государства, в котором находится станция. В расписаниях везде указано летнее время
Литвы, кроме станций СССР, для которых
указывается московское время. Кроме того, по предварительным данным,
в августе 1940 г. в Литве стрелки часов были
передвинуты еще на 1 час, из-за чего время там
стало равно московскому, которое (само по себе) на
3 часа больше всемирного (GMT + 3 - т.е. время 2-го
пояса плюс 1 час по "декрету" 1930 года). Но может возникнуть вопрос, можно ли
определить, было ли летнее время в Германии? Расчет имеет смысл провести по конкретным георафическим пунктам, связанным с рассматриваемой темой. Данные сведены в следующую таблицу:
"Разность в минутах между двумя соседними пунктами" - это разность по времени между одинаковой высотой Солнца (например, при восходе) для двух разных пунктов в таблице (в соседних строках), рассчитываемая из того факта, что Земля вокруг своей оси поворачивается на 1 градус за 4 минуты и при условии, если бы эти пункты находились на одной широте. (Т.е. при таких условиях восход Солнца в Москве происходил бы на 1 минуту с лишним позже, чем в Донецке). Но ось вращения Земли наклонена к плоскости орбиты вокруг Солнца и из-за самой шаровидной формы планеты в более северных географических пунктах оно восходит раньше, чем в более южных. А с некоторой широты ("полярный круг" - 66град.22мин.) Солнце летом вообще не заходит за горизонт - либо на один день (22 июня), либо на несколько дней (чем ближе к полюсу, тем дольше <на самом Полюсе - 6 месяцев>). Схематически в масштабе (по ширине по данным 4-ого столбика таблицы) это можно изобразить следующим рисунком (в кружках указаны номера городов в таблице, линии означают касательные к поверхности земли - т.е. горизонт в данном пункте):
Итак, Земля вертится. Сначала Солнце восходит на долготе Донецка (6), Москвы (5), потом в Киеве (4), потом на долготе Львова (3), Бреста (2), а после этого - в Берлине (1). И местное суточное время во всех этих пунктах будет отличаться друг от друга (и соответственно, время одного и того же события). Однако, неудобно постоянно передвигать стрелки часов при переезде из одного пункта в другой. Потому ввели поясное время, одинаковое в пределах 15 градусов по широте. В связи с этим интервал времени восхода Солнца для одного и того же дня на одной широте в границах каждого часового пояса должен быть примерно одинаковым. Например, 22 июня Солнце восходит в "нулевом" Гринвичском часовом поясе примерно в 3-00 на восточной границе пояса и примерно в 4-00 на западной. Аналогичная картина должна наблюдаться и в других часовых поясах для этой даты. Но если на какой-то территории применяется дополнительный сдвиг часовой стрелки (например, на лето или на весь год), то этот интервал будет отличаться на кратное количество часов (например, с 4-00 до 5-00 по границам пояса). (Другое дело, что в соседних часовых поясах в это же время часы должны показывать время на кратное количество часов больше или меньше). Для получения более точных значений полезно использовать известные сведения по восходу Солнца. Например, в издании "Посевной календарь селянина на 2006 г.", ("Преса Украiни", 2005) указывается время восхода Солнца для Киева. А также приводятся две таблицы поправок для городов Украины. Восход Солнца в Киеве 22 июня - в 4-46 летнего времени (поясное + 1 час, т.е. по поясному времени это означает 3-46).
Выписка из Таблицы 2
Выписка из Таблицы 1
РАСЧЕТ ДЛЯ 22 ИЮНЯ Для Львова: 4-46 + 26 + 2 = 5-14 (или 4-14
по поясному) Если принять, что на полградуса широты к северу Солнце должно всходить раньше примерно на 2 минуты, то для Москвы поправка по широте от Киева может оказаться равна примерно -22. Т.е. для Москвы время восхода Солнца для 22 июня
может оказаться равно: Эти величины можно проверить, например, в
астрономической shareware DOS-программе Для Киева: Для Львова: Для Москвы: Для Бреста: А если за основу взять кординаты не Москвы, а Варшавы и изменить их в сторону Бреста, то время восхода Солнца окажется на 2 часа меньше:
Итак, если в этой программе базовыми выбрать координаты Москвы, а потом смещать их на координаты Киева, Львова и Бреста, то время восхода Солнца будет показываться как летнее для второго часового пояса (GMT+2 + 1 час). Москва и Донецк находятся близко к его восточной границе. А Брест и Львов - к западной. В 1941 году "летнее время" в нем называлось "декретным" и действовало в течение всего года. Отсюда получается, что во 2-м часовом поясе (GMT+2) в СССР (+1 час) восход Солнца 22 июня 1941 года происходил в период между (округленно) 4-00 и 5-00 часов утра. Но Брест и Львов можно рассматривать как города, близкие к восточной грнице соседнего с запада первого часового пояса ("среднеевропейского" - GMT+1). В нем интервал восхода Солнца тоже должен быть таким же: или с 3-00 до 4-00 (по чистому поясному времени) или с 4-00 до 5-00 (в случае использования "летнего" времени - поясному, увеличенному на 1 час). Однако, из многочисленных источников известно, что немцы начали свое наступление с рассветом после 3-00. Отсюда возникает вывод: в Германии летом 1941 "летнее" время не вводилось, а использовалось "чистое" поясное. Таким образом, на западной границе СССР в районе Бреста 22 июня 1941 года со стороны немцев часы должны были показывать время около 3-00, а со стороны СССР - около 5-00. Еще известно, что германские самолеты начали перелетать западную границу СССР незадолго перед 3-00 (по Берлинскому времени), после 3-00 наземные немецкие войска начали артиллерийскую подготовку, а с 3-30 они начали пересекать сухопутную границу или высаживаться на советский восточный берег пограничных рек. Но часы с советской стороны в этот момент должны были показывать 5-30. И есть документ, в котором зафиксированы именно эти значения времени. ("Малиновка", том 2): N: 611. БЕСЕДА ПОСЛА СССР В КОРОЛЕВСТВЕ ИТАЛИЯ Н. В. ГОРЕЛКИНАС МИНИСТРОМ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ИТАЛИИ ЧИАНО ДИ КОРТЕЛАЦЦО 22 июня 1941 г. Секретно Министр иностранных дел Чиано вызвал меня в 12 час. дня и сделал мне заявление от имени Итальянского правительства следующего содержания: "Ввиду сложившейся ситуации, в связи с тем, что Германия объявила войну СССР, Италия, как союзница Германии и как член Тройственного пакта, также объявляет войну Советскому Союзу с момента вступления германских войск на советскую территорию, т.е. с 5.30 22 июня". Чиано указал далее, что относительно обмена посольствами будет в дальнейшем согласовано между правительством Италии и правительством СССР через соответствующих посредников, которые будут защищать интересы вышеуказанных государств. Отвечая на заявление Чиано, я указал, что немедленно сообщу своему правительству о сделанном им мне заявлении. После возвращения из МИД, здание советского посольства было оцеплено итальянской полицией и выезд из посольства был запрещен. Н. Горелкин АВП РФ. Ф.06. П. 16. Д.205. Л.71. \437\ И есть еще одно указание, что время в Берлине отличалось от Москвы именно на 2 часа. Бережков Валентин Михайлович (стр. 50-52) Ночь на 22 июня В субботу 21 июня из Москвы пришла срочная телеграмма. Посольство должно было немедленно передать германскому правительству упомянутое выше важное заявление. Мне поручили связаться с Вильгельмштрассе и условиться о встрече представителей посольства с Риббентропом. Дежурный по секретариату министра ответил, что Риббентропа нет в городе. Звонок к первому заместителю министра, статс-секретарю Вейцзеккеру также не дал результатов. Проходил час за часом, а никого из ответственных лиц найти не удавалось. Лишь к полу-Дню объявился директор политического отдела министерства Верман. Но он только подтвердил, что ни Риббентропа, ни Вейцзеккера в министерстве нет. — Кажется, в ставке фюрера происходит какое-то важное совещание. По-видимому, все сейчас там, — пояснил Верман. — Если у вас дело срочное, передайте мне, а я постараюсь связаться с руководством... Я ответил, что это невозможно, так как послу поручено передать заявление лично министру, и попросил Вермана дать знать об этом Риббентропу... Из Москвы в этот день несколько раз звонили по телефону. Нас торопили с выполнением поручения. Но сколько мы ни обращались в министерство иностранных дел, ответ был все тот же: Риббентропа нет, и когда он будет, неизвестно. Часам к семи вечера все разошлись по домам. Мне же пришлось остаться в посольстве и добиваться встречи с Риббентропом. Поставив перед собой настольные часы, я решил педантично, каждые 30 минут, звонить на Вильгельмштрассе. На столе у меня лежала большая пачка газет — утром удалось лишь бегло их просмотреть. Теперь можно было почитать повнимательнее. В нацистском официозе «Фёлькишер беобахтер» в последнее время было напечатано несколько статей Дитриха — начальника пресс-отдела германского правительства. [51] В этих явно инспирированных статьях Дитрих все время бил в одну точку. Он говорил о некоей угрозе, которая нависла над германской империей и которая мешает осуществлению гитлеровских планов создания «тысячелетнего рейха». Автор указывал, что германский народ и правительство вынуждены, прежде чем приступить к строительству такого «рейха», устранить возникшую угрозу. Эту идею Дитрих, разумеется, пропагандировал неспроста. Вспомнились его статьи накануне нападения гитлеровской Германии на Югославию в первые дни апреля 1941 года. Тогда он разглагольствовал о «священной миссии» германской нации на юго-востоке Европы, вспоминал поход принца Евгения в XVIII веке в Сербию, оккупированную в то время турками, и довольно прозрачно давал понять, что ныне этот же путь должны проделать германские солдаты. Теперь в свете известных нам фактов о подготовке войны на Востоке статьи Дитриха о «новой угрозе» приобретали особый смысл. Трудно было отделаться от мысли, что ходивший по Берлину слух, в котором фигурировала последняя дата нападения Гитлера на Советский Союз -- 22 июня, на этот раз, возможно, окажется правильным. Казалось странным и то, что мы в течение целого дня не могли связаться ни с Риббентропом, ни с его первым заместителем, хотя обычно, когда министра не было в городе, Вейцзеккер всегда был готов принять представителя посольства. И что это за важное совещание в ставке Гитлера, на котором, по словам Вермана, находятся все нацистские главари?.. Вновь и вновь звонил я на Вильгельмштрассе, но безрезультатно. Тем временем в Москве в половине десятого вечера 21 июня народный комиссар иностранных дел Молотов по поручению Советского правительства пригласил к себе германского посла Шуленбурга и сообщил ему содержание советской ноты по поводу многочисленных нарушений границы германскими самолетами. После этого нарком тщетно пытался побудить посла обсудить с ним состояние советско-германских отношений и выяснить претензии Германии к Советскому Союзу. В частности, перед Шуленбургом был поставлен вопрос: в чем заключается недовольство Германии в отношении СССР, если таковое имеется? Молотов спросил также, чем объясняется усиленное распространение слухов о близкой войне между Германией и СССР, чем объясняется массовый отъезд из Москвы в последние дни сотрудников германского посольства и их жен. В заключение Шуленбургу был задан вопрос о том, чем объясняется "отсутствие какого-либо реагирования германского правительства на успокоительное и миролюбивое сообщение ТАСС от 14 июня". Никакого вразумительного ответа на эти вопросы Шуленбург не дал... Пока я продолжал тщетно дозваниваться на Вильгельмштрассе, из Москвы поступила новая депеша. Это было уже [52] около часа ночи. В телеграмме сообщалось содержание беседы наркома иностранных дел с Шуленбургом и перечислялись вопросы, поставленные советской стороной в ходе этой беседы. Советскому послу в Берлине вновь предлагалось незамедлительно встретиться с Риббентропом или его заместителем и поставить перед ним те же вопросы. Однако мой очередной звонок в канцелярию Риббентропа был так же безрезультатен, как и прежние. Внезапно в 3 часа ночи, или в 5 часов утра по московскому времени (это было уже воскресенье 22 июня), раздался телефонный звонок. Какой-то незнакомый голос сообщил, что рейхс-министр Иоахим фон Риббентроп ждет советских представителей в своем кабинете в министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе. Уже от этого лающего незнакомого голоса, от чрезвычайно официальной фразеологии повеяло чем-то зловещим... Таким образом, получается, что если в Германии летом 1941 использовалось не поясное, а летнее время, то план "БАРБАРОССА" должен был начаться в 4-00, а не в 3-00 (из-за астрономических данных). А если в 3-00 по берлинскому времени в Москве часы показывали 4-00, а не 5-00, то это означает, что в СССР летом 1941 не действовало "декретное" время (что неправда). Но играют ли эти рассуждения какую-то роль? Есть
ли какая-то разница - в 3-00, в 4-00 или в 5-00? 1) Почему стрелки часов военнослужащих РККА у западной границы СССР 22 июня 1941 показывали не московское время, а на 1 час меньше? (На самих западных территориях, отошедших к СССР в 1939-1940 годах к лету 1941, должны были перейти на московское время). 2) Возникает ряд вопросов, в частности, к изложению последовательности событий в мемуарах маршала Жукова касательно ночи с 21 на 22 июня и утра 22 июня. Например, "Малиновка", том 2 N: 630. ПРОТОКОЛ ДОПРОСА АРЕСТОВАННОГО ПАВЛОВА Д. Г. 7 июля 1941 г.Вопрос: Вам объявили причину вашего ареста? Ответ: Я был арестован
днем 4 июля с. г. в Довске, где мне было объявлено,
что арестован я по распоряжению ЦК. Вопрос: В таком случае, приступайте к показаниям о вашей предательской деятельности. Ответ: Я не предатель. Поражение войск, которыми я командовал, произошло по не зависящим от меня причинам. Вопрос: У следствия имеются данные, говорящие за то, что ваши действия на протяжении ряда лет были изменническими, которые особенно проявились во время вашего командования Западным фронтом. Ответ: Я не изменник, злого
умысла в моих действиях, как командующего
фронтом, не было. Вопрос: Как же в таком случае это произошло? Ответ: Я вначале изложу обстановку, при которой начались военные действия немецких войск против Красной Армии. В час ночи 22 июня с. г. по приказу народного комиссара обороны я был вызван в штаб фронта. Вместе со мной туда явились член Военного Совета корпусной комиссар Фоминых и начальник штаба фронта генерал-майор Климовских, Первым вопросом по телефону народный комиссар задал: "Ну, как у вас, спокойно?" Я ответил, что очень большое движение немецких войск наблюдается на правом фланге, по донесению командующего 3-й армией Кузнецова, в течение полутора суток в Сувальский выступ шли беспрерывно немецкие мотомехколонны. По его же донесению, на участке Августов - Сапоцкин во многих местах со стороны немцев снята проволока заграждения. На других участках фронта я доложил, что меня особенно беспокоит группировка "Бялоподляска". На мой доклад народный комиссар ответил: "Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб же соберите на всякий случай сегодня утром, может, чтонибудь и случится неприятное, но смотрите ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации - позвоните". На этом разговор закончился. Согласно указанию наркома я немедленно вызвал к аппарату ВЧ всех командующих армий, приказав им явиться в штаб армии вместе с начальниками штабов и оперативных отделов. Мною также было предложено командующим привести войска в боевое состояние и занять все сооружения боевого типа и даже недоделанные железобетонные. На это мое распоряжение Кузнецов ответил, что согласно ранее мною данных указаний, патроны войскам он раздал и в настоящее время приступает к занятию сооружений. Командующий 10-й армии Голубев доложил, что у него штабы корпусов после военной игры оставлены для руководства войсками на том месте, где им положено быть по плану. Я предупредил Голубева, чтобы он войска держал в полной боевой готовности и ждал моих дальнейших распоряжений. Коробков - командующий 4-й армией, доложил, что у него войска готовы к бою. Боеготовность Брестского гарнизона он обещал проверить. На это я Коробкову указал, что гарнизон должен быть на том месте, где ему положено по плану, и предложил приступить к выполнению моего приказания немедленно. Явившиеся ко мне в штаб округа командующий ВВС округа Копец и его заместитель Таюрский доложили мне, что авиация приведена в боевую готовность полностью и рассредоточена на аэродромах в соответствии с приказом НКО. Этот разговор с командующими армий происходил примерно около двух часов ночи. В 3 часа 30 мин. народный комиссар обороны позвонил ко мне по телефону снова и спросил - что нового? Я ему ответил, что сейчас нового ничего нет, связь с армиями у меня налажена и соответствующие указания командующим даны. Одновременно я доложил наркому, что вопреки запрещению начальником ВВС Жигаревым заправить самолеты бензином НЗ и заменить моторы за счет моторов НЗ, я такое распоряжение отдал Копцу и Таюрскому. Народный комиссар это мое распоряжение одобрил. Я обещал народному комиссару \457\ дальнейшую обстановку на моем участке доложить после вторичных переговоров с командующими армий. В течение дальнейших 15 минут я получил от командующих следующую информацию: От командующего 10-й армией - "все спокойно"; от 4-й армии - "всюду и все спокойно, войска выполняют поставленную вами задачу". На мой вопрос - выходит ли 22-я танковая дивизия из Бреста, получил Ответ: "Да, выходит, как и другие части". Командующий 3-й армией ответил мне, что у него ничего нового не произошло. Войска Иванова - начальника укрепрайона - находятся в укреплениях, 56-я стрелковая дивизия выведена на положенное ей место по плану; 27-я стрелковая дивизия тоже на своем месте, она примерно за месяц до начала военных действий мною была переведена из Сапоцкин Гродно на Августов - Граево, Сухового. Эти места утверждены Генеральным штабом. Я отправился доложить новую обстановку народному комиссару обороны и прежде чем добился Москву, мне позвонил по телефону Кузнецов, доложив: "На всем фронте артиллерийская и оружейно-пулеметная перестрелка. Над Гродно до 50 - 60 самолетов штаб бомбят, я вынужден уйти в подвал". Я ему по телефону передал ввести в дело "Гродно-41" (условный пароль плана прикрытия) и действовать не стесняясь, занять со штабом положенное место. После этого я срочно позвонил в Белосток, Белосток ответил: "Сейчас на фронте спокойно". Примерно в 4.10 - 4.15 я говорил с Коробковым, который также ответил: "У нас все спокойно". Через минут 8 Коробков передал, что "на Кобрин налетела авиация, на фронте страшенная артиллерийская стрельба". Я предложил Коробкову ввести в дело "Кобрин 41 года" и приказал держать войска в руках, начинать действовать с полной ответственностью. Все, о чем доложили мне командующие, я немедленно и точно донес народному комиссару обороны. Последний ответил: "Действуйте так, как подсказывает обстановка". Вопрос: Через сколько минут вы доложили народному комиссару обороны сообщение Кузнецова о том, что противник открыл в районе расположения его армии артиллерийский и оружейно-пулеметный огонь? Ответ: Доложил я сообщение Кузнецова наркому минут через 10 - 12. Вопрос: Продолжайте излагать дальнейшую обстановку на фронте. Ответ: После доклада народному комиссару обороны мною было отдано распоряжение штабу вступить в связь в соответствии с нашим планом и особенно в радиосвязь. Проверка ВЧ показала, что эта связь со всеми армиями прервана. Примерно около 5 часов по междугородному телефону обходными линиями мне доложил обстановку Кузнецов. Он сообщил, что войска противника им сдерживаются, но что Сапоцкин весь горит, так как по нему была произведена особо сильная артиллерийская стрельба и что противник на этом участке перешел в наступление, пока атаки отбиваем. Примерно в 7 часов прислал радиограмму Голубев, что на всем фронте идет оружейно-пулеметная перестрелка и все попытки противника углубиться на нашу территорию им отбиты. Вопрос: Почему же все-таки немцам удалось прорвать фронт и углубиться на нашу территорию? Ответ: На брестском направлении против 6-й и 42-й дивизий обрушилось сразу 3 механизированных корпуса; что создало превосходство противника как численностью, так и качеством техники. Командующий 4-й армией Коробков, потеряв управление и, по-видимому, растерявшись, не смог в достаточной мере закрыть основного направления своими силами, хотя бы путем подтягивания на это направление 49-й дивизии. На 6-ю и 42-ю дивизии на этом же брестском направлении противником была брошена огромная масса бомбардировочной авиации. По докладу Коробкова, эта авиация со всей тщательностью обрабатывала расположение нашей пехоты, а пикирующие бомбардировщики противника выводили из строя орудие за орудием. Господство авиации противника в воздухе было полное, тем паче что наша истребительная авиация уже в первый день одновременным ударом противника ровно в 4 часа утра по всем аэродромам была в значительном количестве выбита, \462\ не поднявшись в воздух. Всего за этот день выбито до 300 самолетов всех систем, в том числе и учебных. Все это случилось потому, что было темно и наша авиация не смогла подняться в воздух. Я лично не мог физически проверить, как была рассредоточена на аэродроме авиация, в то время как командующий ВВС Колец и его заместитель Таюрский, зам. по политчасти Листров и начальник штаба ВВС Тараненко доложили мне, что приказ наркома обороны о сосредоточенном расположении авиации ими выполнен. Вопрос: Имели ли вы сообщение, что на границе появились самолеты противника? Ответ: Такое сообщение я получил одновременно с началом бомбежки. Минский центральный пост ВНОС получил сообщение о перелете государственной границы авиацией противника через 4 минуты, а приграничные аэродромы это сообщение получили значительно раньше, но подняться в воздух не смогли, так как новой техникой в ночных полетах не овладели.... В роковой день 22 июня 1941 г. в 2 часа 10 мин. утра я поехал на командный пункт группы и поднялся на наблюдательную вышку южнее Богукалы (15 км северо-западнее Бреста). Я прибыл туда в 3 часа 10 мин., когда было темно. В 3 часа 15 мин. началась наша [209] артиллерийская подготовка. Дмитрий Хазанов На прибалтийском направлении Время удара по приграничным
аэродромам было определено немцами одно и то же
для всего фронта: 3 ч 15 мин. Авиачасти,
базировавшиеся дальше к Западу, выделили по
несколько наиболее подготовленных экипажей,
которые стартовали еще в темноте, а из Восточной
Пруссии самолеты взлетали, когда уже рассвело. В
плане согласованного удара по советским
авиабазам было сделано одно исключение: тяжелые
истребители Bf 110 из 5-го отряда ZG26, возглавляемые
капитаном Т.Розивалем. уже в 2 ч 50 мин
пересекли границу и через 5 мин сбросили
бомбы на аэродром Алитус. Капитан М. фон Коссарт (М. von Cossart) из
эскадры KG1 Тинденбург отмечал, что при первой
атаке Ju 88 бомбили совершенно незамаскированные
самолеты, стоявшие как на параде на краю
аэродрома Либавы (Лиепая). Сопротивление оказал
единственный зенитный пулемет, установленный на
кромке взлетной полосы, но он не причинил
никакого вреда. По утверждению фон Коссарта,
немецкие радисты перехватили передачу открытым
текстом: "Нечем прикрыть с воздуха. Наш
истребительный полк (речь идет о 148-м ИАП) погиб
под бомбами". Обратимся к мемуарам А.Г.Рытова, в то время замполита 6-й смешанной авиадивизии, входившей в ПрибОВО. Он вспоминал, что приказ о рассредоточении самолетов по полевым аэродромам и маскировке поступил накануне 22 июня. "Но было уже слишком поздно... На рассвете... Иван Логинович (И.Л.Федоров, командир 6-й САД.) разговаривал по телефону с командиром 148-го истребительного полка майором Зайцевым. Я понял, что там произошло что-то серьезное. Он сказал: - Аэродром и порт в Либаве подверглись
бомбежке. Сожжено несколько самолетов. В штаб вошел офицер оперативного отдела с только что полученной радиограммой. Мы буквально впились в нее глазами, однако нового в ней ничего не было: на провокации не поддаваться, одиночные немецкие самолеты не сбивать. Прилетев в Либаву, я застал невеселую картину. Аэродром рябил воронками, некоторые самолеты еще продолжали тлеть. Над ангарами стлался дым, пламя дожирало и остатки склада горюче-смазочных материалов. Раздался сигнал тревоги, и истребители пошли на взлет. - Сколько же будем играть в кошки-мышки? - спросил Зайцев, когда мы вылезли из щели. - Смотрите, что они, гады, наделали, - обвел он рукой дымящееся поле аэродрома. - Нас бомбят, мы кровью умываемся, а их не тронь. - Потерпи, Зайцев, приказа нет, - уговаривал я командира полка, хотя у самого все кипело внутри от негодования. "Юнкерсы" начали сбрасывать фугасные и зажигательные бомбы. Нет. это не провокация, а самая настоящая война!... На направлении главного удара О том, как проходили у немцев последние часы перед вторжением, можно узнать из работы германского историка Пауля Карелла: “...Смеркалось. В штабе генерала Гудериана шла напряженная работа. Завтра перед рассветом - вторжение. Штаб 2-й танковой группы расположился в деревне Вольска Добринска в 15 км от Буга, по которому проходит граница... Офицеры штаба в своих палатках и автобусах склонились над картами. Никаких переговоров по радио, строжайшее радиомолчание. Телефонные разговоры - только при крайней необходимости. Они и не нужны, потому что нет ни одного нерешенного вопроса. Даже самый трудный из них - как обеспечить взаимодействие с авиацией 2-го ВФ при нанесении первого удара - получил удовлетворительное разрешение. Дело в том, что командующего 2-м флотом генерал-фельдмаршала Кессельринга, как и начальника генерального штаба люфтваффе генерал-полковника Ешоннека беспокоили большая численность советских ВВС. Они поставили задачу нанести внезапный и сокрушительный удар по советским аэродромам. [Немецкий историк Греффрат приводит цитату из выступления генерала Ешоннека: "Те результаты, которых можно добиться, действуя в первые два дня войны против неприятельских сухопутных войск, не идут ни в какое сравнение с ущербом, который способна нанести вражеская авиация, если она останется полностью боеспособной".] Не просто в немецких штабах решалась
проблема: в какой момент утром 22 июня должны
стартовать бомбардировщики? Время начала
артиллерийской подготовки и наступления пехоты - После многочисленных обсуждений к нему пришли командир 8-го авиакорпуса ген. Рихтгофен и признанный лидер истребительной авиации командир 51-й истребительной эскадры подп-к Мельдерс. "Мы подкрадемся к аэродромам на большой высоте, как воздушные разведчики". Было решено, что каждый бомбардировщик наберет максимальную высоту над занятой германскими войсками территорией, а затем в темноте над болотистыми и лесными участками с приглушенными моторами пересечет границу. Точный расчет должен был обеспечить появление бомбардировщиков над советскими аэродромами ровно в 3 часа 15 мин, одновременно с первыми залпами артиллерии. Из воспоминаний полковника Здорного Г.К. (бывшего в июне 1941 командиром 86-го Августовского погранотряда), журнал "Военно-Исторический Архив", 6, 2002, статья "Маршала Кулика... я передал командованию по акту", стр. 81: В два часа ночи с минутами 22 июня через офицера штаба 5-й комендатуры я получил донесение капитана Янчука о боевом столкновении наших пограничных нарядов с войсковой группой (до взвода) немецких армейских войск, которые нарушили границу на участке 6 и 7-й застав 2-й комендатуры в местечке Липске. Спустя минут 30 поступило новое донесение о столкновении наших нарядов на участке 11-й заставы 3-й комендатуры у полотна железной дороги Сувалки-Августов. Оценив эти происшествия как попытку фашистов захватить языка и возможность более крупной провокации, я приказал усилить наряды. Примерно в 3 часа 40 минут к месту моего ожидания [на левом стыке с 87-м погранотрядом на шоссе Ломжа-Граево - объяснения на стр. 80] подъехали три легковые автомашины с генералами Соколовым [начальник погранвойск СССР ] и Богдановым [начальник погранвойск округа] и командиром 87 погранотряда. Тут же на месте я стал докладывать обстановку. Примерно через 5 минут, находясь у автомашин, мы все услышали нарастающий гул самолетов, а затем увидели большую группу самолетов, приближающуюся со стороны Восточной Пруссии к нашей территории. Мы сели в автомашины и поехали в Граево. В 4 часа 10 минут мы были уже в Граеве в штабе 5-й комендатуры. Я связался по телефону с начальником штаба отряда капитаном Янчуком. От него я узнал, что на участке 1-й и 2-й комендатур прорвались через границу большие колонны танков и моторизованная группа. Все заставы вступили в бой. Город Августов подвергся налету авиации противника. Сильная ружейная и пулеметная стрельба и разрывы снарядов были слышны на подступах к Августову. Связь на этом оборвалась. Пока я говорил по телефону с капитаном Янчуком, началась бомбежка Граево, а затем артиллерийский обстрел города и вокзала. Что называется на ходу, я отдал распоряжение коменданту 5-го участка включиться в оборону города и совместно со стрелковым полком, дислоцировавшимся в городе Граево, вступить в бой. Сюда же отвести все погранзаставы, ведущие бой в районе своих жилых городков. В 4 часа 40 минут вместе с генералами мы выехали из Граево в Августов... Итак, получается, что немцы начинали
"Барбароссу" в 2-45 - 3-00 - 3-15 - 3-30. Но это не все. .... Вчера купил новую книгу: Яков Верховский, Валентина Тырмос "Сталин. Тайный "Сценарий" начала войы". Олма-Пресс, Москва, 2005. Всю еще не прочитал, только пролистал. Предлагаю цитату. Стр. 536: Вся советская граница уже была объята пламенем, когда в 4 часа утра по московскому и в 2 часа ночи по берлинскому времени в советском посольстве раздался телефонный звонок. Звонили из канцелярии министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа... Что-то очень тянет на Бережкова, но
опять все один и тот же разнобой по времени на
один час. Я говорил тебе – мистика: телефон
звенит то в 2, то 3 часа ночи; который из них
мифический, а который настоящий? Кстати, в моей упомянутой книге уверяется, что нападение началось в 3-15 по московскому времени или 1-15 по Берлину. Но тогда выходит, что часы Гудериана показывали московское время??? И у Гота тоже? http://militera.lib.ru/memo/german/schmidt/index.html Следующая сцена трагически отличалась от предшествующей. В первые часы утра 22 июня 1941 года я ждал вместе с Риббентропом в его кабинете на Вильгельмштрассе прихода советского посла Деканозова. Накануне, в субботу, начиная с полудня Деканозов каждый час звонил в министерство иностранных дел, утверждая, что ему нужно уладить [324] срочное дело с министром иностранных дел. Ему отвечали, как всегда перед важными событиями, что министра нет в Берлине. Затем в два часа ночи Риббентроп подал сигнал, и Деканозову сообщили, что Риббентроп хотел бы увидеться с ним в четыре часа утра этого же дня, 22 июня. Можно предположить, что разнобой может возникать из-за стремления некоторых авторов "свести" время к моменту, который огласил Молотов в своем выступлении по радио в 12-00 22.06.41 ("Малиновка", том 2): N: 610. ВЫСТУПЛЕНИЕ ПО РАДИО ЗАМЕСТИТЕЛЯ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ СНК И НАРКОМА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В. М. МОЛОТОВА 22 июня 1941 г. Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава тов. Сталин поручили мне сделать следующее заявление: Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.... 1) Итак, В.М.Молотов сказал: "в 4 часа утра" (надо полагать по московскому времени? Или по какому-то времени на границе?). 2) По многочисленным источникам известно, что немцы начали в 3 часа утра (по своему берлинскому времени). 3) По астрономическим расчетам и с учетом декретов (законов) в этот момент в Москве (и на западной границе) должно было быть 5 часов утра. Но если в Москве было 5-00, то это кое-что меняет в
описаниях событий того дня. (11 марта 2006) |
(Положение Солнца относительно горизонта
показано стрелкой).
