[ Home ]

Поэтому наиболее интересными моментами в книге является использование автором примеров работы разведки и того, как на ее результаты реагировали высшие руководители Германии и СССР до начала и во время войны, особенно в первые два года (с лета 1941 по осень 1942).

Что касается подготовки немецких войск и анализа ситуации к 22 июня 1941, то П. Карель приводит мнение, что советская разведка просчиталась и не смогла определить направление главного удара немцев. Он считает, что основные силы русских сосредотачивались на юге, где им предстояло встретить силы группы армий Рундштедта. Туда Сталин направил 64 дивизии и 14 танковых бригад, тогда как на Западном фронте у него было всего 45 дивизий и 15 танковых бригад, а на Северо-Западном – 30 дивизий и 8 танковых бригад. Однако далее, П.Карель совершенно справедливо замечает, что “так как в общем и целом танк – орудие наступления, такое сосредоточение танковых войск на южном рубеже позволяло советским армиям нанести удар по Румынии – жизненно важному для Германии источнику топлива”. Странное мнение – а зачем СССР нападать только на Румынию? Понимая, что тем самым придется воевать и против Германии, которая была ее союзником! И еще более странно то, что с одной стороны, Сталин вроде бы ожидал немецкого нападения (особенно на Юге) и направил довольно большие войска к западной границе. А с другой, совершенно не верил в немецкое нападение, в связи с чем советские воины утром 22 июня 1941 г. были застигнуты врасплох! Можно ли это как-то согласовать?

Для начала стоит рассмотреть то, что у границ с СССР немцы полностью незаметно и быстро никак не могли собрать 3 000 000 солдат и офицеров, 600 000 единиц техники, 750 000 лошадей, 3580 бронированных боевых машин (танков), 7184 орудия и 1830 самолетов. Сведения об этом должны были попасть Сталину. Массовые перевозки войск немцы проводили с конца мая 1941. И это заметили (как бы это помягче сказать) - “помимо своей воли” “чисто технически” даже разведорганы западных военных округов, не говоря уже о дальней агентурной разведке. Хотя эта задача – получение даты возможного нападения (если его действительно ожидали) – должна была стать приоритетной для всех разведчиков. Но почему-то не стала. Более того, все разведсообщения о немецких приготовлениях и о дате возможного нападения рассматривались Сталиным как дезинформация. То есть даже не такими данными, которые следовало бы уточнить и перепроверить, а как вне всяких сомнений дезинформация, проверять которую совершенно не требуется! Вывод: никакого немецкого нападения Сталин не ожидал. И на это указывает и то, что 22 июня 1941 Красная Армия была застигнута врасплох. П. Карель первую главу своей книги так и назвал: “Застигнутые врасплох”. А во второй главе “Сталин в поисках спасителя” он довольно подробно обратился к теме работы советской разведки (стр. 46-47). Начало своего обзора работы разведок П.Карель начинает с разговора генерала Емеренко, прибывшего 29 июня 1941 в штаб генерала Павлова в Могилеве с приказом заменить его на посту командующего. Павлов оправдывался:

“Мы не подозревали” — веская причина. И Еременко, у которого не находится других добрых слов для Павлова, пишет: “В этом Павлов был прав. Сегодня мы знаем - приди приказ об объявлении тревоги в приграничных частях раньше, все могло выйти по-иному”.

Тут для военных историков возникает жизненно важный вопрос: действительно ли русские оказались совершенно застигнуты немцами врасплох, верно ли, что они ни о чем не догадывались и занимались своими обыденными делами? Были ли они и в самом деле так уж неподготовлены и правда ли, что они отвели свои заведомо уступавшие немецким войска — как утверждают многие и поныне — к Дону и низовьям Волги, чтобы заманить немцев в глубь советской земли и там разделаться с ними? Может, так все и было? Нет, не так.

Безусловно, совершенно не подлежит сомнению то, что 22 июня советские войска границе оказались в тактическом отношении застигнутыми врасплох. Лишь несколько мостов на протяжении 1500-километровой границы русские успели взорвать вовремя. Наиважнейшие мосты через Мемель, Неман, Буг, Сан и Прут — и даже мосты через Западную двину в Даугавпилсе, несмотря на то что они находились в 250 километрах от границы, — оказались захвачены немцами в результате дерзких ударов или хитрости. Доказывает ли это, что русские ни о чем не догадывались?

Но как же тогда объяснить тот факт, что 22 июня 146 немецким дивизиям вторжения, общей численностью 3000000 человек, на противоположной стороне границы противостояли 139 советских дивизий и 29 отдельных бригад, численностью 4700000 человек? Только на летных полях в Белоруссии дислоцировалось 6000 самолетов ВВС Советского Союза. Значительная часть их, правда, была представлена устаревшими машинами, однако по меньшей мере 1300 или 1500 самолетов были самых новых марок. В то же время Люфтваффе начали кампанию, имея не более 1800 боеспособных самолетов.

Из всего этого напрашивается вывод, что на самом деле русские хорошо подготовились к обороне. Чем же тогда объяснить такое скверное положение дел на границе? Где же разгадка этой тайны?

23 февраля 1941 г. министр обороны Советского Союза Тимошенко заявлял следующее: “Несмотря на успех нашей политики нейтралитета, весь советский народ должен находиться в состоянии постоянной готовности к вражескому нападению”.

10 апреля 1941 г. военный совет Советского Союза тайно объявил состояние повышенной боеготовности на так называемом Западном фронте. Почему? В силу каких обстоятельств? Ввиду какой информации, каких известий?

Что ж, новости, поступавшие в Москву с января 1941 г., выглядели довольно тревожными. Сведения доставлялись через прекрасно организованную советскую шпионскую сеть. Леопольд Треппер — кличка Гильберт, также известный как Большой шеф — свободно курсировал между Берлином и Парижем, собирая на всей подконтрольной Гитлеру территории информацию, которая затем передавалась в Москву через советское посольство в Берлине.

Действовавший в Брюсселе майор советской разведки Виктор Соколов — кличка Кент — получал информацию от хорошо осведомленных членов западных компартий. Разведывательная сеть Соколова называлась “Красная капелла”.

Из Швейцарии поставлял сведения самый изобретательный советский агент — Рудольф Рёсслер, работавший под псевдонимом Люси, член “Красной капеллы”, подчинявшийся советскому резиденту Радо.

Но самым лучшим приобретением советской военной разведки являлся, безусловно, доктор Рихард Зорге, журналист, имевший тесные связи с посольством Германии в Токио. Зорге внес в дело победы советского народа в Отечественной войне вклад больший, чем целая армия. Именно Зорге предоставил Сталину верную информацию о том, что японцы не станут нападать на Красную Армию в Маньчжурии. Донесение Зорге позволило русским перебросить с дальнего Востока дивизии, сыгравшие решающую роль в битве за Москву, Курск и Сталинград.

Все эти источники поставляли руководству Красной Армии горы информации о военных планах Гитлера в отношении Советского Союза. Вся агентура предупреждала о грядущем вторжении. И если даже в донесениях “пианистов~ “Красной капеллы” и были какие-то пробелы, их вполне можно было восполнить за счет сведений представителей западных держав, пользовавшихся данными, добываемыми британскими и американскими секретными службами.

Вот одно свидетельство того, что нападение немцев, включая его дату, не могло являться полным сюрпризом для русских. 25 апреля 1941 г. военно-морской атташе Германии в Москве в своей телеграмме, направленной в верховное командование ВМФ через министерство иностранных дел в Берлине, сообщал: “Слухи о неминуемой войне между немцами и русскими ширятся. Британский посол называет дату ее начала – 22 июня”.

Из этого следует, что по крайней мере за два месяца до нападения Германии на Советский Союз половина жителей Москвы находилась в курсе планов Гитлера — знала о готовившемся вторжении. А что же Сталин? Может, ему не говорили? Конечно же, говорили. Он прекрасно понимал значение разведки и лично курировал соответствующее ведомство.

В марте 1937 г. в обращении к ЦК Коммунистической партии относительно задач стратегической разведки он высказывался так: “Чтобы выиграть сражение в войне, понадобится несколько корпусов красноармейцев. Но лишить победы на фронте способны несколько шпионов в штабе армии, даже в штабе дивизии, которые могут, вызнав планы операций, передать их противнику”.

На ХVIII съезде партии в 1939 г. Сталин вновь коснулся данной темы: “Наша армия и разведка пристальным взором следят за врагами уже не внутри нашей страны, а за ее пределами”. Можно ли после такого заявления поверить, что в 1941 г. Сталин не придавал значения поступавшим к нему от разведки сведениям о военных приготовлениях Германии к нападению на СССР? Мог ли он не располагать точными данными? В его распоряжении были первоклассные информаторы. От Берлина до Токио, от Парижа до Женевы, коммунистические агенты — часто весьма уважаемые люди вне каких бы то ни было подозрений — занимали высокие посты и располагали ценными сведениями.

Величина вклада советских разведчиков выявилась в первые недели войны. Когда солдаты 221-й дивизии прикрытия в Ломзе взломали сейф, брошенный командующим 1-й казачьей армией, то обнаружили там карты всей Германии, где были помечены места дислокации групп армий, немецких армий и дивизий. Точность поражала — поставщики сведений не упустили ничего.

Однако даже это, в сущности, ерунда. Немцам предстояло сделать куда более впечатляющие открытия.

С начала войны служба радиоперехвата на морском курорте Кранц в Восточной Пруссии перехватывала огромное количество шифровок. Попытки взломать сложнейшие коды ни к чему не приводили. Наконец в ноябре 1942 г. немецкие разведчики заполучили ключ. Советский агент Виктор Соколов, кличка Кент, был схвачен в Марселе. Чтобы спасти свою любовницу, Маргариту Барша, он согласился работать на немцев и выдал код.

То, что узнал адмирал Канарис после расшифровки сообщений, превосходило самые мрачные предчувствия. Возьмем, к примеру, радиоперехват от 2 июля 1941 г. Через десять дней после начала войны Александр Радо сообщал из Женевы в Москву: “Рдо. В центр. KNR 34. Истинный план немцев — план к 1, цель которого Москва. Действия на флангах — просто обманные маневры. Главный удар — на Центральном фронте. Радо”.

Чуть больше чем через три недели, 27 июля, Радо сделал уточнения в связи с вопросами Москвы: “Рдо. В центр. KNR 92. Re RSK 1211. Если в процессе реализации плана N: 1 возникнут трудности, будет выполняться план N: 2, при этом главные удары будут наноситься на флангах. Об изменении планов мне будет известно в течение двух дней. План N: 3, цель которого Кавказ, не станет рассматриваться до ноября. Радо”.

Надо ли говорить, что в Берлине были поражены тем, что вражеский агент в Швейцарии обладал столь точной информацией, и сделали все возможное для выявления источников ее поступления — человека, который мог узнать об “изменении планов” главного германского командования “в течение двух дней”. Однако правда так и не всплыла. Она не открылась и теперь. Александр Радо продолжал посылать по рации в Москву информацию и дальше. Совершенно ясно только одно: главным информатором Радо был Рудольф Рёсслер, кличка Люси, — коммунист, иммигрировавший в Швейцарию из Баварии. В книге “Советская армия” под редакцией британского военного историка Лидлелла Гарта, доктор Раймонд Л. Гартофф, досконально изучивший все источники, заявляет, что сведения о планах Германии напасть на СССР и даже дату этого события сообщил советским разведчикам анонимный источник в немецком генштабе.

Чего еще не хватало Сталину и Генштабу Красной Армии? Кремлю на блюдечке преподносили все секреты Гитлера. Следовательно, Москва могла превратить операцию “Барбаросса”, по сути своей основанную на внезапности, в сокрушительное поражение для Гитлера в течение двадцати четырех часов. Предположим, конечно, что Сталин сделал верные выводы из предоставленных ему сведений. Почему же он ничего не предпринял?

Затея воплощалась в жизнь без помех. Русские ничего не замечали. Только у одного самолета произошли неполадки в двигателе, и он приземлился на аэродроме в Минске 20 июня, за два дня до начала войны. Однако прежде чем сдаться, экипаж поджег свою секретную машину. С началом боевых действий о происшествии забыли.

На первой стадии кампании данные аэрофотосъемки эскадры Ровеля являлись едва ли не единственным надежным источником получения разведывательных сведений. Удалось сфотографировать все аэродромы на западе Советского Союза, включая и тщательно замаскированные приграничные базы истребителей. То, что оставалось недоступным человеческому глазу, явственно проявлялось на специальной фотопленке. На передовых летных полях немцы, к своему удивлению, обнаружили большие скопления самолетов; огромное количество бронетехники скрывалось в лесах на севере.

Полученная информация позволила немцам нанести сокрушительный удар по советской оборонительной системе. Целые дни напролет генерал-фельдмаршал Кессельринг и его подчиненные изучали фотографии и обсуждали оперативные планы.

Более всего волновало их одно — время начала вторжения. Выбор пал на утренние часы 22 июня, чтобы свет позволил пехотинцам видеть цели. Именно поэтому решили начать артподготовку в 03.15. Между тем на центральном участке фронта в 03.15 было еще темно, и авиация действовать не могла. Таким образом, русские истребители и бомбардировщики, которые, естественно, поднимутся по тревоге после начала артобстрела, будут иметь в запасе полчаса или сорок минут, прежде чем над их аэродромами появятся немецкие самолеты. Нет нужды говорить, что опытные пилоты могли находить цели в темноте даже двадцать лет назад, но все дело в том, что нельзя было, чтобы авиацию заметили над границей преждевременно. В таком случае пехота лишилась бы эффекта внезапности. Наконец кто-то, генерал Лёрцер, генерал фон Рихтгофен или полковник Мёльдерс – кто именно, потом уже никто не вспоминал, — предложил выход из положения. Замысел заключался в том, чтобы бомбардировщики подошли к аэродромам противника в темноте и на очень большой высоте, подобно тому как действовали самолеты дальней разведки.

План получил одобрение. На каждое летное поле с русскими истребителями выделялось по три экипажа немецкой бомбардировочной авиации, обладавшие опытом полетов в ночное время. Идя на большой высоте и над незаселенными районами — лесами и болотами, — эскадрильи скрытно подобрались к целям, появившись над советскими аэродромами с первыми проблесками рассвета — в 03.15 22 июня...

План полностью сработал. Русские истребители стояли на аэродромах, выстроенные рядами. Так, ряд за рядом они были уничтожены...

И далее П. Карель опять задается вопросом, почему так произошло, что советские войска на границе буквально безмятежно спали, если в Москве было полно сведений о предстоящем немецком нападении, ожиданием которого и объясняются военные приготовления в советских западных военных округах? Причем, П. Карель подметил и такой факт, что в тылу активно проводилась подготовка к войне, в частности, “по всей Западной России с самого начала войны имелись в большом количестве синие лампочки и другие материалы для светомаскировки”. И ответ он находит один (ссылаясь на мемуары Еременко) – что во всем виноват Сталин, абсолютно не веривший в немецкое нападение.

Из всего этого обзора возникает еще один вывод: размещение советских войск у западных границ никак не связано с угрозой немецкого нападения, в реальность которого Сталин не верил. Но тогда возникает другой вопрос: а по какой причине усиливалась советская группировка войск на западе? Конечно, если вариант обороны от нападения не подтверждается, то второй основной целью сосредоточения войск является наступление. И П.Карель попытался обсудить эту идею, но очень кратко. В частности, на стр. 53-54 он приводит следующие высказывания:

Генерал-фельдмаршал фон Манштейн, когда автор этих строк спросил его о том, какой характер носила дислокация советских войск, оборонительный или наступательный, озвучил мнение, которое ранее уже выразил в своих воспоминаниях: “Учитывая численность живой силы в западных районах Советского Союза, а также значительное сосредоточение бронетехники как в районе Белостока, так и около Львова, Красная Армия могла бы довольно легко перейти в наступление. С другой стороны, то, как дислоцировались советские войска 22 июня, не говорило о намерении наступать немедленно... Наверное, наиболее точным будет определение характера сосредоточения советских частей как “развертывание на любой случай”. 22 июня 1941 г. глубина расположения советских войск была такова, что применять их можно было только в оборонительных операциях. Однако картина могла быстро измениться. В течение очень короткого периода времени Красная Армия имела возможность перегруппироваться для перехода в наступление”.

Генерал-полковник Гот, когда автор спрашивал его о том же, повторил заключение, сделанное им в прекрасной книге о ведении танковой войны на северном участке Центрального фронта:

“Стратегическая внезапность была достигнута. Но не стоит упускать из вида тот факт, что на Белостокском выступе русские сосредоточили поразительно много войск, особенно механизированных; их количество там было большим, чем может показаться необходимым для ведения оборонительных действий”.

Но дальше это направление П.Карель не рассматривает, а переходит к более детальному обзору боевых действий Вермахта на различных участках фронта.

1) Кроме высших военных, в предвоенный месяц в своем кремлевском кабинете он часто встречался с авиационными специалистами (конструкторами и летчиками-испытателями). В первую очередь его интересовали бомбардировщики, торпедоносцы и высотные истребители (в частности, МиГ-3).

2) Центром территориальных устремлений Советского Союза по советскому предложению Германии от 25 ноября 1940 г. являлась зона к югу от Батуми и Баку в общем направлении в сторону Персидского залива. Но реализация этого плана неизбежно привела бы к войне с Великобританией.

3) Генерал Штеменко накануне 22 июня с инспекторской поездкой посетил Закавказье и границу Туркмении с Ираном.

4) Есть информация, что англичане планировали в 1940 году (и даже приступили к осуществлению) выполнение бомбардировок советских нефтяных месторождений в Баку.

5) Высотные бомбардировщики “Боинг-17” и “Либерейтор” имелись в ВВС Великобритании. А ее ВМС имели много больших военных кораблей, для борьбы с которыми требовались авиационные торпедоносцы.

Таким образом, из-за низкого материально-технического обеспечения плана “Барбаросса”, Сталин его мог посчитать дезинформацией. А проводившееся сосредоточение немецких войск у границ с СССР он мог принять за попытку немцев организовать оборону в последний момент. Однако, советские войска имели количественный перевес, из-за чего им требовалось больше времени на развертывание, которое проводилось по плану. И в мае-июне 1941 Сталин, возможно, стратегически уже “списал” Германию, контролируя действия военных начальников по технической реализации принятого секретного плана военного “решения” проблемы отношений с Германией. А в рамках “большой политики” его интерес перемещался в плоскость подготовки военных действий с Англией. Но 22.06.41 эта “большая игра” резко изменилась.

15.06.03

[ Home ]