[ На главную ]
Почему
же медлил И.B. Сталин в 1941 г.? О.В. Вишлев Публикации В Берлине, понимали, что, несмотря на демонстративное стягивание к границе большого количества войск, Советское правительство всячески хочет .избежать войны и не нанесет удара первым. Более того, оно даже не будет приводить войска в боевую готовность и не объявит мобилизацию (что могло бы быть использовало Германией как повод для объявления войны) до тех пор, пока будет хотя бы минимальный шанс на сохранение мира. Поэтому задача состояла в том, чтобы поддерживать у Кремля уверенность: этот минимальный шанс остается. А пока Москва будет медлить в ожидании переговоров, завершить сосредоточение вермахта и затем всей мощью внезапно ударить по противнику, не развернутому в боевые порядки. Ставилась и еще одна важная задача. Как отмечал В. Варлимонт, требовалось также не допустить прекращения поставок в Германию советского сырья и продуктов, представлявших "значительную ценность в военно-экономическом отношении". Они должны были продолжаться "до последней минуты" (1). Как можно было убедить советское руководство в том, что Германия тоже настроена на переговоры, хотя и продолжает наращивать силы у границы? В Берлине знали о крайней подозрительности Сталина и, чтобы усыпить его бдительность, избрали самую головоломную, как там полагали, тактику дезинформации, а к осуществлению акции, начавшейся с середины мая 1941 г., привлекли лучшие силы из военных штабов, абвера, служб безопасности, министерства иностранных дел и министерства пропаганды "третьего рейха". Цель ее заключалась в том, чтобы
создать атмосферу, позволявшую лишь строить
догадки относительно следующего хода Германии.
Выступит она против Англии или против СССР или,
может быть, нанесет удар в другом направлении - на
Ближнем Востоке? - в этих вопросах должна была
царить полная неопределенность. Неясным должно
было оставаться и время выступления Германии:
возможно, его следует ожидать завтра, а может,
через неделю, месяц или еще позднее. В атмосфере
неопределенности, в которую планировалось
погрузить мировое общественное мнение, русские,
поскольку они уверены в том, что Германия
повернет штыки против них, а сейчас маневрирует с
целью маскировки своих планов, должны были в
отличие от других, по расчету Берлина, четко
видеть, что Гитлер действительно решил выяснить
отношения с Советским Союзом. Но когда и в какой
форме это может произойти, для них, /70/ как и для всех прочих, должно было оставаться загадкой. Вместе с тем им следовало изредка намекать, что есть надежда на мирное урегулирование конфликта, и тем самым подвести к мысли, что наращивание Германией военных сил у советской границы является лишь средством политического давления на Москву, что Берлин хочет от Советского правительства каких-то далеко идущих уступок и вот-вот выступит с инициативой переговоров или, наоборот, ждет, что Москва возьмет ее на себя. Чтобы Кремль поверил в реальность перспективы переговоров, ему следовало подбросить и информацию относительно возможных германских требований. Эти "требования" должны были быть очень серьезными (иначе зачем стягивать к границе такие силы?) и носить территориальный и военно-политический характер. В то же время их следовало сформулировать так, чтобы у Москвы не осталось и тени сомнения в их реальности. Поскольку Кремль знал о давних видах Германии на Украину, Кубань и Кавказ, то ему и решили "поставить сведения", будто бы Берлин намеревается предъявить СССР ультимативное требование, сдать ему на длительный срок в аренду Украину и обеспечить германское участие в эксплуатации бакинских нефтяных промыслов (2). Но и на этом дезинформация не должна была заканчиваться. Развивая версию о якобы предстоявшем германском ударе на Ближнем Востоке, Берлин решил довести до сведения Москвы, что потребует от нее согласия на проход немецких войск через территорию Украины и Кавказа в Иран и Ирак. Тем самым был сделан расчет на то, чтобы подвести советское руководство к "разгадке" всей германской стратегии весны - начала лета 1941 г. Там должны были, наконец, убедиться, что военные приготовления Германии у советской границы - это двойной блеф, что не будет удара ни по Англии, ни по СССР, а будет удар на Ближнем Востоке и там немцы планируют взять английские войска в "клещи" - с побережья Средиземного моря и из глубин материка. Это должно было быть воспринято Москвой как дополнительное доказательство того, что нападение на СССР не входит в планы Германии, а все военные приготовления у границы предназначены лишь для того, чтобы заставить Кремль принять требования Берлина, а затем через южные районы СССР перебросить военные силы в тыл англо-французской группировки. "Ближневосточной версии", как и информации о германских видах на Украину, на случай, если Москва не попалась бы на эту удочку, отводилась и другая роль: Советское правительство и военное командование должны были быть дезинформированы относительно направления главного удара вермахта по СССР. Как мы знаем, в этом плане фашистскому руководству удалось добиться успеха. Незадолго до 22 нюня 1941 г, командование Красной Армии по указанию Сталина пересмотрело планы организации обороны, посчитав, что главный удар будет нанесен вермахтом именно на южном направлении - на Украине (3). Акция по дезинформации преследовала и
еще одну стратегически важную для Германии цель -
помешать сближению Москвы с Лондоном и
Вашингтоном, которое могло спутать планы
Гитлера. Берлин стремился посеять еще большее 3. См.: Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия: Политический портрет И.В. Сталина, кн. 2, ч. 1. M., 1989. с. 136. О том, что планы советского командования изменены и главный удар им ожидается на юге, немецкое командование было информировано. В Берлин поступило также сообщение о том, что Советское правительство приняло решение "не держать больших запасов продовольствия и сырья для промышленности на Украине и Северном Кавказе (включая бывшую Донскую область)". - PA AA Bonn: Buro des Staatssekretar, Russland, Bd. 5 (R 29716), Bl. 105, 112. /71/ недоверие между своими противниками, зная, что те и так подозревают друг друга в готовности закулисной сделки с Германией. Обострившиеся весной 1941 г. англо-советские противоречия на Ближнем Востоке (4), причиной которых стали иракские события, признание Москвой антибританского повстанческого правительства в Багдаде, установление с ним дипломатических, торговых и консульских отношений и оказание ему активной поддержки (5), порождало у нацистского руководства и надежду на то, что ему удастся окончательно рассорить Лондон и Москву. В Берлине очень встревожились, когда с конца мая стали поступать сведения о том, что Кремль пытается наладить политический контакт с Лондоном и Вашингтоном, что 1 июня Сталин принял английского и американского послов, что к активной деятельности вернулся М.М. Литвинов, которому поручено ведение переговоров с представителем Великобритании в Анкаре по вопросам урегулирования советско-английских противоречий на Ближнем Востоке, и начались советско-американские консультации (6) . Поэтому те слухи, которые были пущены Берлином в мае - июне 1941 г., о возможности мирного урегулирования советско-германских противоречий, о проходе германских войск через территорию СССР на Ближний Восток были рассчитаны на то, чтобы ввести в заблуждение не только Москву, но и Лондон, подогреть там антисоветские настроения и тем самым исключить возможность антигерманской советско-англо-американской политической комбинации. Кремлю же, наоборот, поставляли сведения о том, что пробритански настроенная часть нацистской верхушки усиленно работает в направлении урегулирования отношений с Англией и США и эти усилия якобы находят положительный отклик в Лондоне. Для претворения в жизнь плана дезинформации в Берлине изобрели, как там не без гордости полагали, новую тактику. Основная роль в осуществлении акции отводилась противоречивым слухам, которые должны были подбрасываться германской агентурой прессе нейтральных стран, Великобритании и США, политикам в европейских столицах, а также иностранным дипломатам и журналистам в Германии с расчетом, что эти слухи будут доходить до Москвы. В то же время официальные круги Берлина не должны были никоим образом проявлять своего отношения к слухам - опровергать либо подтверждать их. Германской прессе было запрещено выступать с какими-либо комментариями, вступать в полемику по поводу слухов, а ближе к 22 июня вообще затрагивать тему Советского Союза. Как полагали в нацистском руководстве, молчание Берлина должно было окончательно сбить с толку мировую общественность, дать повод для разного рода домыслов и догадок. Пока же будут разбираться, что в слухах правда, а что ложь, а в Москве будут отыскивать в них подтверждение "своего" видения перспектив развития советско-германских отношений, Германия, рассчитывали в Берлине, завершит подготовку к нападению и нанесет внезапный удар. Фабрикация и распространение слухов были поручены Геббельсу и группе его сотрудников по министерству пропаганды, министерству иностранных дел Германии, а также "бюро Риббентропа". Последнее занималось также тем, что следило за движением слухов и составляло их сводки для предоставления высшему руководству. О том, как создавались слухи и как они
воспринимались в тех или иных кругах, можно
узнать из публикуемых в приложении документов.
Здесь же подчеркнем самое важное: красной нитью
через них проходила мысль – мирное /72/ урегулирование советско-германских противоречий неизбежно, оно является само собой разумеющимся и, если пока что не состоялось, то непременно состоится в самом ближайшем будущем. Доходили ли циркулировавшие в европейских столицах слухи до Москвы? Безусловно, доходили. Это подтверждается, в частности, сообщениями в Форин оффис британского посла в СССР С. Криппса (7), донесениями в "бюро Риббентропа" из германского посольства в Москве (8), воспоминаниями иностранных дипломатов (9). Кремль был в курсе того, что обсуждалось политиками, дипломатами и журналистами в кулуарах Берлина, Лондона, Вашингтона, Будапешта, Анкары, Стокгольма, Хельсинки и других столиц. Фельетон по этому поводу, опубликованный 25 мая 1941 г. в "Правде", а затем упоминание о слухах в заявлении ТАСС от 13 июня 1941 г. (опубликовано 14 июня) свидетельствовали о том, что за слухами следили внимательно. Да и посольству СССР в Берлине - видимо, для подстраховки, чтобы Москва случайно не упустила какую-нибудь "важную" деталь, - через агента систематически передавалась их своего рода "выжимка", а заодно проверялась и реакция на них советской стороны. Другой канал, по которому шла
дезинформация, - дипломатический. Германское
внешнеполитическое ведомство принимало
активное участие в осуществлении акции на всех
ее этапах. Уже в первой половине мая
дипломатические представители Германии за
рубежом взялись в соответствии с инструкцией
министерства иностранных дел от 7 мая 1941 г. (10) за
распространение версии, согласно которой
германская политика в отношении СССР нацелена на
то, чтобы избежать военного конфликта, что
главная задача Германии прежняя - разгром Англии,
а концентрация вермахта у советской границы -
вынужденная ответная мера "на необъяснимую
политическую позицию России", начавшей без
видимых на то оснований перебрасывать свои
войска к восточным рубежам рейха (11) . С середины
мая стала распространяться информация о том, что
в правительственных кругах Германии по-разному
относятся к СССР, что "фюрер обходит полным
молчанием" советско-германские отношения, но
Риббентроп высказывается за продолжение
"политики сотрудничества с Советской
Россией" и якобы заявил: "Я не позволю
оказывать влияние на мою политику всякому, кто
преследует собственные интересы" (12). Забегая
вперед, зададим вопрос: не на основании ли этой
информации о желании Риббентропа сохранить
дружественные отношения с СССР (13) 21 июня 1941 г. так
добивался встречи именно с ним советский посол в
Германии Деканозов? (14) Сотрудники министерства
иностранных дел Германии - руководитель реферата
по работе с иностранными журналистами д-р Раше, 3.
Мюллер, Р. Вальтер и /73/ другие занимались изготовлением и "рецензированием" дезинформационных материалов, поставлявшихся по агентурным каналам в советское посольство в Берлине (15). 15 июня 1941 г., т.е. за педелю до фашистского нападения на СССР, внешнеполитическое ведомство Германии предприняло совершенно беспрецедентный шаг - в целях маскировки предстоявшего военного выступления оно дезинформировало военных союзников Германии относительно подлинных планов Берлина. В этот день Риббентроп дал указание германским послам в Риме, Токио. Будапеште довести до сведения тамошних правительств, что Германия намерена "самое позднее в начале июля внести полную ясность в германо-русские отношения и при этом предъявить определенные требования" (16). Расчет, вероятно, делался на то, что информация германских послов так или иначе станет известна и Москве. Активно использовался и такой важный канал, как дезинформация советского посольства в Берлине. Как это происходило - тема отдельного разговора. Это по сути - детективный сюжет, представлявший собой один из эпизодов борьбы советской разведки и германской контрразведки накануне войны. Многие его делали пока неясны, и прежде всего неизвестно, на кого в конечном счете работало главное действующее лицо всей истории - "Петер". Под этой кличкой в списке агентов "бюро Риббентропа" числился бывший берлинский корреспондент латвийской газеты "Брива земе" Орест Берлингс. Он стал агентом советской разведки в августе 1940 г., а затем бил перевербован немцами (17). За несколько дней до качала войны Гитлер, которому представлялись многие доклады "Петера", заподозрил его в двойной игре, распорядился установить за ним "строгое наблюдение", а "в известное время" "обязательно взять под арест" (18). Именно через "Петера" германское министерство иностранных дел поставляло дезинформацию в советское посольство, а его донесения, шедшие "на самый верх", являлись для нацистского руководства одним из источников информации о позиции советской стороны по многим вопросам, в том числе и о том, как оценивались советским посольством в Берлине - а во многом, значит, и Москвой - перспективы развития советско-германских отношений а мае - июне 1941 г. (19) Что следует из тех данных о позиции
СССР в отношении Германии непосредственно
накануне войны, которые передавались
"Петером" в "бюро Риббентропа"? Из них
видно, что советская сторона в конечном счете
поддалась на дезинформацию относительно
намерения Германии достичь мирного
урегулирования отношений с СССР. В Москве
приняли версию о том, что концентрация
германских войск у советской границы - средство
политического давления, с помощью которого
Берлин хочет заставить Москву пойти на серьезные
уступка в ходе предстоявших переговоров. Если же
военному столкновению между Германией и СССР и
суждено случиться, полагали в 16. ADAP, Serie D, Bd. XII, 2, Doc. 631; Die Tagebucher von Joseph Goebbels. Samtliche Fragmente. Hrsg. von E. Frohlich. Teil 1: Auf-zeichnungen 1924-1941, Bd. 4. Munchen, etc, 1987, S. 696. 17. Bundes Archiv (далее - BA), Potsdam: Film 14457, Bl. 25901ff. 18. ADAP, Serie D, Bd. XII, 2, Doc. 639, 645. Подозрения Гитлера вызвал доклад "Петера" в "бюро Риббентропа", в котором тот сообщил, что переданный им в советское посольство дезинформационный материал о перемещении германских войск на Балканах в южном направлении "не произвел на русских особого впечатления" и что те не проявляют прежнего интереса к информации о визитах в Берлин болгарского царя Бориса и румынского диктатора Антонеску. Фюрер был уверен, что русские "клюнули" на "ближневосточную версию". 19. PA AA Bonn: Dienststelle Ribbentrop, Vertrauliche Berichte uber Russland (Peter), 2/3 (R 27113). /74/ Москве, то это произойдет позднее - в июле, августе или осенью 1941 г. (20). Конфликту будут предшествовать переговоры, и потому у СССР еще достаточно времени, чтобы привести войска в боевую готовность. Такая позиция Кремля подтверждается и сообщениями, поступавшими от других агентов по дипломатическим каналам. Так, 8 июня в министерство иностранных дел Германии сообщалось из Бухареста, что советский полпред в Румынии А.И. Лаврентьев, ссылаясь на мнение Москвы, высказывал мысль, что войны, скорее всего, не будет, а будут переговоры, которые, однако, могут сорваться, если немцы выдвинут неприемлемые условия (21). 12 июня агент информировал "бюро Риббентропа": Молотов несколько дней назад принял японского посла и заявил ему, что "не верит в принципиальное изменение германо-русских отношений" (22). 17 июня из Хельсинки со ссылкой на дипломатический источник в Москве министерство иностранных дел Германии получило сообщение о том, что в советской столице "нет абсолютно никакой ясности" относительно того, как будет дальше развиваться ситуация, но "в общем там не верят в изменение германской восточной политики" (23). Аналогичные сообщения поступали в Берлин из Москвы и через германский разведцентр в Праге "Информационсштелле III". В мае - июне 1941 г. в Москве, таким образом, сталкивались два потока информации: один - что Германия вот-вот начнет войну против СССР, и другой - что войны может и не быть, Берлин готовит себе лишь "позицию силы" к предстоящим советско-германским переговорам. В Кремле не игнорировали ни ту, ни другую информацию, однако, принимая меры для подготовки к войне, держали курс на то, чтобы урегулировать отношения с Германией мирным путем. В условиях, когда Германия и СССР стянули к границе войска и мир висел на волоске, Сталин очень боялся, что шанс на его сохранение может быть упущен в результате нелепой случайности или провокации. В Москве располагали "данными" о том, что в оценке перспектив дальнейшего развития отношений с СССР в нацистском руководстве, а также между политической и военной верхушкой третьего рейха" существуют разногласия, и опасались, что германская военщина захочет наперекор политическому руководству спровоцировать военный конфликт. Видимо, этим и объяснялись категорическое сталинское требование "не поддаваться на провокации" и его недоверие к сообщениям о возможных сроках начала войны. Последние, с точки зрения Советского
правительства, тоже могли иметь провокационный
характер. Что значило принять в расчет
определенную дату начала войны? Это значило, что
к этому дню надо было осуществить мероприятия в
соответствии с планами военно-стратегического
развертывания войск, провести мобилизацию и т.п.
А если бы информация оказалась ложной? Тем самым
к радости "оппозиционной" Гитлеру и
Риббентропу германской военщины (да и Лондона)
Советское правительство собственными руками
уничтожило бы шанс на сохранение мира, а Германия
получила бы не только повод для объявления войны,
но и основания для того, чтобы представить ее в
качестве меры защиты против готовящейся
"советской агрессии" (24). Да и была ли
стопроцентная гарантия того, что германское
нападение произойдет именно /75/ 22 июня? Информация о возможных сроках начала войны на протяжении весны - начата лета 1941 г. поступала самая разная. Сначала назывался март, затем 14-15 мая, 20 мая, конец мая. начало июня, середина июня, июль - август, 21 или 22 июня, наконец, 22 июня (25). Сроки проходили, предсказания не сбывались, и это тоже притупляло бдительность. И как можно было начинать выводить войска на боевые позиции, когда по агентурным и дипломатическим каналам непрерывным потоком шли сообщения о том, что со дня на день германское правительство пригласит Сталина или Молотова для переговоров в Берлин, что одна из берлинских фабрик уже выполняет "срочный заказ имперского правительства" по изготовлению к этой встрече большой партии советских флажков, что Германия вот-вот выступите инициативой проведения международной конференции по обеспечению мира с участием СССР, что наиболее вероятны удары Германии по Британским островам либо владениям английской короны на Ближнем Востоке, а отнюдь не по России? Вся эта информация, стекавшаяся в Кремль, не могла не оказывать влияния на его действия. Настраиваясь на переговоры с Германией и ожидая их, советское руководство тем не менее принимало меры по подготовке к возможной войне. В течение июня в Берлин постоянно приходили сообщения о том, что Советский Союз готовится к мобилизации, идет призыв резервистов, к границе перебрасываются все новые контингенты войск, создаются дополнительные рубежи обороны в глубине страны, разрабатываются планы эвакуации промышленности, населения и правительственных учреждений в восточные районы, развернута военно-патриотическая воспитательная работа (26). Однако такого рода сообщения не очень тревожили нацистское руководство, полагавшее, что эти меры не дадут должного эффекта, если будет обеспечен фактор внезапности и в первые дни войны удастся разгромить основные силы Красной Армии, сосредоточенные у границы. Более опасной считалась тенденция к сближению СССР с Великобританией и США, наличие которой Берлин установил в начале нюня. Особенно встревожило министерство иностранных дел сообщение из Бухареста о том, что советское полпредство в Румынии 8 июня 1941 г. в секретном порядке под видом "заявления ТАСС" направило послам США, Китая, Ирана, Швейцарии, Турции и представителю Ватикана сообщение, в котором говорилось, что "СССР не потерпит политического, экономического и военного диктата" в условиях, когда в мировой политике имеются "независимые факторы (имелись в виду США –О.В.), которые хотят вступить в союз с СССР", что "этот союз будет представлять собой величайшую военную и экономическую силу в мире", что "Красная Армия готова защитить свою страну и увеличить свою современную боевую мощь" (27). Военный союз СССР и США путал все планы Гитлера. С тревогой был воспринят и отъезд из СССР британского посла Криппса. В Берлине гадали, не отправился ли тот в Лондон для согласования конкретных предложений о советско-британском сотрудничестве, направленном против Германии (28). В нацистских верхах с облегчением
вздохнули лишь после того, как в 26. PA AA Bonn: Buro des Staatssekretar, Russland, Bd. 5 (R 29716), Bl. 051-054 (113455-113457), 066 (113470), 104-106 (1132508-114510), 130-131 (113534-113535); Kriegstagebuch des Oberkommandos der Wehrmacht (Wehrmachtfuhrungsstab). Bd. l. 1. August l940 - 31. Dezember 1941. Hrsg von H.-A. Jacobsen. Frankfurt a.M., 1961, S. 404. 27. PA AA Bonn: Buro des Staatssekretar, Bd. 5 (R 29716), Bl. 081
(113585), 107 (113511). /76/ британской прессе, прежде всего в "Таймс" и "Дейли телеграф", и печати нейтральных стран после приезда Криппса в Лондон появилось множество статей о том, что концентрация германских войск у советской границы преследует цель политическими либо военными методами заставить СССР пойти на далеко идущие уступки Германии, чтобы использовать его ресурсы для войны с Англией (29). В Берлине поняли, что Москва, Лондон и Вашингтон ни о чем пока не договорились, что разговоры о военном союзе СССР и США - маневры советской дипломатии, рассчитанные на запугивание Германии, а русские и "демократии" по-прежнему испытывают друг к другу неприязнь и недоверие. Отповедь западным газетным публикациям, переданная из Москвы в Берлин агентством "Транс-Оцеан" утром 13 июня 1941 г. под названием "Английские бредни о германо-русских отношениях" (30), свидетельствовала о том, что Кремль воспринял эти публикации, "очевидно, инспирированные официальной стороной" в Лондоне, как попытку еще больше обострить советско-германские отношения и спровоцировать военный конфликт между Москвой и Берлином, который отвечал бы интересам британской политики. Чтобы подлить масла в огонь и еще больше запутать обстановку, в ночь с 12 на 13 июня 1941 г. нацистским руководством была осуществлена долго подготавливавшаяся акция, которой придавалось исключительно важное значение. По согласованию с Гитлером Геббельс подготовил статью под названием "Крит как пример", содержавшую косвенный намек на возможность германского вторжения в Англию в ближайшее время. Статья была помещена в органе НСДАП газете "Фёлькишер беобахтер". Номер газеты "по личному распоряжению Гитлера" в "срочном" и "совершенно секретном порядке" был конфискован до поступления в розничную продажу, а по Берлину пущен слух, что Геббельс попал в большую немилость к фюреру и дни его политической карьеры сочтены. В отчете "бюро Риббентропа" и в
дневниковых записях Геббельса впоследствии
отмечалось, что "дело "Фёлькишер
беобахтер" имело большой резонанс и
ставившаяся политическая цель была достигнута.
Англичане еще больше укрепились во мнении, что
германское вторжение па Британские острова
состоится и что между Германией и СССР
существует тайный сговор (31). Этому служил и
пущенный Берлином одновременно с публикацией
статьи Геббельса слух, как бы развивавший мысли,
высказывавшиеся в английских газетных
публикациях, о том, что германским и советским
правительствами найдена, наконец, "хорошая
основа для переговоров" (32). В Москве, наоборот,
поняли дело так, что "пробритански
настроенный" Геббельс и его сторонники (к ним
причислялись Г. Гиммлер, Г. Геринг, В. Кейтель и
др.) (33) пытаются сорвать планы усиливавшейся
антибританской группировки и добиться
германского выступления против СССР и что,
возможно, пробританская группировка уже ведет
тайные переговоры с Лондоном и Вашингтоном (34). 30. PA AA Bonn: Buro des Staatssekretar, Bd. 5 (R 29716),Bl. 259-261. /77/ Не получая откликов из Берлина на подаваемые сигналы о готовности к переговорам и опасаясь, что причиной этого могут быть тайные германо-британские контакты, Кремль, видимо, решил переломить ход событий, взяв инициативу па себя. 13 июня в 18.00 Московское радио огласило заявление ТАСС, в котором слухи о предстоявшем германо-советском военном столкновении были объявлены "неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны", и подчеркивалось, что ни СССР, ни Германия к войне не готовятся, а военные мероприятия, осуществляемые ими, не имеют касательства к советско-германским отношениям (35). Заявление ТАСС политиками разных стран было воспринято по-разному. Одни сочли, что оно отразило растущий страх Москвы перед возможностью столкновения с Германией, другие - что таким путем Советское правительство пытается возложить ответственность за обострение советско-германских отношений на Берлин. Третьи же - их было большинство - расцепили заявление как предложение Кремля германскому правительству приступить к переговорам (36). Особое внимание обращалось на пункт заявления ТАСС, гласивший: "Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место". Из этого делался вывод, что Москва ждет германских "претензий" и "предложений", готова обсудить их и, может быть, пойти на уступки. Однако декларированная Кремлем готовность выслушать германские претензии еще отнюдь не означала, что он был готов эти претензии удовлетворить. Для советского руководства было важно даже не столько выяснить характер этих претензий (насколько далеко идущими они могли быть, в Москве имели представление), сколько констатировать сам факт их предъявления. Появлялась зацепка, позволявшая втянуть германское правительство в переговоры, посредством которых можно было достичь компромисса либо по крайней мере выиграть время и внести полную ясность в намерения Гитлера (37). На протяжении тех дней, которые оставались до начала войны, Советское правительство несколько раз пыталось вытянуть из немцев их "претензии". На заявление ТАСС официальной реакции Берлина не последовало. Германское правительство продолжало упорно молчать. На пресс-конференции для иностранных журналистов, состоявшейся в Берлине утром 14 июня 1941 г., заведующий отделом информации и прессы министерства иностранных дел Германии П. Шмидт, несмотря на настойчивые просьбы американских корреспондентов, отказался каким-либо образом его прокомментировать (38). В то же время советскому полпредству в Берлине через "Петера" была подброшена информация о том, что заявление ТАСС не произвело на немецкое руководство "никакого впечатления" и там вообще по понимают, что хотела Москва этим заявлением сказать (39). Кремль провоцировали на новые бесплодные инициативы в полной уверенности, что, пока он будет выступать с ними, приказ Красной Армии о боевом развертывании отдан не будет. Упорное молчание германского
правительства начинало все больше настораживать
Москву. Гитлеровцы продолжали усиленно
наращивать свои силы /78/ у советской границы. Отбросив всякую маскировку, развернула подготовку к войне против СССР Румыния. 18 июня начались мобилизация в Финляндии и переброска войск в направлении советской границы в Венгрии. В этих условиях выяснение отношений с Германией, посчитали в Кремле, откладывать больше уже было нельзя и решили вновь взять инициативу на себя. Если верить дневниковым записям Ф. Гальдера и Й. Геббельса, между 18 и 20 июня советское руководство обратилось в Берлин с просьбой принять с визитом Молотова (40). Но одно дело было внушать советскому руководству мысль о возможности советско-германских переговоров, другое - затевать такие переговоры в действительности. Это отнюдь не входило в планы Гитлера, и на просьбу был дан "решительный отказ". Вайцзеккер записал в дневнике 18 июня: "Главная политическая забота, которая имеет место здесь (в Берлине, - СВ.), не дать Сталину возможности путем какого-нибудь любезного жеста спутать нам в последний момент все карты" (41). Насколько велики были такого рода опасения в правящих верхах "третьего рейха", свидетельствует продолжение дневниковой записи Вайцзеккера от того же дня: "Русский посол попросил сегодня у меня аудиенции. В руководстве с облегчением вздохнули после того, как я сообщил, что Деканозов в непринужденном, веселом настроении говорил лишь о мелких текущих делах" (42). В Москве понимали взрывоопасность обстановки, однако все еще не решались отдать приказ о боевом развертывании войск. "Минимальный шанс" на сохранение мира оставался, да и Германия не предъявляла пока ССС претензий, без чего, как полагали в Кремле, война объявлена не будет. Хотя 20 июня в прессе всех стран, перекрывая спекуляции относительно возможного мирного урегулирования советско-германских отношений, уже прямо ставился вопрос: "Когда ждать немецкого нападения на СССР?" и давался однозначный ответ: "Очевидно, в самое ближайшее время" (43), и все свидетельствовало о том, что оно действительно может произойти со дня на день, в Кремле упорно продолжали цепляться за идею советско-германских переговоров, находя ей, видимо, подтверждение в той дезинформации, которую продолжая поставлять Берлин. Каналы же дезинформации работали на
полную мощность и в последние предвоенные дни и
часы. 21 июня "Петер" передал в советское
полпредство в Берлине: "Посланник Шмидт и д-р
Раше проявляют полное спокойствие и дали мне
попять, что никаких далеко идущих решений в
ближайшее время не предвидится... Д-р Раше с
удивлением спросил меня, как вообще могло
случиться такое, что иностранные корреспонденты
(почти все) поверили слухам о том, что предстоит
именно германо-русский конфликт" (44).
По-прежнему молчала германская пресса,
по-прежнему многие высокие чиновники 'находились
в отпусках", а Гитлера и Риббентропа "не было
в столице", по-прежнему принимались советские
торговые делегации, членам которых на банкетах
задавался все тот же вопрос: когда же Сталин или
Молотов, наконец. приедут в Берлин? (45) Внешне все
оставалось по-прежнему. 42. Ibidem. Немецкую запись беседы Вайцзеккера с Деканозовым от 18 июня 1941 г. см.: ADAP, Serie D, Bd. ХII, 2, Dok. 646. - Небезынтересная деталь - Вайцзеккер принимал Деканозова, разложив на столе карту Ирака. Она, как доложил Вайцзеккер Риббентропу, привлекла внимание советского посла и тот стал расспрашивать о положении на Ближнем Востоке. 43. Kriegstagebuch des Oberkommandos der Wehrmacht (Wehrmachtfuhrungsstab). Bd. 1, S.
407. /79/ 21 июня Советское правительство в очередной раз попыталось добиться диалога с германским руководством. В 21.30 Молотов пригласил в Кремль Шуленбурга и попросив дать объяснение по поводу причин недовольства германского руководства правительством СССР и слухов о близящейся войне. "Советское правительство, - заявил Молотов, - не может понять причин немецкого недовольства" и было бы признательно, если бы ему сказали, чем вызвано современное состояние советско-германских отношений и почему отсутствует какая-либо реакция германского правительства на заявление ТАСС от 13 июня. Однако Шуленбург ушел от ответа на эти вопросы, сославшись на то, что не располагает необходимой информацией (46) . В это же время Деканозов под предлогом вручения вербальной ноты о продолжавшихся нарушениях границы СССР германскими самолетами предпринимал тщетные попытки добиться встречи с Риббентропом, чтобы "от имени Советского правительства задать несколько вопросов, которые... нуждаются в выяснении" (47). Сообщения об этой встрече очень ждали в Москве. Но Риббентропа "не было в Берлине", и Деканозова в конечном счете принял Вайцзеккер. В Москве в это время была половина двенадцатого ночи. То совещание в Кремле (с которого мы начали разговор), где решался вопрос, отдавать или не отдавать войскам директиву (к этому моменту уже запоздалую) о переходе в состояние полной боевой готовности, закончилось. Не имея информации из Берлина, Сталин решил не форсировать событий, надеясь, что, "может быть, вопрос еще уладится мирным путем". Вайцзеккер принял от Деканозова ноту, но, когда тот попытался поставить "несколько вопросов", свернул беседу, заявив, что сейчас лучше ни в какие вопросы не углубляться. "Ответ будет дан позже", - закончил он разговор (48). Не прошло и нескольких часов, как ответ был действительно дан, но, к сожалению, не тот, на который так рассчитывали в Кремле. Однако и в первые часы войны у Сталина и его окружения, видимо, еще оставалась надежда на то, что конфликт можно погасить (49). В речи Молотова по радио 22 июня, в которой доказывалась неспровоцированность германского нападения, подчеркивалось, что оно произведено внезапно, вероломно и без предъявления претензий, но, несмотря на завершавший ее призыв бить врага, все же оставалась зацепка для того, чтобы перенести разрешение конфликта с поля боя на стол переговоров. Однако надежды на то, что германскую военную машину еще можно остановить, быстро таяли и росло понимание того, что совершена непоправимая ошибка, последствия которой непредсказуемы. На что надеялся Сталин, добиваясь
переговоров? Готов ли он был удовлетворить
претензии Германии и пойти на заключение с ней
"нового, более тесного соглашения" или
рассчитывал затянуть переговоры до осени, зная,
что с началом распутицы германское командование
уже не решится на "блицкриг" против СССР и
тем самым удастся выиграть время до весны 1942 г.?
Известные автору немецкие дипломатические
документы не содержат ни прямых, ни косвенных
сведений о том, что накануне фашистского
нападения Советское правительство предлагало
Берлину территориальные, военные либо
политические уступки или намекало на свою
готовность к таковым. Если верить сообщению из
Москвы германского агента, которое было
зарегистрировано в канцелярии Вайцзеккера 16
июня 1941 г., в советском руководстве обсуждался
лишь вопрос о возможности экономических уступок,
но в то же время там ясно /80/ понимали, что Германию не удовлетворишь одним лишь расширением поставок советского сырья и продовольствия. Экономические уступки немцам, считали в Кремле, приведут к тому, "что вслед за этим будут выдвинуты новые, уже неприемлемые требования". "Под влиянием слухов о непомерных требованиях Германии, - отмечал агент, - в рядах коммунистической партии растет оппозиционное (курсу па уступки. - О.В.) настроение" (50). Переговоры, которых добивалось советское руководство, нужны были ему прежде всего для того, чтобы выиграть время, необходимое для завершения подготовки к обороне. Присутствовал, по всей видимости, и расчет на то, что вновь удастся средствами дипломатии отвести от СССР угрозу фашистской агрессии, "канализировать" ее в другом направлении - на Ближний Восток. Думается, что Молотов не лукавил, когда на вопрос писателя Ф. Чуева, надеялся ли Сталин втянуть Гитлера в переговоры, ответил следующее: "Надо было пробовать! Конечно, в таких случаях с такими звероподобными людьми (как Гитлер. – О.В.) можно увидеть и надувательство и не все удастся, но никаких уступок не было по существу, а пробовать - вполне законно... Если бы мы на лето оттянули войну, с осени было бы очень трудно ее начать. До сих пор удавалось дипломатически оттянуть войну, а когда это не удастся, никто не мог заранее сказать" (51). Говоря о причинах исключительно тяжелого для Красной Армии и всей Советской страны начального этапа войны с Германией, мы вправе предъявить счет советскому руководству тех лет за допущенные просчеты и ошибки. Однако в пылу полемики и разоблачений все же не будем забывать, что Советское правительство приложило максимум усилий, чтобы предотвратить войну, и что 22 июня 1941 г. Советскому Союзу уготовил не Сталин, а германский фашизм. Именно он спланировал, тщательно подготовил, а затем развязал войну, использовав при этом в своих военно-политических интересах стремление Советского правительства избежать конфликта. Сколько бы мы ни говорили о допущенных просчетах и ошибках, нельзя не видеть, что обстановка накануне фашистского нападения на СССР была крайне запутанной. В ней не могли вплоть до последнего дня толком разобраться не только Советское правительство, но и политики в Лондоне, Вашингтоне и других столицах. Поток самых противоречивых слухов, домыслов, взаимоисключающих дипломатических, агентурных донесений, экспертных оценок и т.п., обрушившийся в это время на руководителей государств, создал, как отмечалось в воспоминаниях бывшего посла Румынии в СССР Г. Гафенку, ситуацию, когда "никто в мире не мог дать ясный ответ на вопрос, чего же хочет Гитлер от России" (52). Даже иностранные дипломаты, аккредитованные в германской столице, подчеркивалось в отчете "бюро Риббентропа", вплоть до ночи с 21 на 22 июня 1941 г. "не решались давать твердого прогноза" относительно дальнейшего развития германо-советских отношений (53). Кремлю казалось, что у него еще оставался шанс избежать войны с Германией - противником очень опасным, по многим экономическим и военным параметрам превосходившим СССР, и он пытался этот шанс использовать. Но это был роковой просчет. Далее мы публикуем документы. 51. Сто сорок бесед с Молотовым, с 43. /81/ ДОКУМЕНТЫ 1. ИЗ ДНЕВНИКА ИМПЕРСКОГО МИНИСТРА
ПРОПАГАНДЫ 24 мая 1941 г. (субб.) Вчера: [...] мы старательно распространяем по миру слухи о предстоящем вторжении в Англию. Прежде всего - через нейтральную прессу [...]. Die Tagebucher von Joseph Goebbels 25 мая 1941 г. (воскр.) Вчера: [...] Распространяемые нами слухи о вторжении в Англию действуют. В Англии уже царит крайняя нервозность. Что касается России, то нам удалось организовать грандиозный поток ложных сообщений. Газетные "утки" не дают загранице возможности разобраться, где правда, а где ложь. Это та атмосфера, которая нам нужна. [...] Ibid., S. 660. 31 мая 1941 г. (субб.) Вчера [...] Подготовка к операции "Барбаросса" продолжается. Наступает первая фаза большой волны маскировки. Мобилизован весь государственный и военный аппарат. В курсе подлинных причин лишь двое людей. Я должен направить все мое министерство по ложному пути. [...] Итак, за дело! 14 дивизий перебрасываются на запад. Тема вторжения в Англию потихонечку раскручивается. Я отдаю распоряжение сочинить песню о вторжении, придумать новые фанфары, подобрать английских дикторов. [...] Наступает очень волнующее время. Однако оно вновь должно доказать особое мастерство нашей пропаганды. Другие гражданские министерства не имеют представления о том, что происходит. Они работают в заданном направлении. [...] Ibid., S. 668-669. 1 июня 1941 г. (воскр.) Вчера: [...] Хотя сегодня и Троица, я собрал большое совещание службы информации. Тема разговора с моими сотрудниками - вторжение. Я направляю всех по ложному следу. Против Англии. В то же время делаю соответствующие приготовления. Несмотря на молчание и сдержанность, информация все равно просочится. [...]. Ibid., S. 670. 4 июня 1941 г. (ср.) Вчера: [...] С Критом покопчено. [...] Операция оправдала связывавшиеся с ней ожидания. [...] Мы распоряжаемся разбросать над Англией листовки. Для маскировки. Вторжение уже повсюду обсуждается в газетах. После Крита Лондон в глубокой депрессии [...] Ibid , S. 677-673. 11 июня 1941 г. (ср.) Вчера: [...] Вместе с ОКВ и с одобрения фюрера готовлю статью о вторжении в Англию. Название - "Крит как пример". Довольно ясно. Она появится в /82/ "Ф[ёлькишер] б[еобахтер]", а затем будет конфискована. Лондон узнает об этом через посольство США в течение 24 часов. В этом и заключаемся весь смысл операции. Все должно служить тому, чтобы замаскировать акция на Востоке. Теперь уже пора применять более сильные средства. Впрочем, демаскировка замаскирована так, что никто ничего не заметит. Во второй половине дня закончил статью. Она будет грандиозной. Шедевр хитрости! [,..] Ibid., S. 683-684. 12 июня 1941 г. (четв.) Вчера: [...] Моя статья "Пример Крита" с незначительными изменениями одобрена фюрером. Вместе с Мартином, Гуттерером, Браувайлером* и капит[аном] Вайсом из "Ф.б." мы размышляем над тем, как нам лучше преподнести статью в газете. Как можно меньше немцев и как можно больше иностранцев должны ее прочитать. Прежде всего ее должно получить посольство США. После этого она самым коротким путем попадет в Лондон и к мировой общественности. Мы поместим ее в пятницу в берлинском выпуске "Ф.б.", а затем конфискуем в 5 часов утра. [...] Я написал очень хитрую статью. Между строк в ней говорится очень многое. Из нее можно извлечь все то, во что противник в данный момент должен поверить. [...] Ibid., S. 685. 13 июня 1941 г. (пятн.) Вчера: [...] Тема России вновь все больше выдвигается на передний план. "Таймс" публикует статью, в которой высказываются всевозможные подозрения. [...] Но это не самое плохое. Мы противопоставим этому сообщения о том, что мы нашли хорошую базу для переговоров с Москвой. И тем самым нейтрализуем (публикацию "Таймс". - О.В.). Моя статья с положенными церемониями передана в "Ф.б." Конфискация будет произведена ночью. В этот момент мой престиж будет, конечно, значительно поколеблен. Зато выиграет дело. "Ф.б." хочет отозвать своих корреспондентов из Москвы. Я запрещаю это делать, по крайней мере, в данный момент. При любых обстоятельствах мы теперь должны сохранять лицо. Партия складывается пока что хорошо. [...] Русский вопрос с каждым часом становится для мира все большей загадкой. Мы делаем все, чтобы замаскировать акцию. Но как долго это может продолжаться, об этом знают одни боги. [...] Ibid., S. 686-688. 14 июня 1941 г. (субб.) Вчера: Моя статья выходит в "Ф.б." и
действует, как разорвавшаяся бомба. Ночью
"Ф.б." конфискуют. И теперь звонят телефоны.
Дело разворачивается одновременно внутри страны
и за границей. Все получается безукоризненно [...].
Английские радиостанции уже заявляют, что наше
развертывание против России - чистый блеф, с
помощью которого мы рассчитываем замаскировать
подготовку к вторжению в Великобританию. Что и
требовалось доказать. В остальном в зарубежных
средствах информации царит полная неразбериха.
[...] Русские, кажется, еще ни о чем не подозревают.
Во всякое случае они сосредоточиваются так, как
мы не могли бы и пожелать: в больших количествах в
отдельных пунктах, легкая добыча. И все же ОКВ не
сможет слишком долго /83/ сохранять маскировку, поскольку необходимо начинать проводить военные мероприятия, смысл которых совершенно ясен. Гуттерер* хочет отозвать нашего пресс-атташе [...] из Москвы. Я запрещаю это делать. [...] Я даю Винкелькемперу** секретное задание передать на Лондон через службу вещания на иностранных языках английские измышления относительно вторжения, а затем на середине внезапно прервать передачу. Будто бы поработали ножницы цензуры. Это тоже вызовет тревогу. [...] Мы продолжаем по всем правилам разыгрывать комедию с конфискацией "Ф.б." Все министерство в трауре из-за того, что я совершил такую грубую "ошибку". Я не иду на пресс-конференцию. Это производит впечатление демонстрации. [...] Криппс уехал из Москвы в Лондон. Оттуда теперь выплеснется на мир целая волна слухов. И все о России [...]. В общем все еще верят в то, что все, что мы делаем, - блеф или попытка оказать давление на Россию. Мы никак на это не реагируем. [...] Моя статья произвела в Берлине большую сенсацию. Телеграммы мчатся во все столицы. Блеф полностью удался. Фюрер очень рад этому. Йодль в восторге [...]. Генерал Кваде говорит по радио о Крите. Я "подправляю" его речь и включаю в нее еще парочку хитростей [...]. Я распоряжусь распустить по Берлину невероятные слухи: в Берлин должен прибыть Сталин, уже шьются красные флаги и т.д. Звонит д-р Лей***. Он полностью попался на них. Я не стал его разубеждать. В данный момент это тоже полезно для дела. [...] Ibid., S. 688-691. 15 июня 1941 г. (воскр.) Вчера: Моя статья о Крите - настоящая сенсация в стране и за рубежом. У нас сожалеют о моем "faux pas", сочувствуют мне или, несмотря ни на что, выражают симпатию. За границей вокруг всего этого строятся одни догадки. Наша постановка отлично удалась. [...] Из подслушанных телефонных разговоров иностранных журналистов, работающих в Берлине, можно заключить, что все они попались па удочку. В Лондоне тема вторжения снова в центре внимания. [...] ОКБ очень довольно моей статьей. Она представляет собой великолепную отвлекающую акцию [...]. Кругом циркулируют слухи, уже совершенно недискутабельные. То говорят, что что-то будет предпринято на востоке, то говорят, что что-то будет предпринято против Англии. Хаос, в котором способен разобраться только тот, кто в курсе дела. Поэтому я предупреждаю моих сотрудников, чтобы они не реагировали на все эти бессодержательные комбинации. Молчание - золото. [...] Невероятные слухи. Прежде всего о России. В Лондоне заявлено, что Криппс уже не вернется на свой лондонский пост****. Дескать, комедией с Россией сыты по горло. Однако там нет ясного представления о том, как будут дальше развиваться события [...]. Тема России по-прежнему обсуждается в Лондоне горячо и страстно. Однако все это на основании слухов, не имеющих под собой сколько-нибудь серьезной основы. А если что-то соответствующее истине и говорится, то оно тут же тонет в общем потоке измышлений. [...] Ibid., S. 691-693. /84/ 16 июня 1941 г. (пон.) Вчера: Россия - Германия - большая тема. Опровержению ТАСС никто не верит. Кругом строятся догадки о том, что могла бы значить моя статья в "Ф.б.". Источник всех слухов - Лондон. Очевидно, нас хотят выманить из норы. Но этого им никоим образом не удастся сделать. Мы храним полное молчание. Так что никакой ясности у противной стороны не будет. А между тем военные приготовления продолжаются без перерыва. [...] Во второй половине дня фюрер пригласил меня в рейхсканцелярию. Чтобы не бросаться в глаза, мне пришлось входить через заднюю дверь. Вильгельмштрассе постоянно находится под наблюдением иностранных журналистов. Поэтому следует соблюдать осторожность. Фюрер выглядит великолепно и принимает меня тепло. Моя статья доставила ему огромное удовольствие. Она обеспечила нам определенную передышку в наших лихорадочных приготовлениях. Она была как раз очень нужна. Фюрер подробно объясняет мне ситуацию. [...] Процедура должна выглядеть следующим образом: мы идем по совершенно новому пути [...] и па этот раз делаем все иначе - мы не полемизируем в прессе, замыкаемся в полном молчании, а в "день X" просто наносим удар. Я настойчиво советую фюреру не назначать на этот день заседание рейхстага. В противном случае вся система маскировки рухнет. [...] Нужно продолжать непрерывно распространять слухи: мир с Москвой, Сталин приезжает в Берлин, вторжение в Англию предстоит в самое ближайшее время. [...] По радио транслируется веселая болтовня. Это тоже средство маскировки. Я еще раз налагаю запрет на обсуждение темы России нашими средствами массовой информации в стране и за рубежом. До "дня X" - это табу. Ibid., S. 693-698. 17 июня 1941 г. (вт.) Вчера: [...] Я вообще закрываю тему России. Кругом состояние неопределенности. Относительно России - неисчерпаемое разнообразие слухов. От уже заключенного мира до уже разразившейся войны. Для нас это очень хорошо, и потому мы их тоже активно поддерживаем. Слухи - наша повседневная пища. Мы противопоставляем им полное молчание. [...] Поток слухов нарастает. Непосвященный уже ни за что в них не разберется. Лондон ведет себя так, будто бы у него уже не осталось никакой возможности договориться с Москвой. Это лишь тактика, с помощью которой хотят выяснить наши намерения. На это мы, естественно, не поддадимся. Поговаривают о русской всеобщей мобилизации. Я, однако, считаю, что это пока полностью исключено. [...] Ibid., S. 698-699. 18 июня 1941 г. (ср.) Вчера: [...] Маскировка планов в отношении России достигла апогея. Мы наполнили мир таким количеством слухов, что в них едва ли кто-нибудь разберется. От войны до мира - гигантская шкала, на которой каждый может выбрать то, что он хочет. Наш новейший трюк: мы якобы планируем крупную конференцию по вопросам обеспечения мира с привлечением России. Желанная пища для мировой общественности. Однако отдельные газеты все же почувствовали, что запахло жареным [...]. Во всех вопросах, касающихся России, мы проявляем абсолютную сдержанность [...]. Мою статью обсуждает вся пресса. Лондон тоже подключился к этой дурацкой полемике [...]. Вопрос относительно России все больше запутывается. Наши производители слухов работают отлично. Во всей этой путанице чувствуешь себя в роли белки, так /85/ хорошо спрятавшей свой носик, что в конечном счете даже она сама не может его отыскать. [...] Ibid., S. 700-702. 19 июня 1941 г.(четв.) Вчера: [...] Вопрос относительно России на противоположной стороне начинает медленно проясняться. Что же, этого нельзя было избежать. [...] Ibid , S. 704. 20 июня 1941 г. (пятн.) Вчера: [...] Волна слухов вокруг России несколько спала. Она явно перехлестнула через край. Мы продолжаем хранить полное молчание. Это самое лучшее [...]. Ibid., S. 706. 21 июня 1941 г. (субб.) Вчера: [...] Вопрос относительно России обостряется с каждым часом. Молотов просился с визитом в Берлин, однако получил решительный отказ. Наивное предположение. Этим надо было заниматься полгода назад [...]. В Финляндии мобилизация. Теперь-то Москва, должно быть, заметила, что грозит большевизму. [...] Ibid., S. 706. 2. ИЗ СВОДОК АГЕНТУРНЫХ ДОНЕСЕНИЙ "БЮРО РИББЕНТРОПА" Агентурное донесение [...] В кругах иностранных дипломатов в Москве по-прежнему распространено мнение, что Германия своими военными приготовлениями хочет оказать давление на Советское правительство, а отнюдь не думает о войне. Советские дипломаты также неоднократно давали попять, что с их точки зрения военные приготовления Германии у советской границы носят в большей степени политический, чем военный акцент [...]. Берлин, 15 мая 1941 г. PA AA Bonn: Dienststelle Ribbentrop. Агентурное донесение Главной темой разговоров в кругах
иностранных дипломатов в Берлине неизменно
является вопрос о дальнейшем развитии
германо-русских отношений. В различных
иностранных миссиях, как удалось установить,
составлены подробные сообщения, в которых
говорится о широкомасштабных военных
приготовлениях немецкой стороны вдоль советской
границы. /86/ [...] Показное равнодушие советских дипломатов и журналистов стало причиной того, что в последнее время - особенно в американских кругах - вновь стала преобладать точка зрения, что фюрер в принципе не хочет военного конфликта с Советским Союзом, а своими военными приготовлениями усиленно оказывает давление на Кремль с целью добиться от него удовлетворения далеко идущих политических, а также экономических требований. Зальцбург, 19 мая 1941 г. Л [икус] PA AA Bonn: Dienststelle Ribbentrop, Агентурное донесение К слухам, касающимся германо-русских отношений, которое, как уже докладывалось, несколько педель циркулируют в Берлине, теперь добавляются новые - о том, что между Германией и Советским Союзом заключено секретное соглашение. Часть дипломатического корпуса, кажется, тоже убеждена в тем, что Германия и Россия о чем-то договорились еще несколько недель назад. Слухи содержат три версии и сводятся к следующему. Во время визита Микояна в Берлин в связи с ежеквартальными экономическими переговорами Германии удалось [...] оказать давление на Советскую Россию и побудить ее к заключению широких военных соглашений приблизительно следующего содержания: 1) германскому вермахту предоставляется право прохода через советскую территорию, 2) пшеничные поля Украины на длительное время сдаются в аренду рейху, 3) Советская Россия заявляет о готовности предоставить в распоряжение рейха часть нефтяных промыслов Баку. За это, по слухам, Россия получает свободный выход к Персидскому заливу и, возможно, Афганистан. В Кремле якобы уступили немецкому давлению, поскольку Сталин, являющийся реалистом и, несомненно, самым информированным человеком Советского Союза, знает, насколько слаба "непобедимая Красная Армия". [...] Пресс-конференции в пятницу и субботу [23-24 мая 1941 г.] проходили целиком под знаком этих слухов [...]. Хотя мало кто верит, что Украина сдана в аренду Германии на 99 лет, однако все убеждены в том, что между Германией и Советским Союзом все же достигнуто широкое соглашение и что германо-русская война на какое-то время предотвращена. Берлин, 28 мая 1941 г. Л [икус] Ibid.. Bl. 26041-26043. Агентурное донесение Помета: представлено фюреру В кругах иностранцев, проживающие в Берлине, германо-русские отношения по-прежнему остаются главной темой разговоров. Новые точки зрения не установлены, однако степень расхождения во мнениях уменьшается по мере того, как берлинские иностранные дипломаты, а также берлинская иностранная пресса все более определенно высказывают точку зрения, что между рейхом и Советским Союзом ведутся тайные переговоры. Почти ежедневно появляются новые слухи, согласно которым состоялась либо предстоит в самое ближайшее время тайная встреча фюрера со Сталиным или имперского министра иностранных дел с Молотовым [...]. /87/ Даже в дружественных иностранных миссиях распространены аналогичные слухи о германо-советских отношениях. Сотрудник японского посольства пытался получить разъяснения на предмет достоверности распространенных в американских кругах в Берлине слухов о том, что германские войска уже движутся с разрешения Советского правительства через Киев в район Черного моря. Такого же рода вопросы поступают и из кругов венгерских дипломатов в Берлине. Суммируя сказанное, можно, таким образом, заключить, что в течение этой недели в кругах иностранцев, проживающих в Берлине, усилилось впечатление, что между Берлином и Москвой существует тайный дипломатический пакт [...]. Берлин, 30 мая 1941 г. Л[икус] Ibid., B1. 26046-26047. Агентурное донесение Об оценке германо-русских отношений Тема России в настоящее время вновь вызывает первостепенный политический интерес, и в Будапеште полагают, что [...] с начала прошлой недели между Германией и Россией достигнуто полное согласие, первый явный признак которого - ликвидация югославского вопроса, чему способствовала высылка из Москвы югославского посла. Далее утверждают, что с 10 мая германские войска беспрепятственно движутся через русскую территорию в Ирак и Персию. При этом ссылаются на то, что в Ираке военными действиями против англичан руководят представители германского генерального штаба. [.,.] Берлин, 4 июня 1941 г. Л[икус] Ibid., B1. 27051-27052. Агентурное донесение Помета: представлено фюреру Поток самых невероятных слухов и домыслов относительно германо-русских отношений продолжает нарастать [...]. Иностранцы, проживающие в Берлине, убеждены в том, что между Берлином и Москвой ведутся интимные дипломатические переговоры. Но еще больше они убеждены в том, что уже состоялась тайная встреча фюрера со Сталиным или рейхсминистра с Молотовым [...], что Германией и Советским Союзом начата большая "дипломатическая игра". [...] Отдельные иностранцы опираются на информацию, которую, по их утверждению, они получили из немецких кругов. Согласно этой информации, между Германией и Россией якобы уже заключено тайное соглашение, содержащее наряду с прочим договор о сдаче Украины в аренду сроком на 99 лет и разрешение на проход немецких танковых дивизий через русскую территорию на Кавказ и в Индию. Особенно "хорошо информированные" иностранные журналисты заявляют со ссылкой на совершенно достоверные германские источники, что большое число [германских] дивизий уже начало проход через русскую территорию [...]. Сегодня один из ведущих американских журналистов утверждал в кругу своих коллег, что он якобы узнал от русской стороны, что в течение этой недели произойдет событие, которое мгновенно прояснит интересное развитие германо-русских отношений. [...] /88/ В американском посольстве представителям американской прессы было сказало, что следует считать весьма показательным то обстоятельство, что Москва вопреки своей излюбленной практике [...] на этот раз не опубликовала опровержений относительно многочисленных слухов о германо-русских отношениях. Эта сдержанность также рассматривается как подтверждение того, что между Берлином и Москвой что-то происходит. Берлин, 4 июня 1941 г. Л[икус] Ibid., Вl. 26053-26056 Агентурное донесение Новый русский пресс-атташе в сопровождении советских журналистов в Берлине пришел в среду [4 июня 1941 г.] на собрание представителей иностранной прессы. Американские журналисты постарались воспользоваться этой возможностью для того, чтобы вступить в личный контакт с русскими гостями и повыспрашивать их. Один из ведущих американских журналистов, делясь своими впечатлениями, сообщил, что русские господа на этот раз [...] показали себя несколько более разговорчивыми. Примечательным было прежде всего то, что они в большей степени, чем обычно, выказывали неуверенность в оценке германо-советских отношений. Хотя на вопросы относительно того или иного слуха они ограничивались краткими репликами "вздор" или "безумие", в среду они все же признались, что сами не имеют ясного представления о позиции Берлина в отношении Советского Союза. Пресс-атташе Советского посольства заверил, что Москва во всяком случае подготовилась к любым неожиданностям. Политику Сталина он разъяснял в том смысле, что Кремль, насколько это возможно, хочет сохранить для Советского Союза состояние мира. Сталин и все государственные деятели в Москве видят в войне лишь несчастье [...]. Высший закон внешней политики Сталина - сохранение мира. Берлин, 6 июня 1941 г. Л[икус] Ibid., Bl. 26060-26061. Агентурное донесение Слухи о германо-советских отношениях, циркулирующие также на Балканах, побудили "американского" агента, работающего в балканских странах, представить информацию о тенденции этих слухов, распространенных как среди советских, так и среди балканских дипломатов. Он сообщает: После назначения Сталина премьер-министром [...] как в русских, так и в других дипломатических кругах стало высказываться предположение, что Сталин стремится к сближению с Германией. В этой связи постоянно говорится о встрече фюрера с господином Сталиным, а также о тайных соглашениях между рейхом и Советским Союзом. Возможность того, что Германия по каким-либо причинам вступит в Россию или предпримет военную акцию против Советского Союза, характеризуется названными кругами в целом как маловероятная [... ]. Фушль, 7 июня 1941 г. Л[икус] Ibid., Bl. 26062-26063. Агентурное донесение К многочисленным слухам о германо-русских отношениях, которые распространены в кругах иностранцев в Берлине и в основном принимаются на /89/ веру, в последнее время прибавился рассказ о том, что известная берлинская фабрика по производству флагов получила специальный заказ имперского правительства в срочном порядке изготовить красные флажки с эмблемой Советского Союза. День и ночь ведется работа над заказом, поскольку установлен срок его исполнения - четверг этой недели [12 июня 1941 г.]. Различные иностранные миссии дали указание близким к ним журналистам навести справки об этом у немецких должностных лиц. Как установлено, этому слуху верят и в посольстве США. Домыслам о якобы предстоящей встрече фюрера со Сталиным или имперского министра иностранных дел с Молотовым дан тем самым новый импульс. Зальцбург, 10 июня 1941 г. Л[икус] Ibid. Bl. 26066. Агентурное донесение В берлинском дипломатическом корпусе германо-русские отношения по-прежнему являются предметом постоянных обсуждений [...]. Появившиеся в английской прессе статьи па эту тему рассматриваются в кругах американских дипломатов как предупреждение Англии Кремлю. Англия делает это предупреждение, чтобы затормозить ведущиеся якобы а настоящее время германо-русские переговоры и помешать русским пойти па дальнейшие уступки фюреру. По-прежнему в дипломатическом корпусе распространяется и подробно обсуждается слух о том, что [...] ожидается официальный визит в Германию главы русского государства. Этот слух особенно активно распространяется болгарской миссией. [...] В посольстве США, в шведской и швейцарской миссиях можно услышать, что встреча имперского министра иностранных дел с Молотовым или фюрера со Сталиным не исключена. Такая встреча якобы будет означать не что иное, как последнюю германскую попытку оказать на Россию мощнейшее давление. [.,.] Спецпоезд, 14 июня 1941 г. Л[икус] Ibid., B1. 26071—26072 Агентурное донесение Публикация опровержения ТАСС [от 13 июня 1941 г.] в условиях нарастания нервозности и отсутствия ясности относительно намерений фюрера воспринята иностранцами, проживающими в Берлине, как полная сенсация. [...] В интерпретации значении московской публикации мнения расходятся так же сильно, как и в оценке возможного развития германо-русских отношений. В посольстве США преобладает мнение, что Кремль своей вчерашней публикацией продемонстрировал лишь растущий страх перед столкновением с Германией и что смысл заявления ТАСС - выражение готовности к переговорам. Поэтому там верят в то, что Германия в настоящий момент хочет оказать на Советский Союз сильнейшее давление, чтобы добиться от него принятия требований, которые в нормальных условиях были бы недискутабельными [...]• В целом же среди иностранцев, проживающих в Берлине, царит полное замешательство, которое выражается в том, что они покорно признают, что разобраться в происходящем просто невозможно. Произведенная вчера конфискация "Фёлькишер беобахтер" со статьей д-ра Геббельса лишь усилил» :замешательство среди иностранцев. Единственное, во что сегодня верят берлинские иностранные дипломаты и иностранные журналисты, это то, что решений, касающихся отношений между /90/ Германией и Советским Союзом, со всей очевидностью, следует ожидать не в ближайшие недели, а в ближайшие дни. Берлин, 14 июня 1941 г. Л[икус] Ibid., B1. 26075—26077. Агентурное донесение Советские журналисты в Берлине отвечают на постоянно задаваемые им представителями прессы других стран вопросы, касающиеся слухов с советско-германских отношениях, с подчеркнутым безразличием. Они стереотипно заявляют, что отношения между Советским Союзом и Германией совершенно нормальные, они основываются на многочисленных договоренностях и Москва по имеет никаких оснований заниматься заграничными слухами и домыслами. В этой связи советские журналисты регулярно обращают внимание [свои;; собеседников] на недавнее опровержение ТАСС, которое, по их словам, содержит якобы все то, что сегодня можно сказать о состоянии германо-русских отношений [...]. Берлин, 18 июня 1941 г. Л[икус] Ibid., B1. 26087. Агентурное донесение "Американский" агент В здешней американской миссии пристально следят за германо-русскими отношениями. Хотя в ней все еще придерживаются мнения, что речь идет о первоклассной дезинформационной акции и все еще увидят, как Сталин и Гитлер из Вены вдруг "продиктуют" европейский мир, тем не менее посланник Белл направил в Вашингтон сообщение, в котором говорится, что представители венгерского министерства иностранных дел выражают беспокойство и не дают стопроцентной гарантии, что дело закончится миром. Американская миссия получила между тем два сообщения: одно - что Сталин 15-го должен был быть в Вене, и второе - что 15 июня должны закончиться немецкие мобилизационные мероприятия, направленные против России [...] Мобилизация якобы представляет собой крайнее средство, с помощью которого Германия хочет оказать давление на Россию, получить от нее во владение Украину и согласие на проход [немецких войск] к Кавказу. Берлин, 18 июня 1941 г. Л [икуС] Ibid., B1. 26090. Агентурное донесение Представитель Юнайтед пресс в Анкаре Дакнеа Шмидт передал берлинскому отделению Юнайтед пресс секретное сообщение о политических взглядах на германо-русские отношения, которые распространены в руководящих турецких кругах в Анкаре. По данным Шмидта, в Анкаре утверждают, что Германия предъявила Советскому Союзу следующие требования: 1) возвращение Бессарабии Румынии, что якобы со всей определенностью было обещано [Гитлером] главе румынского государства во время визита того в Мюнхен, 2) использование рейхом различных нефтяных месторождений Советского Союза, а сверх того-участие в эксплуатации Украины в течение 40 лет. /91/ Турецкие круги [...] придерживаются мления, что до сих пор германские требования выдвигались в чересчур резкой форме и поэтому по соображениям престижа не могли быть приняты русским правительством [...]. Утверждается, что, согласно последним сообщениям из Москвы, Берлином и Москвой найдена формула, позволяющая Советскому Союзу, сохраняя престиж великой державы, удовлетворить немецкие пожелания. В настоящий момент [...] в турецких кругах оценивают состояние [...] германо-русских отношений позитивно. Берлин, 19 июня 1941 г. Л[икус] Ibid., BL 26094-26095 Агентурное донесение В кругах дипломатического корпуса и иностранных журналистов германо-русские отношения являются в настоящее время единственной темой разговоров. Напряжение и нервозность царят во всех миссиях и представительствах зарубежной прессы [...]. Однако все еще можно услышать высказывания о том, что рейх, грозя Советскому Союзу перстом, хочет обмануть весь мир. [...] В американских кругах склоняются к мнению, что появившиеся в последнее время слухи о германо-русских отношениях пускались умышленно. Никто в этих кругах не в состоянии ответить на вопрос относительно цели немецкого "блефа". Многие иностранцы придерживаются версии, что сосредоточение войск у германской восточной границы призвано отвлечь внимание от запада. В действительности же следует ожидать внезапного нападения на Англию. Для подтверждения этой версии ссылаются также на статью Геббельса и конфискацию "Фёлькишер беобахтер". Представители шведских, венгерских и финских кругов в разговорах с другими иностранцами отрицают наличие у Германии военных замыслов против России. [...] Берлин, 21 июня 1941 г. Время: 17.00 час. Л[икус] Ibid., B1. 26099-26100. Агентурное донесение Хотя иностранцы, проживающие в Берлине, в течение последних недель и дней следили за русским вопросом, понимая его актуальность, очень внимательно, сегодняшнее сообщение о решении фюрера для большинства из них оказалось все же полной неожиданностью. Относительно возможного развития германо-русских отношений было пущено столько путаных слухов, что фактически до ночи с субботы на воскресенье никто не решался давать твердого прогноза. Вплоть до последнего времени [...] иностранцы, проживающие в Берлине, считали вполне возможным [...] дальнейшее сближение Германии и России. В этих кругах говорилось не только о некоем "великом германском блефе" по отношению ко всему миру, но и о некоем тайном соглашении между рейхом и Советским Союзом. В этой связи многие иностранцы распространяли версию о том, что сосредоточение войск у германской восточной границы призвано отвлечь внимание от Запада. В действительности же следует ожидать внезапного нападения на Британские острова. Статья Геббельса и конфискация "Ф[ёлькишер] б[еобахтер]" приводились также в качестве подтверждения этой версии. /92/ Тайна относительно подлинных замыслов фюрера [...] была сохранена фактически вплоть до последнего дня [...] Берлин. 22 июня 1941 г. Л[икус] Ibid., BI. 26101-26102 3. ИЗ ДОНЕСЕНИЙ "ПЕТЕРА" В "БЮРО РИББЕНТРОПА" 27 мая 1941 г. Вчера вечером [...] я передал Филиппову* сообщение, материал которого я получил в 7 часов вечера от легациоиного советника Раше**. Это сообщение звучало примерно так: из разговора, который я имел сегодня с посланником Шмидтом***, я составил себе полное представление обо всей обстановке в целом. Шмидт высказал мнение, что главный вопрос в данный момент - это вопрос арабских народов и установления нового порядка в арабском мире, чего не сделаешь за три педели**** . Германия стремится добиться и на Ближнем Востоке таких же всеобъемлющих, рассчитанных на длительное время решений, каких она добилась на Балканах, и хочет умиротворения и стабильности также и в арабском мире [...]. В германо-русском вопросе, с точки зрения посланника Шмидта, налицо значительная разрядка, поскольку [...] СССР обнаруживает стремление избежать возникновения новых конфликтных ситуаций с Германией в политической области. Обмен мнениями между фон Папеном***** и Виноградовым****** воспринят официальными немецкими кругами как позитивный сигнал. Когда я прямо спросил Шмидта, что думает высшее немецкое руководство о германо-русских отношениях, он с готовностью ответил мне, что имперский министр иностранных дел придерживается точки зрения, что политика сотрудничества с Советской Россией должна продолжаться. Он сказал: "Я не позволю оказывать влияние на мою политику всякому, кто преследует собственные интересы". Фюрер же обходит полным молчанием германо-русские отношения и даже в беседах со своими ближайшими сотрудниками на этот счет никак не высказывался, так что делать выводы [о его взглядах] на дальнейшее развитие германо-русских отношений невозможно. PA AA Bonn: Dienststelle Ribbentrop, [27 мая 1941 г.] Как было условлено, я сформулировал
мое вчерашнее [...] сообщение так, что в нем не было
ничего конкретного, а лишь излагались слухи,
которые чрезвычайно активно циркулировали в
Берлине в конце недели, в частности о ** Руководитель реферата (подотдела)
по работе с иностранными журналистами отдела
информации и прессы министерства иностранных
дел Германии. /93/ том. что между Германией и Россией заключено широкое военное соглашение [...]. Далее я сообщил: немецкий народ убежден, что Украина сдана в аренду [Германии] на 99 лет, что Россия стала союзницей Германии в самом прямом смысле этого слова и что вследствие этого на 100 процентов гарантирована победа держав "оси". [...] Затем перешли к политике. Я сказал ему [Филиппову], что мои самые лучшие источники информации, посланник Шмидт и легационный советник Раше, пока что не вернулись в Берлин и вследствие этого я был не в состоянии проверить известные слухи о широком военном соглашении между Советской Россией и Германией. Об этих слухах Ф[илиппов] был довольно точно информирован. Он назвал мне статьи из "Хельсинки сапомат", "Газетт де Лозанн" и, как он сам сказал, "фельетон в "Правде"". [...] "Правда ли, что германские войска уже в Киеве и что Украина оккупирована?" - спросил я. Хорошее настроение Филиппова вмиг улетучилось. [...] "Это всего лишь слухи, которые специально распускаются немцами. Мы еще не сошли с ума, чтобы отдать фашистам лучшую часть нашей страны - Украину. Мы будем защищать ее с оружием в руках, и к этой борьбе мы подготовились. У нас нет иллюзий относительно того, чего хочет Германия". [...] Я спросил, все ли в советском посольстве так же резко, как он, оценивают эти слухи и откуда он знает, может быть, действительно между двумя странами достигнуто соглашение. В ответ Ф[илишюв] заверил меня, что располагает самыми точными инструкциями, что посольство еще в субботу [24 мая 1941 г.] получило прямые указания Москвы и что отношение [к слухам] предписано Кремлем. Нужно изо всех сил противодействовать этим бредовым слухам, сказал мне Ф[илиппов] и приказал, чтобы я совершенно незаметно попытался убедить моих коллег в том, что Россия окажет самое серьезное противодействие любым немецким намерениям с помощью такого рода слухов обострить отношения между двумя странами. [...] Ibid., BL 462565-462666. [12 июня 1941 г.] [...] "В данный момент наша политическая задача состоит в том, - заявил мне Филиппов, - чтобы выяснить, не ведет ли действительно Германия переговоры о мире с Англией и не ожидается ли в дальнейшем попытка достижения компромисса с Соединенными Штатами". [...] Я сделал удивленное лицо и сказал, что не верю в это и что в Берлине курсируют другие слухи, например, о том, что дети советских дипломатов выезжают из Берлина. Филиппов подтвердил, что многие семьи действительно выехали. Внешне спокойно, хотя и с некоторой озабоченностью он заметил: "Ситуация крайне, серьезная. Концентрация немецких войск продолжается. Но мы все же уверены, что сможем и дальше проводить пашу политику мира. Еще есть время". [...} Я спросил его, как он считает, не осложнилось ли положение за последние недели, а особенно за последние дни [...] или, наоборот, не произошло ли ослабления напряженности в отношениях между Германией и Россией. По его мнению, ничего определенного на этот счет сказать нельзя. Отношения в общем нормальные, однако всем ясно, что Германия что-то затевает. В этом отношении слухи о переговорах о мире с Англией и попытке компромисса с Соединенными Штатами очень показательны и важны [...]. Ibid., B1. 462582-462583. /94/ [13 июня 1941 г.] [...] В беседе с Филипповым, продолжавшейся более получаса, мы обсуждали текущий политический момент. [...] Я спросил, почему Филиппов и русские должностные лица не выказывают беспокойства по поводу [...] слухов, касающихся германо-русских отношений [...]. Филиппов ответил на вопрос с поразительным спокойствием: "До германо-русского конфликта, о котором пишет 'Таймс", несмотря па возбуждающие слухи, пока что далеко. Германия проводит лишь политику устрашения". Я попытался еще больше выведать у него и спросил, как он себе объясняет то, что на восточной границе [Германии] сосредоточено гигантское количество войск (более 100 дивизий), и думает ли Россия как-то противодействовать совершенно очевидной германской угрозе. Я упомянул слухи, распространенные в здешних дипломатических кругах, о том, что единственно возможным ответом русской стороны на германское устрашение мог бы быть тесный союз с Соединенными Штатами к Англией. На это Ф[илиппов] тут же ответил, что союз между Россией, Америкой и Англией - это чушь. В России не питают иллюзий относительно буржуазных государств. Россия может полагаться лишь на саму себя. "Если Германия действительно нападет, то немецкие военные успехи, будь то захват балтийских стран, Украины и т.д., еще ничего не будут значить [...]. Давление - до тех пор давление и одновременно сила, пока оно используется на узком пространстве. Любое расширение [фронта войны] будет означать для Германии ослабление, а на это Гитлер не пойдет". [...] [Приписка:] Петер просит дать указание относительно того, что он должен отвечать русским на все более требовательно повторяемый вопрос, ведутся или нет переговоры о мире между Германией и Англией. Россия, по его мнению, хочет удостовериться, стремится ли Германия развязаться на западе, чтобы иметь возможность нанести удар на востоке. [...] Ibid.. Bl 462591-462594. [14 июня 1941 г.] Вчера я передал Филиппову полный политический отчет*, материал для которого я получил от легационного советника Раше. Я сообщил, что опровержение ТАСС не произвело здесь никакого впечатления, что в немецких кругах задают себе вопрос, что хотела Россия этим опровержением сказать, и что среди иностранцев в Берлине опровержение воспринято как проявление слабости. Затем я дал ответ на дважды задававшийся мне вопрос, предпринимаются ли усилия по достижению мира с Англией. Я повторил то, то сказал мне легационный советник Раше: о такого рода мероприятиях никому из хорошо информированных людей здесь ничего не известно и глупо говорить в данный момент про переговоры о мире между Германией и врагом N: 1 ее политики установления нового порядка. В заключение моего сообщения я рассказал об оживленной полемике и слухах вокруг конфискации "Ф[елькишер] б[еобахтер]". [...] Ibid., Bl. 462597. [21 июня 1941 г.] Петер сообщает: Передавая Филиппову сообщение, я
сначала сказал, что, с моей точки зрения, которую
я составил в результате многочисленных бесед с
д-ром Шмидтом, д-ром /95/ Раше и другими высокопоставленными деятелями, германо-русские отношения не опустятся до такого низкого уровня, как полагают некоторые. Сообщил, что посланник Шмидт и д-р Раше проявляют полное спокойствие и дали мне понять, что никаких далеко идущих решений в ближайшее время не предвидится. Рассказал, что д-р Раше с удивлением спросил меня, как вообще могло случиться такое, что иностранные корреспонденты (почти все) поверили слухам о том, что предстоит именно германо-русский конфликт. Я закончил тем, что сказал, что, по моему мнению, мы находимся в настоящий момент в состоянии войны нервов и на сей раз немецкая сторона предпримет попытку предельно взвинтить нервное напряжение. Я же убежден, что войну нервов выиграет тот, у кого нервы крепче. [..,] Затем я спросил Филиппова, что он думает о ситуации. Он сказал дословно следующее: "Положение очень серьезное. Однако вам [...] не следует особенно тревожиться. Мы твердо убеждены, что Гитлер затеял гигантский блеф. Мы не верим, что война может начаться уже завтра. Процесс, по-видимому, будет еще продолжаться. Ясно, что немцы намереваются оказать на нас давление в надежде добиться [каких-то] выгод, которые нужны Гитлеру для продолжения войны". [...] Ibid., B1. 462604-462606. /96/ ПРИМ. ZHISTORY: Как оказалось,
эти статьи были собраны в книге (Там, в частности, еще есть немецкие документы про
"Речь Сталина 5 мая 1941 г." (24/01/2017) [ На главную ] |