Т. К. Кузнецов,
капитан в отставке, бывший командир саперного батальона, дивизионный инженер

Статья из сборника "На рубежах мужества: Рассказывают фронтовики, 1941—1945 "/ Сост. О. Е. Сухолотюк.— К.: Политиздат Украины, 1987. — 319 с.

Настоящий сборник — это коллективный рассказ о мужестве, героизме советских воинов, стоявших насмерть при защите Киева, Ленинграда, Одессы, Севастополя и проявивших беспримерную отвагу в освободительных битвах. В сборник вошли воспоминания ветеранов Великой Отечественной войны — представителей разных родов войск — непосредственных участников описываемых сражений.

Политиздат Украины, 1987

— Разрешите обратиться, товарищ лейтенант? — став по стойке «смирно» и взяв под козырек, произнес подошедший комвзвода сержант А. Н. Трусов.

Я утвердительно кивнул головой.

— Вот мы, двигаясь от Пскова к Луге, подорвали без малого десяток немецких машин, а никто не подумал, чтобы хоть одна из них дала отдых нашим ногам. Короче, разрешите подыскать колеса для роты.

Сказано — сделано: саперы слов на ветер не бросают. И обзавелись мы солидным грузовиком с кузовом, накрытым тентом.

Бойцы поговаривали промеж себя: вот, мол, блеснем перед 2-й ротой! Но блеснуть не удалось. Саперы Сидякина оказались вооруженными не хуже нас, а их трофейный грузовик — семитонный дизель с длинным и высоким решетчатым кузовом для перевозок реквизируемого у населения скота — мог дать фору нашему.

Зато как дивились появлению 2-й и 3-й рот на КП 41-го отдельного стрелкового корпуса.

— Ты смотри на этих героев: и впрямь чудеса творят. Мало того, что щеголяют при трофейных пулеметах и автоматах, так еще на немецких грузовиках прикатили! — вслух восхищался один из штабистов.

Корпусной инженер М. Т. Мальцев направил нас в расположение корпусного отдельного саперного батальо- /3/ на, находившегося в лесу под Лугой, в бывшем летнем лагере какой-то воинской части.

Нас приняли хорошо: сразу же накормили горячей пищей, предоставили возможность помыться в бане, что удалось сделать впервые с начала войны.

Приведя себя и оружие в порядок, мы продолжили знакомство с хозяевами. Рассказывали друг другу о своем участии в боях, сокрушались нашим вынужденным отступлением, вспоминали счастливые годы мирной жизни...

Окончив в 1935 году Московский горный институт, я стал инженером-взрывником. Место работы назвала комиссия по распределению кадров — трест «Южуралтяжстрой», находившийся в Орске Оренбургской области.

Я рвал скальную породу под фундаментные котлованы будущего завода-гиганта, строил дороги, прокладывал тоннели в горах. [Вероятно для комбината по добыче никеля – прим. zhistory].

Пришла пора — и женился. Словом, жить бы, поживать, добра да детей наживать. Однако все больше накалялась международная обстановка. Фашисты, захватившие власть в Германии, развязали вторую мировую войну. Черные тучи сгущались у западной границы СССР.

Осенью 1940-го меня вызвали в военкомат.

— Трофим Константинович Кузнецов?— спросил военком, просматривая мою повестку.

— Да, он самый,— ответил я.

— В тридцать третьем вы окончили Объединенную школу имени ВЦИК, а позже вам было присвоено воинское звание «лейтенант» запаса, — продолжал военком.— Так вот, вы призываетесь в армию. Направляем вас на курсы усовершенствования командного состава. На увольнение с работы и сборы в дорогу предоставляю трое суток.

Последующих четыре месяца военно-инженерной и командирской подготовки прошли как один день. Редко когда удавалось выкроить несколько минут для того, чтобы черкнуть письмо жене и маленькой дочурке Неле.

Учеба, в основном, строилась по действиям военно-инженерных подразделений в наступлении.

В январе 1941-го, после сдачи экзаменов, я получил назначение на должность командира 3-й саперной роты 259-го отдельного саперного батальона, который формировался в одном из южно-уральских городов. /4/

— О, снова земляки! — удовлетворенно восклицали бойцы каждый раз, узнав, что очередная группа пополнения прибыла из Оренбургской области.

Сейчас, спустя более чем сорок пять лет после описываемых событий, я, кажется, сполна осознал то, почему так радовались красноармейцы слову «земляк».

Уроженец одной с тобой местности — как бы родня. Разговор с земляком напоминает твое детство, исконно твои лес, реку и школу, твоих родителей и возлюбленную, твои производственные успехи... Или, скажем, радость свободно делится с сослуживцами-однополчанами, а горе, печаль — только с другом-земляком.

На пополнение к нам прибывали физически крепкие парни и мужчины в возрасте не свыше тридцати лет — рабочие, колхозники, служащие промышленных предприятий и разных учреждений. Подавляющее большинство из них уже отслужило кадровую в армии, каждый имел одну, а то и две строительные либо механизаторские специальности. Это позволило командирам и политработникам в кратчайший срок сколотить монолитные подразделения, создать в них первичные партийные и комсомольские организации. Везде быстро наладилась надлежащая воинская дисциплина. И начались усиленные занятия воинов по боевой и политической подготовке.

Ночью 10 марта нас подняли по тревоге, экипировали полной выкладкой. В свои казармы мы больше не вернулись. Через четверо суток батальон передислоцировался по железной дороге под город Таураге Литовской ССР, где был создан Прибалтийский особый военный округ (командующий — генерал-полковник Ф. И. Кузнецов). Возникла необходимость срочно создать там приграничный оборонительный рубеж почти на 350 километров — от Балтийского моря до правого фланга полосы Западного особого военного округа.

Перед командованием Прибалтийского округа была поставлена ответственная задача: в кратчайший срок возвести военно-инженерные сооружения в 160 батальонных укрепрайонах. В частности, требовалось построить до 2000 дотов и создать противотанковые препятствия общей протяженностью более 100 километров.

Наш 259-й отдельный саперный батальон, возглавляемый капитаном Николаем Петровичем Новочадовым, вошел в 91-е управление военного строительства и приступил к созданию Таурагенского батальонного укрепрайона. /5/

Я, будучи командиром саперной роты, стал также начальником строительства объектов на выделенном нам участке предполья.

Строительной техники у нас почти не было [сноска: * Бывший начальник инженерных войск, заместитель командующего Прибалтийским особым военным округом генерал-лейтенант в отставке Ф. И. Зотов в своей статье «Инженерное обеспечение действий фронта», опубликованной в книге «На Северо-Западном фронте, 1941-1943» (М., «Наука», 1969), в частности, отметил, что в его распоряжении имелось всего несколько камнедробилок, а в течение двух- трех месяцев следовало изготовить до полутора миллиона кубометров щебня.— Авт.]

Выкапывать ежедневно по четыре кубометра каменистой земли, таскать бревна, мешки с цементом, носилки с бетоном, право, нелегкая работа. Она требовала от саперов огромных физических усилий.

График возведения объектов нередко оказывался под угрозой срыва из-за плохих грунтовых дорог. В весеннюю распутицу 1941-го они стали почти непроходимыми для автотранспорта, подвозившего нам строительные материалы.

И все-таки не припомню дня, когда бы вверенная мне рота, как и другие, не выполнила задания. Воины трудились с величайшим подъемом, перекрывая высокие нормативы. Надежная обороноспособность Родины была для нас превыше всего.

Как только намечался недостаток в стройматериалах, мы разыскивали застрявшие в пути грузовики, вручную вытаскивали их из залитых водою колдобин, плечом толкали в местах буксовки. Если это не удавалось, перегружали содержимое кузовов на подводы, переносили его на себе.

Командиры подразделений осуществляли инженерное руководство на возводимых объектах, а контроль за снабжением подразделений всем необходимым для производства работ брали на себя политработники. С уважением вспоминаю, как много сил, энергии и смекалки отдавали этому делу заместитель командира батальона по политчасти старший политрук Зварич, а во вверенной мне роте — политрук Алексей Николаевич Ешков.

Ежедневно командиры и политработники анализировали не только достигнутое, но и упущенное, думали над тем, как завтра добиться большего, поощряли отличившихся. К концу каждого дня (выходных не было) в ро- /6/

те выпускался боевой листок, посвящавшийся передовикам социалистического соревнования.

Торопиться с завершением строительства были и другие веские причины. Начиная с апреля, мы воочию много раз видели, как в наше воздушное пространство залетали чужие самолеты — с черными крестами на крыльях.

Ранним утром 25 мая в районе дислокации батальона (работали уже круглосуточно) появились три человека в незнакомой изрядно поношенной военной форме. Приближаясь к нам, они как можно выше подняли руки и, тараторя что-то на незнакомом нам языке, заулыбались.

— Кто вы? — спросил политрук одной из рот Борис Моисеевич Шнейдерман, свободно владевший немецким.

Оказалось, что это были французы, которые работали у немцев на строительстве фортификационных сооружений. Бежав из плена, тройка отважных нелегально перешла границу.

Все трое ненавидели фашистов, поправших честь и свободу их родины, а теперь готовящихся к нападению на Советский Союз. Гитлеровское командование, рассказали французы, силами военнопленных прокладывало со своих позиций хода сообщений вплотную к границе. В своем ближнем тылу немцы уже сосредоточили много орудий и танков, с каждым днем прибывают подразделения моторизованной пехоты.

Французов тут же отправили в штаб 125-й стрелковой дивизии, которой оперативно подчинялся батальон.

Тревога, большая тревога за судьбу Отчизны опечалила воинов. После этого случая уже не требовалось напоминаний о лучшей работе. Каждый сапер справлялся за двоих.

Вскоре все доты и противотанковые препятствия в предполье, возводимые батальоном, были готовы. Саперы сделали, казалось, невозможное: без средств строительной техники намного опередили сроки окончания оборонительных сооружений.

Теперь перед нами возникла не менее важная задача — смонтировать вооружение. К сожалению, штатных орудий и пулеметов мы не получили. Будем вынуждены брать их из стрелковых частей, сказал на совещании комсостава командир дивизии генерал-майор П. П. Богайчук. /7/

Это был весьма деятельный человек среднего роста и молодцеватого вида, всегда тщательно выбритый, в начищенных до блеска сапогах и в отутюженной форме.

Генерал, конечно же, знал больше нас. Его озабоченный вид, сверлящие собеседника серые глаза и то, как он пальцами правой руки выстукивал по столу барабанную дробь, говорили о его волнении.

— Гроза может разразиться в любой день и в любую минуту. Если придется, что ж, постоим за землю родную, за Советскую власть, как и подобает воинам Красной Армии! — заключил он в конце совещания.

Возвратившись с командирами рот в батальон, капитан Новочадов собрал командиров взводов и политработников, детально осветил ход состоявшегося совещания и сообщил о требовании комдива при угрозе нападения частям и отдельным подразделениям занять район обороны; он распорядился о насыпке мешков песком — для последующей закладки амбразур по периметру железобетонных оборонительных сооружений.

— Сорокапятимиллиметровые пушки и станковые пулеметы для монтажа в дотах будут доставлены из стрелковых полков с минуты на минуту. Еще нам вменено установить противотанковые мины на подступах к укрепрайону,— сообщил капитан.

И работа закипела. Все делалось быстро и споро — без суеты, лишних разговоров. Приказ командования был выполнен безупречно, в положенный срок.

В ночь на 22 июня 125-я стрелковая дивизия бесшумно и скрытно развернулась в боевые порядки на отведенном участке обороны протяженностью до 25-ти километров по фронту. Это соединение не было укомплектовано по штатам военного времени; глубина его обороны не превышала полутора-двух километров.

259-й отдельный саперный батальон, численностью 578 человек, тоже был готов к отражению удара агрессора. Мы повысили бдительность, усилили караулы.

Перед рассветом над границей повисла напряженная, зловещая тишина. В 3 часа 45 минут над нами с воем пролетела армада самолетов. И снова наступила полнейшая тишина.

Ровно через четверть часа загрохотала артиллерийско-минометная канонада, послышался гул двигателей и лязг танковых гусениц. Небольшой литовский городок Та- /8/ ураге запылал. Смерть ворвалась в дома мирных советских граждан — гибли женщины, старики и дети.

С началом Великой Отечественной Прибалтийский особый военный округ был преобразован в Северо-Западный фронт. На его войска обрушили удар 42 гитлеровские дивизии, в том числе семь танковых и шесть моторизованных.

В общей сложности на войска Северо-Западного двинулись свыше 725 тысяч немецких солдат и офицеров, 1500 танков (третья часть всех танков, вторгшихся на территорию Советского Союза).

У противника было в 1,7 раза больше дивизий, а если учесть, что противоборствующие соединения были неидентичными по численному составу, то фактическое превосходство врага в живой силе окажется намного больше. Он имел также весьма ощутимый перевес в танках и авиации, в орудиях и минометах разных калибров.

Наши войска по всему Северо-Западному фронту имели очень низкую плотность в обороне. Но, несмотря на это, они оказали упорное сопротивление агрессору. Храбро и мужественно сражались воины 125-й стрелковой дивизии.

...Еще в субботу, 21 июня, нам, саперам, выдали бутылки с зажигательной жидкостью и гранаты.

На следующее утро, как только фашисты нарушили нашу границу, комбат Новочадов приказал вывести вверенную мне роту на западную окраину Таураге и занять оборону на ранее отведенном и отрекогносцированном участке — за железнодорожной насыпью, между кладбищем и строениями мясокомбината. При этом капитан предупредил: если окажется, что началась война, а не очередная провокация, 259-му отдельному батальону надлежит отойти в район города Шяуляй, где нас будет ожидать связной. О времени выполнения следующего приказа комбат обещал уведомить дополнительно.

Советские пограничники, стоя насмерть, оказали моторизованной лавине агрессора упорное сопротивление. Так же храбро и мужественно сражались и воины 125-й стрелковой дивизии. В первый день войны и нам, саперам, довелось пройти боевое крещение. Враг, не овладев с ходу многими приграничными узлами сопротивления, подавил большинство из них артиллерийско-минометным огнем , а также ударами с воздуха и обошел стороной. /9/

Гитлеровское командование, не считаясь с потерями, вводило в сражение все новые и новые силы. Продвигаясь буквально по трупам своих солдат, расчищая себе путь снарядами, минами и бомбами, фашисты к полудню достигли полосы обороны 259-го отдельного саперного батальона.

В предполье на установленных нами минах подорвались два немецких грузовика с пехотой.

— Подпускать противника на расстояние прицельного выстрела! Огонь только по команде! — передал я по цепи, увидев, как три танка и пять бронетранспортеров с автоматчиками на борту показались из леса.

Но враг, как бы учуяв наше присутствие за железнодорожной насыпью, вдруг круто повернул вправо и начал заходить роте во фланг.

— По фашистам... залпом огонь!

Расстояние между нами и атакующими гитлеровцами неуклонно сокращалось. Их путь был усеян не меньше чем тремя десятками трупов. Правда, у нас появились раненые. Наспех перевязанные товарищами, они по ходу сообщения добирались в медсанвзвод батальона.

Плотный огонь саперов прижал к земле поредевшую цепь вражеских автоматчиков. Но тут из лесу появилась новая — более длинная и густая — цепь гитлеровских пехотинцев.

— Не пора ли нам отходить?— как-то нерешительно спросил политрук А. Н. Ешков, словно прочитав мои мысли. После тягостного раздумья он добавил:— Связной от капитана Новочадова, видимо, погиб в пути следования. Патронов осталось по пять штук на брата. Мы имеем десять, от силы пятнадцать минут, чтобы вывести роту через пока еще не захваченный двор мясокомбината. Промедлим — погубим и себя, и почти безоружных людей.

Четыре вражеских солдата, кувыркнувшись, свалились с головного танка и остались недвижимо лежать на земле. Вторым залпом, последовавшим через десять секунд, было уничтожено вдвое больше фашистов. Я с удовольствием отметил: бойцы обретают уверенность в собственных силах. Значит, честь по чести пройдут боевое крещение.

Не успел я что-либо ответить, как по траншее к нам подбежал младший лейтенант пограничных войск, взвод которого был нашим соседом по обороне на левом флан- /10/ ге.. Из-под зеленой фуражки прибывшего выглядывала окровавленная повязка.

— Командир третьей роты саперов?—обратился он ко мне.
— Да, лейтенант Кузнецов,— представился я.
— Смертельно раненный связной к вам не дошел — скончался у меня на руках. Его последние слова были: «Выполняйте следующий приказ».
— Следующий приказ гласит отвести роту в другой район,— говорю пограничнику.— Вы с нами?
— Нет, у нас своя задача... Однако прикроем вас огоньком.

Рота организованно, без потерь оторвалась от противника и в 12 часов 30 минут прибыла в пункт сбора. Здесь своего батальона мы не застали: поротно он был придан двум полкам 125-й стрелковой дивизии. Оставленный комбатом связной сообщил также, что в поход вышел и весь обоз нашей роты — десять пароконных повозок с немудреными орудиями саперного труда.

— Товарищ лейтенант, в ваше распоряжение оставлена полуторка, — доложил водитель машины.

Эта новость нас обрадовала. Марш предстоял длительный, в северо-восточном направлении, протяженностью до 120-ти километров.

Решили идти и днем, и ночью, делая лишь короткие привалы.

Двинулись в поход с головным и боковым дозорами, в арьергард назначили воинов посмекалистей. При частых появлениях вражеских самолетов рота по моей команде мгновенно рассредоточивалась и маскировалась в естественных укрытиях.

Вскоре над нами разгорелся воздушный бой. Четыре немецких бомбардировщика, шедшие курсом на Шяуляй, были атакованы парой краснозвездных И-16.

Юркие, изворотливые «ишачки» — название это попозже пришло от авиаторов в наземные войска — в первой атаке принудили «юнкерсов» нарушить педантично выдерживаемый строй: разметались кто куда. При втором заходе И-16 подожгли один бомбардировщик—через полминуты он взорвался на лету. Остальные, побросав бомбы куда попало — для облегчения, дали деру.

Праздновать бы героям, а вместе с ними и нам, победу, но тут на И-16 набросились два «Мессершмитта-109», из, видимо, опоздавшего прикрытия. /11/

Наше волнение снова стало беспредельным.

Правда, «ишачки» ловко вывернулись из-под трасс «мессеров» и взмыли вверх. Затем один из них, круто падая, настиг ближнего врага и... винтом отрубил ему хвостовое оперение. Неуправляемый самолет, врезавшись в лес, взорвался.

Пилот И-16, совершивший таран, выбросился с парашютом и, прикрываемый собратом, благополучно приземлился.

По такому необыденному случаю я объявил пятиминутный привал.

Что тут делалось! Саперы кричали «ура!», подбрасывали вверх пилотки, тискали друг друга в объятиях. Можно было подумать, что каждый из них лично был участником воздушного боя.

— Попомните мое слово, Трофим Константинович: будет бит фашист и в гриву, и в хвост. Трудно сейчас Родине, но она выдюжит, имея таких самозабвенных защитников на земле, в небе и на море. Прошли только считанные часы с начала войны, а мы с вами уже были очевидцами стойкости наших саперов, мужества смертельно раненного связного, подлинного героизма пограничников и вот сейчас — доблести наших славных авиаторов,—

сказал подошедший политрук А. Н. Ешков.

Избрав самый короткий маршрут по карте, мы двигались проселочными дорогами. Проходили через небольшие населенные пункты, в большинстве своем — хутора.

Литовцы-труженики провожали нас омраченными взглядами и тяжелыми вздохами. Спрашивали, когда вернемся. Каждый из них стремился оказать нам всяческую помощь.

В одном из поселений тощий старик, с трудом подыскивая русские слова, сказал:

— Жаль смотреть на вас: винтовка — на десятерых. А недалеко в лесу остался склад оружия и боеприпасов...

— Дедушка, милый! — первым нашелся Алексей Николаевич.— Да мы расцелуем вас, только покажите этот склад.

Разгладив седую бородку, литовец, поддерживаемый мной и Ешковым, сел в кабину полуторки, и мы поехали.

Попетляв по сосняку, остановились у длинного приземистого здания. Сорвать с его двери увесистый заржавевший замок труда не составило. Внутри мы увидели множество добротно сделанных деревянных ящиков. От- /12/ крыли один — винтовки образца 1891 года. На казеннике — двуглавый орел и клеймо: «Самарский оружейный завод Его императорского Величества». Открыли другой ящик, намного меньше,— так же отлично смазанные русские трехгранные штыки. Нашли цинки с патронами. Словом, наша полуторка под тяжестью скрипела, пыхтела и выла, догоняя роту.

Само собой разумеется, мы в полной сохранности доставили своего провожатого домой. Благодарили самыми теплыми, сердечными словами, обещали по-снайперски уничтожать фашистов из «старорежимного» оружия.

Расчувствованный старик пожелал нам победного завершения войны и возвращения к семьям в полном здравии.

...Пока мы с Ешковым и тремя бойцами ездили в лес, пока грузились и взрывали остальное содержимое склада, рота под началом командира взвода младшего лейтенанта Григория Михайловича Бондаренко удалилась по маршруту на пятнадцать километров.

Я объявил короткий привал и велел командирам приводить саперов по отделениям к полуторке — получать оружие и боеприпасы.

Бойцы ликовали. Вооруженные винтовками старейшего образца, да еще с примкнутыми штыками, они стали казаться мне богатырями-гренадерами суворовских времен.

— Ты длинна, родимая, как Русь необозримая,— пошутил комвзвода Алексей Никитович Трусов.

— На плече высока страшно, но сподручна в рукопашной,— сострил другой оренбуржец Иван Семенович Бурлуцкий — старший сержант, помощник командира взвода.

Каждый сапер стремился набрать патронов побольше.

— Да поймите вы, товарищ: солдату в походе игла тяжела, — увещевал старшина роты рядового Михаила Сергеевича Кривошапкина, который, набив патронами подсумки и карманы, развязывал вещмешок.

— Тяжести таскать нам не привыкать, а будут патроны, возвернусь к Матрене,— не моргнув глазом на хохот, скаламбурил тот.

Опережая события и весь ход войны, сообщу, что М. С. Кривошапкин, всегда и везде добросовестно исполнявший воинский долг, после Победы домой, в Оренбург, /13/ возвратился. Не знаю только, в самом ли деле жену его звали Матреной.

...Тяжелейший форсированный марш под Шяуляй мы совершили за 26 часов. В условленном месте уже находились другие роты нашего саперного батальона, следовавшие по иным маршрутам.

Под Шяуляем части и соединения Северо-Западного фронта нанесли ощутимый удар противнику и на целых два дня задержали его наступление. Однако все еще сказывались внезапность нападения гитлеровских полчищ, их превосходство в живой силе, боевой технике, автоматическом оружии.

Наш 259-й отдельный саперный батальон некоторое время находился в подчинении штаба 8-й армии, с боями отходившей в северо-восточном направлении. Саперы, как правило, были в арьергарде и минировали наиболее танкоопасные участки. Подрывными средствами в мизерном количестве нас снабжал армейский склад боеприпасов, находящийся на колесах.

В районе Плявиняс —Ляудона Латвийской ССР батальон получил, казалось, невыполнимый из-за отсутствия динамита приказ — установить взрывные заграждения на большом участке, где предполагалось наступление вражеских танковых частей.

Рельеф местности навел меня, довоенного инженера-взрывника, на мысль: где-то поблизости должны быть каменные карьеры. Может, пофортунит обнаружить там взрывчатые материалы! Ведь без них саперы, что без рук.

В одном населенном пункте я узнал, что поблизости находятся каменоломни.

— Сейчас там тишь да покой,— пожилой крестьянин, пасший пару лошадей, кнутом указал на лес.— А до войны громыхало так, что посуда плясала на кухне. Если нужно, покажу дорогу.

Здание нужного склада я определил без подсказки провожатого. В темном чистом помещении при свете электрических фонариков мы обнаружили настоящий клад, о котором даже не мечтали: более тонны дунарита в ящиках — взрывчатого вещества германского производства, похожего на наш динамит, хотя и слабее по мощности. Через два часа весь, под метелку вывезенный, дунарит был доставлен в расположение батальона. У нас имелись и электродетонаторы, и магистральные саперные провода, и взрывные машинки. Так что условия для ус- /14/ пешного выполнения приказа командования были обеспечены. Путем несложных манипуляций мастера-минеры издали и установили в нужных местах десятки смертоносных неизвлекаемых сюрпризов для фашистов.

На следующий день группа минеров, возглавляемая мной, выйдя из арьергарда отходящих войск, прибыла в Крустпилс минировать мост через реку Даугаву (Западную Двину).

Над этим двухсотметровым комбинированным (железнодорожно-автогужевым) мостом через каждые 20 — 30 минут зависали стаи «мессеров» и обстреливали его из пулеметов. Я сразу же обратил внимание на то, что в налетах принимали участие одни лишь истребители противника: мост не бомбили с далеко идущей целью — сохраняли для переправы своих частей.

На западном берегу нас ожидал командир батальона капитан Новочадов. Прибыл он сюда на такой же, как у нас, полуторке с отделением вооруженных бойцов.

Рядом с комбатом находился неизвестный нам полковник в новенькой, с иголочки, отутюженной форме с эмблемами артиллериста в петлицах. Меня поразили также чересчур аккуратная бородка полковника и постоянно бегающие серые глаза навыкате. Невдалеке стояла чистенькая полковничья «эмка», в которой, уж очень часто зевая, сидел шофер.

Как старший по званию среди прибывших я спросил у полковника разрешения обратиться к своему непосредственному начальнику и доложил ему о цели приезда в Крустпилс.

Лицо полковника после моего доклада неожиданно исказила злоба. Он стал разносить меня.

— Вы что, олух царя небесного?! Как можете выполнять чей-то сомнительный приказ, доведенный в устной форме?! Да знаете ли вы, трус, что через три дня мы выбросим немцев с нашей территории?! А в какую копеечку обернется ваша глупая затея родной стране?!

— Этот командир действует в соответствии с приказом штаба своей армии,— спокойно заступился за меня капитан Новочадов.

Полковник метнул недобрый взгляд на саперов, сидевших в кузовах обеих полуторок.

Я, в свою очередь, обратил внимание на то, как шофер «эмки» подтянул к себе автомат. /15/

— Где штаб армии? Я имею полномочия штаба фронта. До особого указания мост не минировать! —снова заорал полковник.

Комбат, шепнув мне, что прежний приказ остается в силе, назвал нужный населенный пункт и внешне спокойно добавил:

— Мы едем именно туда, можете следовать за нами. Только не советую обгонять: дорога-то грунтовая, сплошь в ухабах—опрокинуться несложно.

Полковнику ничего другого не оставалось, как принять предложение.

Не мешкая, мы дружно взялись за работу. Покончив с минированием пролетов, младший лейтенант Бондаренко с большей частью своего взвода перешел на восточный берег и занялся снятием колючей проволоки с предмостного ограждения.

Часа через два эта группа принесла на кольях мотки-"ежи", общим несом до трехсот килограммов. Мы принялись за изготовление МЗП — малозаметных препятствий в виде силков, сопряженных с противопехотными минами — для последующей установки их в предмостной полосе.

Некоторое время спустя тот же Бондаренко, обладавший исключительной зоркостью, сообщил:

— Ну, ребята, кажись, легковая пылит. Опять небось тот полковник едет!

— Умолчим, что мост заминировали,—сказал я и увидел одобрение во взглядах бойцов.

К общей радости, из видавшей виды «эмки» вышел лично знакомый нам заместитель командующего Северо-Западным фронтом, начальник инженерных войск полковник В.Ф.Зотов (ныне—генерал-лейтенант в отставке).

Докладываю, что мост подготовлен ко взрыву.

— Молодцы, мастерски сработали, — осмотрев проделанное, отметил Василий Федотонич. — А где взрывчатку добыли?— поинтересовался он.

Я рассказал историю вчерашнего поиска. Полковник объявил нам благодарность за проявленную инициативу, пожелал и впредь воевать со смекалкой, выдумкой и приказал: после того как последнее наше стрелковое подразделение окажется на противоположном берегу, уничтожить мост. /16/

— А где капитан Новочадов?— загадочно улыбнувшись, спросил начальник инженерных войск фронта.

Я изложил неприятную историю встречи с полковником-артиллеристом.

— Своим комбатом вы вправе гордиться,— заговорил Василий Федотович.—Загадочный «уполномоченный штаба фронта» в действительности оказался вражеским лазутчиком-дезинформатором. На первом же перекрестке дорог после съезда с этого моста он попытался улизнуть в сторону, да не вышло. Бойцы ударили по шинам легковушки... Матерый враг попал в плен. Так что, товарищи саперы, мотайте на ус, берите пример высокой бдительности и отваги со своего командира. Ну, и последнее, что-бы попусту не волновались: ваш комбат представлен к награде, в полном здравии находится во второй роте вашего батальона, тоже выполняющей ответственное задание. Я только оттуда.

На рассвете 29 июня последний стрелковый взвод из арьергарда наших войск вступил на мост. Вслед за ним появился вражеский танк с автоматчиками на броне.

Саперы двумя связками гранат подорвали танк — он лишился хода и ему заклинило башню. Взвод сержанта Трусова, расстреляв десантников, начал отход по мосту. Стрелки с восточного берега прикрывали огнем саперов.

И только когда на мосту появились вражеские мотоциклы с колясками — по три вооруженных седока на каждом,— я отдал команду на взрыв.

Вечером у нас с Алексеем Николаевичем Ешковым состоялся разговор.

— Да, жаль было уничтожать красавец-мост. Но молодец вы, Трофим Константинович, что не спасовали. Победим фашистов — построим заново, еще лучше,— сказал он.

— Конечно, все восстановим и построим, но сколько труда и средств потребуется! —ответил я.

На второй или третий день, уже за Крустпилсом, мы разыскали еще один военный склад времен буржуазно-помещичьей Латвии. В нем саперы обнаружили много мин в латунной оболочке, химических замыкателей для мин замедленного действия и тротила — попросту тола,— чрезвычайно необходимых нам для боевых действий.

Изъятое нами военное снаряжение было английского, французского и германского производства. Очередное /17/ задание по взрыву моста через небольшую реку Айвиекоте, невдалеке от города Мадона, нам довелось выполнять в ближнем тылу гитлеровцев.

Операция под прикрытием ночной темноты была выполнена успешно и без потерь. На пути в свое расположение — сплошной линии фронта здесь не было — нас до глубины души потрясла страшная картина.

На краю одного из хуторов тлели угли сгоревшего овина, тут же два десятка полуобгорелых трупов, в том числе детишек.

Даже нам, воинам, привыкшим на каждом шагу смотреть смерти в глаза, видеть это было невмоготу.

Кто-то из местных жителей объяснил, что трагедия разыгралась всего час назад. На хутор ворвался взвод вражеской пехоты. Фашисты обнаружили на повозках семьи беженцев-евреев. Всех их, даже детишек, согнали в овин и подожгли. Тех, кто пытался спастись бегством, расстреливали на месте.

— Вот какой «новый порядок» несут фашисты на нашу землю! Клянусь, пока стучит в груди сердце, пока кровь течет в жилах, я буду жестоко мстить варварам! — со слезами на глазах сказал командир взвода младший лейтенант Исай Михайлович Гехман. И каждый воин в душе повторил его клятву.

Латыш снабдил нас хлебом, салом и овечьим сыром в дорогу. При расставании просил, не считаясь с трудностями, бороться с проклятым врагом, отстоять свободу и счастье всему народу, каждой семье.

— Пусть перед вашими глазами постоянно будет это пепелище с обожженными трупами! — были его последние слова.

Всякий раз, видя на пути отхода беженцев, я мысленно благодарил командование за отсрочки в разрешении на приезд ко мне, в Таураге, жены с дочуркой. А сколько раз я оббивал пороги у начальства но этому поводу!

Теперь хоть и знал, что семья моя, как и весь народ, бедствует, был все же уверен, что она в безопасности, что среди земляков-орчан не пропадет...

В начале июля поступил приказ об отводе батальона все в том же северо-восточном направлении на новый рубеж, где предполагалось возвести мощную полосу противотанковых препятствий с различными средствами взрывного заграждения.

Расстояние между пунктами нахождения и новой дис- /18/ локации, измеренное напрямик по карте, равнялось почти ста шестидесяти километрам. А если учесть, что мы двигались пешим порядком по извилистому маршруту, то предстояло пройти не менее двухсот пятидесяти.

Те дни 1941-го были исключительно знойными. К тому же в безоблачном небе с раннего утра до позднего вечера носилась вражеская авиация. И все же саперы, отходившие поротно в арьергарде стрелковых частей, находили в себе силы для создания препятствий и минных полей на пути наступления немецко-фашистских войск, взрывали мосты. В частности, у станции Жигури мост через реку Великую взлетел в воздух именно тогда, когда по нему двигались колонна машин с пехотой и десятки повозок противника.

По прибытии в город Остров, что на Псковщине, наш батальон был переподчинен штабу 41-го отдельного стрелкового корпуса. Его командир - генерал-майор И. С. Кособуцкий сообщил о дальнейшей переброске батальона на грузовых машинах ЗИС-5 в Псков. Место сбора подразделений — на площади города у крепостной стены.

Не успели мы отъехать из Острова и десяти километров, как почти в упор столкнулись с крупным авиадесантом противника, на вооружении которого были автоматы, пулеметы и ротные минометы.

Как только гитлеровцы открыли огонь по машине головной походной заставы, вперед, объехав остановившиеся грузовики, выдвинулся бронеавтомобиль одной из воинских частей, шедший в хвосте нашей колонны. По моей команде рота спешилась, развернулась в цепь и под прикрытием бронеавтомобиля ринулась на врага. Фашисты все до единого были уничтожены.

В том непродолжительном, но жарком бою, стоившем жизни 52 гитлеровцам, проявили бесстрашие и мужество все воины роты и находившиеся в ней командиры батальонного звена. В числе отличившихся смогу назвать, к сожалению, лишь тех, чьи фамилии мне с трудом удалось прочесть в истрепанной, обветшалой от времени записной книжке, чудом вынесенной из огня сражений. Приведу полностью этот текст.

Помощник командира батальона по продовольственному снабжению лейтенант Григорий Фролович Гавра — бывший артист Орского драматического театра; помощник начальника штаба батальона лейтенант Николай Андреевич Семенов — уроженец Свердловска, до /19/ войны заместитель главного инженера треста «Южуралтяжстрой»; командиры взводов младшие лейтенанты Григорий Михайлович Бондаренко, Исай Михайлович Гехмаи, сержант Алексей Никитович Трусов; помощники командиров взводов старшие сержанты Иван Лукьянович Пизюнов — довоенный токарь Орского никелькомбината, Иван Семенович Бурлункий —до призыва в армию председатель Благословенского сельского Совета депутатов трудящихся; командиры отделений сержант Ииан Петрович Ашпетов — в мирное время работник Орского отделения Госбанка СССР, сержант Николай Аркадьевич Усков — в недавнем прошлом народный судья из поселка Сакмара Оренбургской области; рядовые саперы Алексей Дмитриевич Калачаров, Михаил Сергеевич Кривошапкин, Дмитрий Андреевич Здвижков, Иван Гаврилович Лукьянов, Михаил Устинович Сеньшин, Владимир Иванович Шатохин, Иван Семенович Селянин, Алексей Владимирович Вельдеманов, Василий Спиридонович Малышев, Алексей Иванович Сесюра, Степан Горшков, Михаил Куксов, Амплеев, Шалаев, Семин, Мартьямов, Сорокалетов, Бибин, Неклюдов...

Местами записи блокнота совершенно не поддаются прочтению. Надеюсь, после публикации этих воспоминаний с помощью читателей — родственников и друзей упомянутых воинов — удастся установить не только имена и отчества героев, но и дальнейшую судьбу каждого.

Последующее продвижение к Пскову было ничем не примечательным, если не принимать во внимание гул артиллерийской канонады, доносившейся с запада и юго-запада. С наступлением вечерних сумерек на горизонте замерцали всполохи пожаров, похожие на притуманенное северное сияние. Изредка тишину будоражили отдельные взрывы.

Езда в ночное время с потушенными фарами очень утомительна и для шоферов, и для сидящих рядом с ними командиров. И тем, и другим доводилось постоянно держать голову высунутой из дверцы кабины. В качестве ориентира и для поддержания безопасной дистанции между машинами на заднем борту каждой водители укрепили по куску белой материи, кое-кто — лист бумаги.

Рота прибыла в Псков незадолго до рассвета. Теперь 259-й отдельный саперный батальон был в полном составе.

В тот день мы прочитали в газетах текст выступления по радио Председателя Государственного Комитета Обороны СССР от 3 июля 1941 года. В нем говорилось, что борьба с немецко-фашистскими полчищами предстоит упорная и длительная. Заявив, что над нашим социалистическим Отечеством нависла смертельная опасность, И. В. Сталин призвал народ, вооруженные силы единым лагерем мобилизовать все для фронта, все для победы /20/ над врагом. Его слова были обращены и непосредственно к нам, саперам,— разрушать все сооружения, уничтожать ценности, которые не могут быть вывезены в глубь страны, чтобы они не достались врагу.

6 июля 2-й саперной роте, во главе с лейтенантом Т. П. Сидякиным, и нашей 3-й был отдан приказ передислоцироваться в Лугу — районный центр Ленинградской области; 1-я саперная рота, штаб и взвод управления батальона пока оставались на месте.

— С миру по нитке — голому рубаха,— печально шутили мы, передавая товарищам последние мины и мизерный запас взрывчатых материалов.

Анализ предстоящего маршрута, а двигаться надлежало поротно вдоль железной дороги, привел меня и политрука А. Н. Ешкова к весьма тревожному выводу: Луга находится на примерно одинаковом 150-километровом удалении от Пскова и Ленинграда.

У меня невольно вырвался тяжелый вздох.

— Чем ближе к святыне на Неве, тем большее сопротивление будет оказываться врагу. Ленинград не дрогнет, Ленинград устоит перед нашествием фашистской саранчи,— вслух рассуждал Алексей Николаевич.

Инструктируя комсостав обеих рот перед выходом на марш, капитан Новочадов, в частности, сказал:

— Прежде чем входить в какой-либо населенный пункт, тщательно разведайте его. Сплошной линии фронта нет, и вражеское командование забрасывает в наш тыл десанты.

Предостережение комбата оказалось нелишним. Ночью при подходе к районному центру Новоселье, с одноименной железнодорожной станцией, разведчики установили: в поселке орудует сравнительно небольшой отряд фашистов.

Нашим ротам без особых хлопот удалось окружить и уничтожить диверсантов.

Мы с Сидякиным, до этого вооруженные только отечественными наганами, обзавелись немецкими «парабеллумами». Трофейные автоматы, запасные «рожки» к ним, гранаты и прочее снаряжение были поровну разделены между ротами.

...Рядовой А. В. Вельдеманов, бывший взрывник Блявинского рудника в Приуралье, возглавлявший группу ротных разведчиков, по пути следования доложил, что на окраине города Струги-Красные обнаружена крупная /21/ нефтебаза с двадцатью огромными резервуарами, наполненными горюче-смазочными веществами, и предложил:

— Давайте грохнем!

— Грохнуть и сам бог велел, да ниспослать взрывчатки не захотел. Мы ведь весь тол при отходе из Пскова первой роте передали,— ответил я.

— Весь да не весь...— потупил взор Вельдеманов.
— Как! Вы не выполнили приказ?— повысив голос, спросил я.
— Спешили ведь... Не заметил, между портянками и прочим содержимым вещмешка кое-что завалялось,— плутовато водя глазами, оправдывался боец.

Я не знал, как поступить. Хотелось поблагодарить Вельдеманова и еще двоих зажимистых саперов, у которых в общей сложности нашлись десять толовых шашек и столько же зажигательных трубок к ним. Однако невыполнение приказа или распоряжения в армии наказуемо.

— Вы, Вельдеманов, Кривошапкии и Сеньшин, подлежите строгому взысканию. Но если десятью шашками сумеете взорвать все двадцать цистерн, то...

— Да это нам легче сделать, чем свистнуть! — улыбнулся Вельдеманов.— Пошли, ребята, время не ждет.

Занятый подготовкой к дальнейшему марш-броску, я нет-нет да и поглядывал в сторону нефтебазы, но там по-прежнему царила тишина. Вражеские самолеты давно могли разбомбить незамаскированные резервуары, но не трогали их.

«Губа не дура: враг, поди, и слюнки уже пускает, видя такой лакомый кусок».,— думал я, все больше волнуясь за исход дела, порученного провинившимся саперам.

Прошло более часа. Мы успели пообедать сухим пайком, наполнить фляги колодезной водой и снова стать в походные шеренги, а результат действий группы Вельдеманова запаздывал.

— Видно, сплоховали ребята, что-то у них не ладится. Не послать ли им в помощь нескольких бойцов?— излил свою тревогу политрук А. Н. Ешков.

И тут над нефтебазой прогремели взрывы и в небо взметнулись десять столбов пламени.

«Значит, остальные десять цистерн с горюче-смазочными материалами достанутся врагу»,—сокрушался я, подумывая, как наказать провинившихся и не до конца оправдавших себя саперов. /22/

Однако вскоре сзади грянули еще десять мощнейших взрывов.

Как же они десятью шашками тола взорвали все двадцать резервуаров? Разгадка пришла с догнавшей нас группой. Смекалистые ребята нашли выход: ведрами таскали мазут, солярку и бензин, выливая «дорожки» от заминированных цистерн к незаминированным. В результате последние взорвались от подобравшегося к ним пламени.

Опыт Вельдеманова, Кривошапкина и Сеньшина стал темой бесед, проведенных политруком Ешковым в каждом взводе. Я же перед строем объявил отличившимся воинам благодарность.

...Днем и ночью мы постоянно чувствовали, что в нескольких километрах, чаще слева и реже справа, на параллельных нашей дорогах в северном, лужском, направлении двигались немецко-фашистские войска. Днем их движение выдавали клубы дыма и гул моторов, а ночью — еще и зарева пожаров: вандалы XX века никого и ничего не жалели на своем пути.

Автоматическому оружию противника мы отдавали предпочтение перед тяжелыми, громоздкими «винтовками старого режима». И решили еще до прихода в Лугу перевооружиться за счет врага. С этой целью поочередно Посылали к параллельным дорогам целые взводы.

Интерес к трофеям и обилие их не притупили у красноармейцев чувства рачительных хозяев: никто из нас не выбрасывал легко доставшиеся и, главное, сослужившие добрую службу «трехлинейки». Таким образом, буквально уже через два дня наша полуторка вновь заскрипела и запыхтела под грузом оружия.

На КП 41-го отдельного стрелкового корпуса наша рота прибыла не только хорошо вооруженная, но и на солидном трофейном грузовике с кузовом, накрытым тентом.

На следующий день наши 2-я и 3-я роты получили боевое задание — выдвинуться на 30 километров в юго-западном направлении навстречу врагу и в районе населенного пункта Городище заминировать подступы к полевому аэродрому, а также автогужевой мост через небольшую речку. После отхода наших арьергардных подразделений мы должны были заминировать подходы к этому мосту и лишь тогда отходить сами. /23/

— Срок выполнения задачи не определяю,— сказал корпусной инженер майор М. Т. Мальцев.— Думаю, вы сами постараетесь сделать все как можно лучше и быстрее. Помните, что обстановка тяжелая, враг, не считаясь с потерями, рвется к Ленинграду.

Отправились на задание в приподнятом настроении — в кузовах полуторки и трофейной автомашины был солидный комплект мин и взрывоматериалов отечественного производства.

Приказ мы выполнили блестяще и получили благодарность командования. Однако радость была омрачена: похоронили саперов Семена Петровича Шалаева, Василия Ивановича Бибина и Василия Дмитриевича Мартьямова, погибших во время налета вражеской авиации. Тогда же тяжело ранило младшего лейтенанта Григория Михайловича Бондаренко и сержанта Алексея Дмитриевича Калачарова. Оказав первую медпомощь, мы отправили их на полуторке в тыл. Машина обратно не вернулась, и мы не знали, как сложилась судьба товарищей.

Когда возвратились с задания, штаб 41-го стрелкового корпуса переместился на территорию стеклозавода у населенного пункта Плоское, вблизи Луги.

Здесь вскоре оказался весь наш 259-й отдельный саперный батальон. Каждое его подразделение понесло немалые потери.

Только теперь нам стали известны подробности подвига, совершенного саперами взвода, которым командовал младший лейтенант Мирошниченко. Это подразделение, находившееся 22 июня в карауле, приняло на себя главную тяжесть удара гитлеровцев, и все воины пали смертью храбрых.

Под Псковом мы тяжело переживали гибель общего любимца — помощника начштаба батальона лейтенанта Николая Андреевича Семенова.

Лужский городской военкомат прислал нам в пополнение 75 бойцов; командование корпуса изыскало возможность выделить отремонтированные полевые кухни взамен утраченных при отходе, а также выдать обувь и обмундирование обносившимся бойцам.

...Силами инженерно-саперных подразделений фронтового подчинения, еще до нашего прихода в данный район, было создано семикилометровое по фронту минное поле, прикрывавшее наиболее вероятные подступы врага к Луге. /24/

Нашей роте поручили проверить состояние ранее установленных взрывных зарядов, а также расширить минное поле.

Эта работа была трудная и чрезвычайно опасная. Одно дело проверять состояние тех смертоносных сюрпризов, которые ты закладывал сам, и совершенно другое — установленных кем-то. А поговорку, что минер ошибается только один раз, никому повторять не требовалось. Во избежание несчастных случаев мы не посылали на задания одних новичков, они действовали вместе с опытными ветеранами. И все обошлось благополучно.

Следует отметить: ко времени получения последнего приказа, несмотря на частые и длительные походы, в батальоне было неплохо налажено изготовление пятикилограммовых противотанковых и двухсотграммовых противопехотных мин в деревянном корпусе.

Забегая вперед, скажу, что наши самодельные мины, установленные в районе сел Большой Лужок—Малые Озерцы, зарекомендовали себя наилучшим образом. Танковая часть противника, пытавшаяся с ходу проскочить «удачный» участок, недосчиталась многих боевых машин и пехотинцев-десантников.

Мы, саперы, гордились тем, что наряду со стрелками, артиллеристами, воинами других родов войск причинили врагу значительные потери в живой силе, технике и на некоторое время приостановили его продвижение к Ленинграду.

Ранним утром 25 июля на одном участке минного поля фашисты погнали впереди себя отобранный у населения скот, а на другом — местных жителей.

Нашему негодованию не было предела, хотя мы знали, что на этих участках установлены противотанковые мины, взрывающиеся после соприкосновения с предметом большого веса.

Естественно, больше всех переживали стрелки: сумеют ли гранатами, бутылками с зажигательной смесью обезвредить танки, а ружейно-пулеметным огнем ликвидировать гитлеровских пехотинцев, не задев мирных жителей?

Но в самом худшем положении оказались артиллеристы: они не могли бить из орудий по наступающему противнику ни с закрытых позиций, ни огнем прямой наводки. Командир противотанкового артполка 177-й стрелковой дивизии майор П. Е. Мазец (к концу Великой /25/ Отечественной войны он стал генерал-майором, командиром артсоединения, наблюдавший за происходившим из КП 483-го стрелкового полка, от волнения места себе не находил.

А женщины, старики и дети, гонимые на смерть, ступали по минному полю с чувством обреченных, ежесекундно ожидая своей гибели.

Советские воины с честью сдали очередной экзамен на стойкость. Притом была проявлена истинная человечность по отношению к безоружным соотечественникам, поставленным в безвыходные условия.

Молниеносной контратакой, с началом которой мирные жители словно бы по команде попадали на землю, удалось уничтожить до полусотни пехотинцев-конвоиров. Немаловажную роль в успехе сыграло и то, что танки противника, следовавшие сзади, один за другим подрывались на «деревянных» минах.

В том бою 3-я рота безвозвратно потеряла своих бойцов Семенова и Амплеева, а помощник командира взвода старший сержант Иван Бурлуцкий был тяжело ранен.

После выполнения ряда других заданий командования наше подразделение в конце июля вывели во второй эшелон обороны, в село Плоское.

Здесь местные товарищи истопили на стеклозаводе баню. Мы помылись, выстирали, высушили, починили белье и обмундирование.

Тем временем невдалеке от нас на берегу Луги большой отряд подростков, учеников старших классов, убирал сено. Вскоре над ними пролетел немецкий воздушный разведчик. Погода была ясная, самолет шел низко, и экипаж отчетливо видел, что эти пареньки и девчонки в гражданской одежде не имеют отношения к действующей армии. Однако минут через десять по радиовызову разведчика сюда примчали два «мессера». В течение получаса отъявленные садисты расстреливали подростков из пулеметов. Из-за отсутствия у нас средств противовоздушной обороны разбойники ушли безнаказанно.

Похороны погибших побратимов, кровь и страдания раненых, факты вандализма гитлеровцев по отношению к мирным жителям — все это вызывало у нас чувство ярости и желание справедливой мести.

В те дни мы создавали минные поля и устраивали лесные завалы в местах возможного форсирования противником рек Суйда, Оредеж, Луга и вдоль берегов озер Че- /26/ ременецкое, Врево. Саперы расстилали спираль «бруно», устанавливали противотанковые «ежи» и малозаметные противопехотные препятствия. Короче, использовали любую возможность, чтобы преградить немецко-фашистским войскам путь к Ленинграду.

Результаты труда саперов долго ждать себя не заставили. Когда противнику не удавалось ни обойти, ни объехать лесозавалы, он принимался за их разборку. И тогда гремели взрывы, уничтожающие вражеских солдат и офицеров. А как только гитлеровцы брались за разминирование, стрелки и саперы дружно били по ним из пулеметов, автоматов и винтовок.

Наша рота занималась также инженерным обеспечением частей 24-й танковой дивизии.

Кто воевал, тот знает, какое значение придавалось на войне сооружению мостов и наведению переправ через водные преграды. Все взоры обращались тогда к саперам. И мы, не жалея сил и рискуя жизнью, стремились оправдывать надежды товарищей. Работать приходилось под бомбежками, артиллерийско-минометными и ружейно-пулеметными обстрелами, к тому же нередко в тяжелых погодных условиях.

...Немецко-фашистские войска вторглись в пределы Ленинградской области 10 июля 1941 года. Эта дата и считается началом всемирно известной Ленинградской битвы, длившейся более трех лет — до успешного завершения Свирско-Петрозаводской наступательной операции Красной Армии.

Группа немецко-фашистских армий «Север», начавшая наступление непосредственно на Ленинград с рубежа реки Великая, на лужском направлении многократно превосходила войска Северо-Западного фронта, особенно по орудиям, минометам и самолетам.

Верховное гитлеровское командование бросило на Ленинград такие огромные силы потому, что связывало с захватом города осуществление далеко идущих стратегических и военно-политических целей. В частности, фашисты намеревались стереть Ленинград с лица земли, а его население — поголовно истребить.

Труженики славного города на Неве не только обеспечили воинские части вооружением, 'боеприпасами, всем необходимым для ведения боевых действий, не только выполнили огромный объем работ по строительству оборонительных сооружений, но и принимали непосредствен- /27/

....... [окончание статьи пропущено]

(26/09/2009)