[ На главную ]

О "БЫВШИХ БАТАЛЬОННЫХ"

Одной из причин провала обороны в июне 1941, начиная с конца 50-х годов считаются последствия репрессий среди военных командиров 1937-1938 годов. Например, генерал Горбатов, сидя в лагере, недоумевал по поводу того, "... как будут вести бои и операции только что выдвинутые на высокие должности новые не имеющие боевого опыта командиры? Пусть они люди честные, храбрые и преданные Родине, но ведь дивизией будет командовать вчерашний комбат, корпусом — командир полка, а армией и фронтом — в лучшем случае командир дивизии или его заместитель ... Сколько будет лишних потерь и неудач! Что предстоит пережить стране в связи с этим!" (Горбатов, "Годы и войны", с. 154).

Большую работу по изучению периода сталинских репрессий в СССР провел английский историк Роберт Конквест. Но он не связал это явление с темой подготовки Сталиным "Большой войны", больше ссылаясь на мнение других авторов и разместив свой обзор в небольшой главе "ВОЙНА" (книга "Большой террор", Рига, "Ракстниекс", 1991, том 2, с. 310-317) :

Погибли все 11 заместителей Наркома обороны и 75 из 80 членов Высшего военного совета. Сталин не ограничился высшими эшелонами командования — около половины всего командного состава, 35 тысяч человек, были расстреляны или попали в тюрьму. Как сказал позднее Хрущев, репрессии начинались "буквально с командиров рот и батальонов". (Хрущев, Доклад на закр. заседании ХХ съезда КПСС, с. 35).

В романе <Солдатами не рождаются> Константин Симонов приводит разговор двух генералов. В ответ на слова Серпилина: "Да, наковыряли много" его товарищ Иван Алексеевич говорит:

"Но дело глубже. Осенью сорокового, уже после финской, генерал-инспектор пехоты проводил проверку командиров полков, а я по долгу службы знакомился с анкетными данными. Было на сборе двести двадцать пять командиров стрелковых полков. Как думаешь, сколько из них в то время оказалось окончивших Академию Фрунзе?

— Что ж гадать,— сказал Серпилин, — исходя из предыдущих событий, видимо, не так много.
— А если я тебе скажу: ни одного?
— Не может быть. . .
— Не верь, если тебе так легче. А сколько, думаешь, из двухсот двадцати пяти нормальные училища окончили? Двадцать пять! А двести — только курсы младших лейтенантов да полковые школы.
... Но все же двести двадцать пять полков — это семьдесят пять дивизий, пол-армии мирного времени" (К.Симонов, "Солдатами не рождаются", с. 154)

Симонов по сути дела говорит, что чистки в армии (плюс непродолжительная финская война 1939-40 гг.) стоили жизни всем командирам Советской Армии на уровне полка, не считая тех, кто получил повышение, чтобы заполнить образовавшийся выше пробел. Диалог этот вымышленный, но он подан в таком виде, что может быть принят и как фактическая справка. Во всяком случае, он не был опротестован в советской военной печати.
.....
Позднее советские военные историки подтвердили, что результатом репрессий было выдвижение "малоопытных командиров". Уже в 1937 году к этой категории принадлежало шестьдесят процентов командного состава стрелковых частей, сорок пять процентов в танковых частях и двадцать пять процентов в военно-воздушных силах. Больше того, "в это время были почти полностью ликвидированы руководящие армейские кадры, которые приобрели военный опыт в Испании и на Дальнем Востоке". Все это, разумеется, подрывало дисциплину в армии:

"Проводившаяся в широком масштабе политика репрессий против военных кадров привела также к подрыву воинской дисциплины, так как в течение нескольких лет офицерам всех званий и даже солдатам, состоящим в партийных и комсомольских организациях, внушалась необходимость "разоблачать" начальников, как тайных врагов. Вполне естественно, что это отрицательно повлияло на состояние воинской дисциплины в первый период войны" (Хрущев, Доклад на закр. заседании ХХ съезда КПСС, с. 35)
. . . . .
Но даже после этого Красная Армия обладала значительной ударной силой – при условии эффективного командования. Это было продемонстрировано летом 1939 года.
. . . . .
Когда волна репрессий схлынула, ключевые посты верховного командования оказались в руках людей, не подготовленных для этой роли. Никто из них не обладал стратегическим мышлением. И даже в тактических расположениях войск вдоль границы сказывался "неизобретательный и тупой ум" (английский военный историк Эриксон – Erickson, The High Command, p. 583).
.....
Эриксон, один из ведущих знатоков этого периода, сомневается в том, что накануне германского вторжения "в Советском Союзе существовал последовательный план обороны" (p. 583).
.....
А ведь советская армия была больше по численности, сильнее по материальной части и не хуже оснащена технически, чем немецкая. . .   Советская авиация, обладавшая огромным численным превосходством над немецкой, была почти полностью уничтожена в первые дни войны. . .   Советская армия обладала огромным преимуществом в количестве танков, причем эти танки не уступали немецким по техническим показателям. Первые поражения советских танковых частей могут быть почти полностью отнесены, как замечает Эриксон, за счет примитивной тактики и некомпетентности штабов....

Странная получается картина. С одной стороны маловразумительный процесс избиения военных кадров, причем, один из главных его участников (Хрущев) через 20 лет его разоблачает. С другой стороны - самая большая в мире и технически оснащенная армия, требующая этих самых кадров в еще больших количествах. С одной стороны - понимание военными скорой войны, а с другой - отсутствие реальных планов обороны. Военной техники много, но она почему-то быстро гибнет из-за "некомпетентности штабов". Можно ли как-то все это совместить? В рамках какой теории все это может оказаться логичным и последовательным?

Недавно мне удалось почитать (правда, бегло – было мало времени) книгу В.Суворова "ОЧИЩЕНИЕ". Как я понял, в ней рассматривается три основные темы:

1) Всевозраставшее недоверие Гитлера к своим генералам. Действительно, лично мне долгое время казался странным тот факт, что акт капитуляции   8 мая 1945 со стороны Германии подписал бывший начальник общего Генштаба, а не какой-нибудь главнокомандующий. Но верховным главкомом был сам Гитлер. Он же был главкомом сухопутных сил. А куда делись генералы? Вот в "Очищении" В.Суворов и отмечает наличие активного генералитета как важный элемент успешного ведения большой войны. И то, что у Советской Армии к концу войны генералы работали нормально, а в Германии в этом плане нарастали проблемы.

2) Тема замены в 1937-1939 годах советских военоначальников "старой школы" другими (правда, средствами террора). Но если рассматривать процесс подготовки к большой войне, то эта "замена" может оказаться важным подготовительным мероприятием, хотя обычно историки считают, что в результате "чисток" 1937-1939 годов боеспособность Красной Армии уменьшилась.

3) Поведение Сталина в первые недели начала войны, его кратковременный отход от дел, который историки обычно расценивают как проявление страха. Но, как показывает практика, наибольший страх обычно бывает во время ожидания неприятностей. А когда они случаются, то страх уступает место активным действиям по их преодолению. И возникает проблема: в самые первые дни Сталин работал очень активно, а "срыв" допустил уже через неделю, когда он понял, что многолетняя длительная подготовка к успешной большой войне провалилась и придется бороться уже совсем за другое.

И до сих пор историки не пришли к однозначной оценке террора в 1937-1939 и к "срыву" Сталина в конце июня 1941. Вот и недавно ко мне пришли письма от читателя Николая из Болгарии, который идеи Резуна считает совершенно несерьезными,  считает самым агрессивным тираном Гитлера, а СССР – самой миролюбивой страной и вообще не понимает значение Корейской войны.

Но лично я считаю, что объяснения многих событий тех лет возможно только в рамках признания "Большой игры" за мировое господство, которую проводил Сталин вплоть до марта 1953. Именно в этом случае многое становится логичным и последовательным, хотя относить к самой эффективной подготовке расстрелы генералов, политиков, инженеров, рабочих и крестьян я не хотел бы. С точки зрения диктатора в связи с достижением его главных целей, возможно, это и правильно. Но с точки зрения "народа" – это, конечно, просто кошмар. А историкам остается одно из двух: или отрицать существование "Большой игры" главного диктатора в СССР, или придумывать разные более "простые" причины случившегося.

Например, срыв Сталина в конце июня 1941 объясняют тем, что он сильно испугался. А члены Политбюро его успокоили. Но есть и другие варианты. Писатель В.Успенский выдвинул версию из обоснования того, что Сталин был "легким шизофреником" и в минуты психологического напряжения мог срываться чисто "технически" в силу свойств своей болезни.

А террор объясняется тоже какими-то личными чертами характера Сталина или вообще никак не объясняется.

И утверждается, что все это с подготовкой большой войны со стороны Советского Союза никак не связано! Тем более, что никаких прямых документов, дескать, не найдено.

Ладно, вынужден в очередной раз продемонстрировать фото листовки об объявлении мобилизации в СССР с 23 июня 1941 г. Обычно считается, что ее объявили после немецкого нападения. Но почему на ней такая странная дата – "19 июня 1941"? Видимо, опечатка:

Справа   приведен фрагмент 452-ой страницы из книги "ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ" (Москва, 1985, тираж 500 000 экз.), на которой размещена статья на слово "МОБИЛИЗАЦИЯ". А выше показан увеличенный фрагмент представленной там листовки об объявлении мобилизации с 23 июня 1941. И если присмотреться к дате Указа, то она вовсе не похожа на 22 июня, как об этом говорится в комментариях к этому событию. Когда я просил других прочитать день даты, то обычно называли " 13"-ое. Я считаю, что более правильно 19-ое число. Но в любом случае на " 22" оно никак не похоже!

Получается, что листовки о мобилизации были заготовлены заранее и заранее было принято решение о начале мобилизации с 23 июня! Как это ни странно, но это маленькое число в принципе логично объясняет практически все. Но сначала полезно обсудить ситуацию с этой листовкой вообще.

Во-первых, ее изображения нет в больших серьезных трудах, посвященных той войне – ни в многотомной "Истории Великой Отечественной войны", ни в многотомной "Истории второй мировой войны". Более того, упоминания об этой листовке нет в специальном каталоге Центрального музея революции СССР, который называется "ЛИСТОВКИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1941 – 1945 ГОДОВ" и издан в Москве в 1985 году. За 22 июня 1941 года там приводится листовка с текстом речи Молотова .

Нет данных об этой листовке и в другом каталоге: "ГЕРОИ И ПОДВИГИ. СОВЕТСКИЕ ЛИСТОВКИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1941 – 1945 ГГ." (Москва, 1958, 553 с.).

Странная ситуация. Это примерно так, как если бы везде демонстрировалась картина, например, Леонардо да Винчи "Монна Лиза", а ни в одном каталоге о ней не было бы никакой информации. В том то и вопрос, что картины начинают цениться, если данные о них попадают в каталоги.

Другой странностью является сам факт наличия листовок по объявлению мобилизации. Зачем они нужны?

Выше уже было сказано, что мобилизация должна быть проведена очень быстро — в несколько дней. Причем, в этот срок входит не только прибытие запасников в военкоматы или на сборные пункты (на это по плану отводятся часы), но и их перемещение в приписанные части, переодевание в форму, получение оружия, проведение боевого сплачивания (чтобы члены экипажей, расчетов, отделений познакомились друг с другом и смогли выполнять боевую работу), а также основное обучение при необходимости (например, показать "зарядным" как выхватывать снарядные гильзы и выбрасывать лишние заряды).

А как с этим поступило советское руководство 22 июня 1941? Оно решило отложить начало мобилизации на 1 сутки. Невероятно!

И чем могли помочь листовки? Может, сдвинуть сроки решили именно из-за них, чтобы успеть их набрать, размножить, развезти и расклеить? Но к обеду 23 июня 1941 их актуальность и необходимость уменьшится до нуля. Это как афиши футбольного матча, например, на 23 июня в 12-00. В 12-10 23 июня они превратятся в макулатуру. А кроме того, всю вторую половину 22 июня 1941 г. информация о нападении немцев была постоянной темой на радио. Зачем при этом нужны листовки? И как их можно набрать, распечатать, развезти и расклеить за оставшиеся полдня 22 июня?

Если есть желание использовать листовки, то их надо готовить заранее, но дату при этом не указывать. Текст должен быть общего плана, например: "Внимание! Указом [законодательного органа страны] сегодня объявлена мобилизация!" И никаких конкретных дат с какого дня начинать и каким днем Указ принят. "Сегодня!" — этим все сказано. В крайнем случае, день можно дописать от руки, или шлепнуть штампом.

Короче говоря, вся ситуация с листовками о мобилизации 23 июня 1941 как-то не вписывается в нормальные правила отражения неожиданной агрессии.

Но давайте представим, что (страшно вымолвить) Советский Союз все же готовил нападение на Германию, как уверяют некоторые исследователи. В этом случае Генеральный штаб должен был (обязан) заранее разработать планы. Делалось ли что-то подобное в 1939-1940 годах в СССР? Ответ: делалось! И об этом открыто написано в тех же мемуарах работника Генштаба, маршала Василевского.

Кстати, есть официальное подтверждение, что развертывание Красной Армии по штатам военного времени таки действительно планировалось на лето 1941 г. Об этом говорится в оперативной сводке № 1 Генштаба за 22 июня 1941, в конце которой применена фраза: "Противник, упредив наши войска в развертывании, вынудил части Красной Армии принять бой в процессе занятия исходного положения по плану прикрытия" ("Военно-Исторический Журнал", № 8, 1992, стр. 30). Но извините, "упредить" можно только то, что должно было состояться. Значит, летом 1941 года советское командование мобилизацию планировало! А зачем? Для проведения плановых учений? У границ с возможным противником? Другого места не нашлось?

Некоторые исследователи называют дату начала советского наступления по плану "Гром" (или "Гроза") — 6 июля 1941. Но если это правда, то развертывание войск с объявлением мобилизации должно было пройти раньше. Выше уже говорилось о необходимости минимум 3 — 5 дней на ее проведение. Но надо еще вывести полки, развернутые по штатам военного времени, на исходные рубежи и более тщательно подготовиться, проверить технику и т.д. На это тоже могут потребоваться несколько дней. В итоге от начала мобилизации до полной изготовки должно пройти от недели до двух. Если наступление планировали на 6 июля 1941, то начало мобилизации вполне могло быть запланировано на 23 июня. А зная конкретные сроки, можно и заранее напечатать листовки.

Но опять возникает противоречие. Выше уже говорилось, что в день их расклеивания эта новость станет № 1 во всем мире. Как же тогда объяснять ее причину соседям (тем же немцам?).Причиной может быть только одно — провокации на границе.

Между прочим, когда читаешь многочисленные описания предвоенных дней, бросается в глаза сильная боязнь Сталина дать повод немцам для провокаций. Очень и очень странно! Нападения немцев он не боялся! Все сообщения советских разведчиков о дате этого события он относил к дезинформации. Но сведения о близком начале войны шли не только от разведки. В начале июня 1941 г. (по другим данным — 5 мая) ("КНИГА ИСТОРИЧЕСКИХ СЕНСАЦИЙ", Москва, "Раритет", 1993, стр. 54) руководителю иностранного отдела ОГПУ Владимиру Деканозову ее сообщил немецкий посол граф фон дер Шуленбург за завтраком в своей резиденции, предваряя ее словами, что история дипломатии еще не знала такого случая! (И есть информация, что Шуленбург имел краткую тайную встречу со Сталиным на одном из приемов, где еще раз повторил свое предупреждение!). Но Сталин никак не хотел верить   и заявил на заседании Политбюро: "Дезинформация распространяется уже на уровне послов". (Сведения, например, из статьи Виктории Галузинской "СТАЛИН "СДАЛ" ЗОРГЕ?" в газете "КИЕВСКИЕ НОВОСТИ", № 44, 25.10.1996). Выходит, он (категорически отрицая широкомасштабное нападение немцев) очень страшился каких-то провокаций! Как это понимать?

Может, он остерегался не провокаций как таковых, а НЕСВОЕВРЕМЕННЫХ провокаций?

Проведем следственный эксперимент. Допустим, что в СССР были заранее отпечатаны листовки с началом мобилизации 23.06.1941. Это означает, что минимум 22 июня 1941 г. на советско-германской границе должны были случиться провокации. Сталин ложился спать поздно. Засыпая в ночь на 22 июня 1941 он должен был знать, что где-то утром, возможно, после 7 часов его должны разбудить с информацией о провокациях. Но разбудили раньше, по данным Жукова – в 3 часа 25 минут (по другим данным — около 4-х часов утра). Звонил начальник Генштаба генерал-армии Г.К. Жуков, который сообщил, что немцы начали войну, бомбят аэродромы и открыли огонь по Красной Армии. И попросил разрешения на ответные действия. Как должен был отреагировать Сталин?

Если бы он опасался нападения, ждал и готовился к нему, то он должен был бы сразу ответить согласием, да еще и поторопить Жукова. Но строго говоря, если бы он действительно ожидал нападения, то он вообще бы не ложился спать в ту ночь.

Если же он ожидал в этот день не нападения, а провокаций, то он должен был задуматься и ход его мыслей мог быть примерно таким: "Что случилось? Который час? Около четырех утра? Они ["провокаторы"] с ума сошли? Может, кто-то "психанул" и им пришлось начинать раньше? Но почему в таких масштабах? Какие еще бомбежки? Но нападать на немцев нельзя! Войска не развернуты!… Дьявол! Но уже ничего не изменить! Придется начинать "игру" по дипломатическим каналам. Надо срочно вызвать Молотова, Маленкова, "осадить" военных...".

Пока он все это думал, Жуков, знающий цену минутам в такой обстановке, опять стал задавать вопросы. И Сталин ответил...

Еще раз сознаюсь, что размышления Сталина я придумал, а теперь посмотрим, как он действительно отреагировал. Его ответ Жукову зафиксирован в истории, в воспоминаниях знаменитого маршала, который писал: "На повторные вопросы [т.к. Сталин долго молчал, наконец] он ответил: "Это провокационные действия немецких военных, огня не открывать, чтобы не развязать более широких действий, передайте Поскребышеву, чтобы он вызвал к 5 часам Молотова, Маленкова. На совещание прибыть Вам и Тимошенко". Свою мысль о провокациях немецких военных Сталин вновь подтвердил, когда [я] прибыл в ЦК. До 6 ч. 30 мин. он не давал разрешения на ответные действия. И только после доклада В. М. Молотова о том, что гитлеровское правительство объявило войну СССР, И. В. Сталин санкционировал подписание директивы № 2, и то с ограниченным действием". (Цитата взята из статьи генерала-полковника запаса Ю.А. Горькова и полковника Ю.И. Семина "СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ПРОСЧЕТЫ ВЕРХОВНОГО?" в "ВИЖ", № 8, 1992).

Причем, странности продолжались и дальше. По данным статьи, к 9 часам Генштаб подготовил проекты Указов Председателя Верховного Совета СССР о проведении всеобщей мобилизации и образования Ставки Главного командования. Но Сталин, заслушав С. К. Тимошенко (нарком обороны) и проведя несколько консультаций, внес изменения в проект Указа о мобилизации. В частности, ограничил призывные возраста (с 1905 по 1918 годы) и сократил территории, на которые распространялся Указ о мобилизации, убрав из списка Среднеазиатский и Забайкальский военные округа, а также Дальневосточный фронт.

Авторы статьи объясняют уменьшение территории проведения мобилизации тем, что их приписной состав очень пригодился в битве под Москвой. Объяснение странное.

Во-первых, после объявления мобилизации 23 июня до конца 1941 г. было проведено еще несколько мобилизаций: в августе призвали военнообязанных 1890 — 1904 годов и призывников 1922 и 1923 годов рождения. А затем и парней 1924 года рождения в связи со снижением призывного возраста в условиях военного времени до 17 лет. А призывники 1919 — 1921 годов уже были призваны в Красную Армию ранее, в 1939 — 1940. Кроме того, добровольцев любого возраста набирали в части народного ополчения. И заметим, что о листовках по этим поводам никто не вспоминает!

Во-вторых, как можно было 22 июня 1941 думать о зимних боях под Москвой?

В-третьих, с кем это Сталин мог консультироваться, имея перед глазами всех высших военных руководителей, которые и подготовили проект Указа о мобилизации? (Очевидно, распространявшийся на всю территорию страны при немедленном вступлении в силу — т.е. с 22 июня 1941 года).

Консультироваться он мог только с тем высшим военным, который на тот момент не занимал большой официальной должности, но был посвящен во все детали прежнего плана. Этим человеком мог быть только Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников, мягко смещенный с должности начальника Генштаба после войны с Финляндией, но который был основным автором плана войны на западной границе (по словам Василевского).

И если листовки о начале мобилизации с 23.06.1941 действительно были заранее заготовлены, то становится понятной необходимость консультации.

Шапошников, имея те же данные о Красной Армии, как у Сталина, видимо решил, что нет смысла менять заранее заготовленный текст, что и посоветовал Сталину, который и внес соответствующие изменения в проект Указа от 22 июня. А заранее заготовленные листовки приказал использовать по назначению. Так и могли появится два варианта одного Указа.

Таким образом, только в рамках гипотезы "Большой игры" товарища Сталина многое становится вполне логичным и понятным, хотя и жутким. И есть довольно подробное исследование, которое подтверждает ведение Сталиным "Большой игры". Оно изложено Робертом Конквестом в его книге "БОЛЬШОЙ ТЕРРОР" (1968, перевод на русский 1991, издание "Ракстниекс", Рига, 1991)

В ней, например, на с. 318 - 323 описание начала террора в Красной Армии начинается с обзора советско-германских отношений и глава так и называется:

ПАРТНЕРЫ-ПРОТИВНИКИ

Я знаю, как любит немецкий народ своего Фюрера. Я хотел бы поэтому выпить за его здоровье.

Сталин, 24 августа 1939 г.

С самого 1936 года, угрожая своей возможной антигерманской политикой, Сталин зондировал почву среди нацистов через своих личных эмиссаров.

В советское посольство в Берлине прибыл под видом "коммерческого атташе" представитель личного секретариата Сталина, его старый прихвостень Давид Канделаки. Он стал деликатно нащупывать почву. В декабре 1936 года Канделаки встретился с Яльмаром Шахтом, чтобы выяснить возможности расширения советско-германской торговли. Шахт ответил, что условием для такого расширения должно быть прекращение коммунистической деятельности в Германии, поддерживаемой из Советского Союза. Канделаки вернулся в Москву, чтобы доложить Сталину, и к началу нового года был составлен письменный проект предусматривающий открытие переговоров либо через послов, либо, если бы пожелали немцы, по секретным каналам. Проект содержал напоминание немцам, что подобное соглашение уже раньше предлагалось Советским Союзом. 29 января1937 года Канделаки (он, кстати, позже был арестован и, видимо, умер в лагере) снова нанес визит Шахту совместно с доверенным лицом НКВД Фридрихсоном. Посетители сделали гитлеровскому министру устное предложение, исходившее от Сталина и Молотова, об открытии прямых переговоров. Шахт ответил, что это предложение должно быть передано в германское министерство иностранных дел и снова добавил, что, по его мнению, следовало бы умерить коммунистическую агитацию. 10 февраля Нейрат советовался с Гитлером по поводу этих предложений и на следующий день написал Шахту, многозначительно заметив, что нет практического смысла вступать с советской стороной в соглашение по поводу прекращения коммунистической пропаганды. Что касается существа дела, Нейрат писал, что в существующей обстановке советские предложения не заслуживают дальнейшей разработки. Если, однако, Россия будет "развиваться далее по линии абсолютного деспотизма, поддерживаемого армией", то контакт определенно надо будет установить.

А тем временем в Советском Союзе шел суд над Пятаковым и другими — суд с резкими антифашистскими обвинениями. Но даже здесь Сталин действовал двойственным образом. Немецкий военный атташе генерал Кестринг, на чье соучастие в заговоре указывали подсудимые, не был даже объявлен "персона нон грата". Есть сообщения, что решение это было принято под значительным давлением германского правительства. Мягко говоря, любопытное решение!

Пока что сталинский зондаж был бесплодным. Но ведь намек был сделан. Германские руководители имели теперь то преимущество, что им предложили соглашение.

А покуда шли реальные попытки Сталина установить связь с Гитлером, в СССР возводились обвинения в измене на основе контактов между высшим командованием Красной Армии и нацистами — контактов, которых на деле никогда не было.

Если уж говорить о контактах, то в тем ном мире секретных служб известная степень контакта уже поддерживалась в то время между НКВД и немецкой службой безопасности СД, руководимой Рейнгардтом Гейдрихом.

После ликвидации германской компартии операции против ее подпольных остатков стали обыкновенной секретной полицейской работой. И, как во многих сложных операциях подобного типа, тайная полиция нацистов оставила нескольких подпольных коммунистов нетронутыми, имея в виду поддерживать через них политический контакт. (Во время войны на оккупированных территориях гестапо тоже поддерживало контакт с местными коммунистическими партиями — по крайней мере в первый период, до начала германо-советской войны. Во Франции переговоры с французской компартией достигли стадии обсуждения того, чтобы разрешить выпуск "Юманите". В оккупированной Норвегии на короткое время разрешались коммунистические публикации. Такое же положение существовало в Бельгии.)

Махинации, имевшие целью скомпрометировать высшее командование Красной Армии, начались еще в декабре 1936 года. В начале декабря начальник иностранного отдела НКВД Слуцкий был занят поисками двух агентов, способных с этой целью разыграть роль немецких офицеров. Таковых нашли, их держали наготове в Париже, но, в конце концов, им сказали, что задание откладывается.

Среди русских зарубежных организаций, в которые стремились проникнуть как НКВД, так и германская разведка, был РОВС (Российский Обще-Воинский Союз) с главной квартирой в Париже. 22 сентября 1937 года НКВД выполнил специальную операцию — похищение и убийство руководителя РОВСа генерала Миллера. Это, по-видимому, была попытка поставить во главе Союза заместителя Миллера —генерала Скоблина. В течение долгого времени Скоблин работал как с советской, так и с германской секретной службой, и едва ли можно сомневаться, что он был одним из тех связующих звеньев, через которые проходил обмен информацией между службой СД и НКВД. Первый шаг в этом затеянном Сталиным темном деле состоял, по-видимому, в том, что НКВД послал через Скоблина в Берлин версию о том, будто высшее командование Красной Армии и, в частности, Тухачевский находились в заговоре с германским генеральным штабом.

Хотя в кругах немецкой службы безопасности СД эту версию прямо рассматривали как подброшенную НКВД, Гейдрих решил ее использовать. В марте-апреле 1937 было подготовлено фальшивое досье на 32 страницах в виде писем, которыми германское верховное командование якобы обменивалось с Тухачевским на протяжении года.

>================

Но в СССР к этим материалам отнеслись очень внимательно. В результате:

20 мая 1937 в тюрьме расстрелян Дмитрий Шмидт.

В последующие дни мая были арестованы:

22 мая – комкор Эйдеман Р.П.
23-24 мая – комкор Фельдман Б.М..
27 мая – маршал Тухачевский М.Н.
30 мая – командарм 1-го ранга Уборевич И.П.
31 мая – командарм 1-го ранга Якир И.Э.
31 мая 1937 застрелился Гамарник Я.Б. – нач. ГПУ РККА, снятый с этой должности.

Тухачевский М.Н., Якир И.Э., Уборевич И.П., Корк А.И., Эйдеман Р.П., Фельдман Б.М., Примаков В.М. и Путна В.К. были расстреляны 12 июня 1937.

В начале июня 1937 года Сталин выступил с речью на заседании Военного совета совместно с членами правительства и снова сурово обрушился на "врагов народа". И до конца 1938 года в армии продолжалась обстановка поиска "врагов", в результате которой было уволено до 40000 командиров (часть из них арестовали, часть расстреляли, а потом часть вернули в войска – порядка 12000). И это рассматривается как важная причина трагедии июня 1941. Но, во-первых, за 2,5 года (с 1939 по июнь 1941) любой "бывший батальонный" вполне мог бы набрать некоторый достаточный опыт. Вот если бы массовые репрессии проводились, например, в январе 1941, тогда еще можно согласиться с подобным объяснением. И можно взглянуть на статистику: