Фрагменты из книги (дипломатия Эдуарда Бенеша в 30-е годы 20 века)
[Кризис весной 1938 г.] [Примечание: "ЧС" - сокращение слова "Чехословакия"] Igor Lukes приводит анализ ситуации о частичной мобилизации чехословацкой (далее - ЧС) армии в мае 1938 г. (стр. 148-157). Разведка ЧС-ого генштаба, на основании сообщения агента Икс, пришла к выводу, что 10 дивизий Вермахта выдвинуты по тревоге к границе ЧС. В действительности никакой концентрации немецкий войск не было, и ЧС войска были демобилизованы через несколько дней. Гитлер был взбешен и считал, что частичная мобилизация, не будучи оправданной какими-либо немецкими действиями, была предназначена на запугивание судетских немцев, и поклялся отомстить. Люкес, анализируя архивные документы разведки, приходит к выводу, что имела место не честная ошибка "Икс", а профессиональная дезинформация, цель которой - провокация войны между ЧС и Германией. "Можно исключить
возможность, что источник Икс честно ошибся
(возможно, по неопытности) в безусловно трудном
процессе сбора информации для ЧС во враждебном
Третьем Райхе. По его сообщению, 10 дивизий
Вермахта (N: 4,7,12,14,17,19,22,23,24 и 31) были подняты по
тревоге и вовлечены в стратегическую
концентрацию вдоль границ ЧС. Правдоподобность
этого сообщения может быть выверена по списку,
подготовленному 16.5.38, за два дня до того, как
источник Икс сообщил об опасном передвижении
частей Вермахта; автором списка был подполковник
(позже генерал) Kurt Zeitzlter из Oberkommando der Wehrmacht. Гитлер
хотел, чтобы Zeitzlter назвал специфические дивизии,
которые могли бы выступить против ЧС в течение 12
часов. Из десяти дивизий, названных таинственным
источником, пять (N: 4,7,14,17 и 24) были в списке
Цайцлера. Они могли бы, правдоподобно, принять
участие в вышеуказанной концентрации против ЧС,
начало которой, по словам таинственного
источника, будет 18.5.38. Однако, источник Икс не
сообщил о состоянии готовности пяти других
дивизий (N: 3,8,10,18 и 28), которые были в списке
Цайцлера, и он сфабриковал боеготовность пяти
других (N: 12,19,22,23 и 31). Их не было в достоверном
списке Цайцлера, и они не могли быть боеготовны в
следующие 48 часов.... Люкес анализирует и исключает Британию, Францию, Германию, Польшу и Венгрию, которые отреагировали на ЧС мобилизацию предсказуемым образом ... Поведение Советского Союза, напротив, было загадочным. Перед кризисом Кремль укреплял решимость ЧС защищаться от Третьего Райха, представляя себя надёжным союзником. Когда кризис начался, советский официальные лица отступили и сделались недосягаемыми для официальных дел. Парадоксально, но после спада напряжения Москва появилась и заявила, что частичная мобилизация была успехом - отчасти, как минимум, из-за твердости советской внешней политики. Ключ к советскому мышлению во время майского кризиса можно найти в беседе Максима Литвинова с ЧС дипломатом Arnost Heidrich в Женеве 11.5.38. Они были знакомы с 1925, и позже Гайдрих заявил, что Бенеш попросил его встретится с советским комиссаром, т.к. в прошлом Литвинов всегда был с ним откровенен. Во время часовой беседы Литвинов сказал без колебаний, что война неизбежна. Мы знаем, он продолжил, что "Запад хотел бы, чтобы Сталин уничтожил Гитлера и Гитлер уничтожил Сталина". Но Москва не ублажит её врагов, предостережил Литвинов. "На этот раз Советы будут стоять в стороне почти до конца, и тогда смогут вмешаться и принести справедливый и постоянный мир". Естественно, следует относится скептически к такой открытости в речах ведущих политиков. Но подытоживание Литвиновым советской политики (записанное Гайдрихом), было верным, и в августе 1938 будет подтверждено Андреем Ждановым (глава 6). Москва явно надеялась, что образуется антигитлеровский коллектив стран. Кремль собирался укрепить решимость этого коллектива своими собственным воинственным пылом, ввести этот коллектив в войну с Гитлером - и остаться в стороне. Анархия, вызванная войной с Третьим Рейхом, будет превращена в классовую борьбу, которая приведет к социалистическим революциям (глава 3). Аргумент, что ЧС
мобилизовалась в мае 1938 из-за фальшивой
советской информации, укрепляется, если
проверить поведение советских дипломатов в
Москве. С конца апреля до середины мая 1938 Москва
выражала большой оптимизм по поводу возможности
сдержать германскую угрозу, тем самым усиливая
уверенность в себе Чехословакии. Однако, когда
Fierkinger (посол ЧС в Москве) пытался встретиться с
Литвиновым, чтоб обсудить военные меры,
предпринятые ЧС 20.5.38, он наткнулся на стену
бюрократических препятствий. После трех дней
несбывшихся надежд, посол ЧС был принят тольго
Потёмкиным, который похвалил решение ЧС призвать
резервистов. Литвинов вне доступа, объяснил его
заместитель, т.к. у него бронхит. Укрепив
решительность ЧС сопротивляться Третьему Рейху,
советские руководители удрали за стены Кремля,
явно ожидая реакции Гитлера на частичную
мобилизацию. Дальше Люкес показывает, советские руководители и пресса дружно возлагали на западные державы ответственность за сопротивление Гитлеру, но упорно уклонялись от заявлений о советских действиях, если Гитлер нападёт на ЧС. Шуленбург понял, что СССР подбодряет Прагу, но сам не вмешается в войну ради защиты буржуазный страны. Он писал в Берлин, что Кремль будет придерживаться "проверенной тактики мобилизации других, особенно Франции, против врагов, усиления разразившихся конфликтов - как, например, Испания и Китай - доставкой военных материалов, политической агитацией и всякими интригами". Может быть предложена возможная гипотеза, что в мае 1938 Кремль боролся, чтобы ускорить начало ЧС-Германской войны. Советские разведывательные источники обманно сообщили Второму Бюро (ЧС разведка), что Гитлер начал подготовку нападения на ЧС. У Москвы был действующий разведывательный центр в Праге. Его кодовое название было VONAPO 20 и он действовал с 27.5.36. У Москвы были основания предполагать, что, возможно, неспровоцированные ответные действия ЧС приведут к тому, что импульсивный Фюрер пошлет Вермахт и Люфтваффе на Прагу, что начнется всестороннее Германское нападение. Франция, лишенная дипломатического варианта, будет вынуждена воевать против Третьего Рейха; в определенный момент, возможно, Великобритания будет вовлечена; и Советский Союз, как Литвинов сказал Гайдриху в Женеве, будет сидеть, ждать, раздумывать, и в нужный момент присоединится к нужной стороне. Время было на его стороне, т.к. будущая война, в начале разогреваемая национализмом, постепенно перейдёт в революционную войну против европейской буржуазии". [Кризис в сентябре 1938 г.] С. 246: В послеполуденные часы 27-го сентября Бенеш в Праге понятия не имел о том, что посланник премьер-министра Чемберлена предложил "образумить" его191. Ему ещё казалось, что отказ Годесберга объединил его с Францией и Великобританией. В то же время он постоянно держал свой советский козырь наготове, и его встречи с советским послом были часты. Они встретились снова, когда Гитлер пытался усвоить антивоенный урок, полученный от берлинцев. Бенеш сказал [послу] Александровскому, что он больше не считает, что можно избежать войны. Он притворялся спокойным, но Александровский понял, что Бенеш опасается германского нападения на Чехословацкию в любой момент. "Я ясно почувствовал," писал Александровский, "что с большим нервным напряжением и совершенно серьёзно Бенеш хотел услышать от нас, когда и как мы поможем." Но Александровский снова не ответил. Позже он выразил мнение, что Бенеш пытался обмануть Советский Союз. Согласно Александровскому, Бенеш, хотел затащить Советский Союз "в войну против Западной Европы, чтобы судьба Чехословацкии решалась не кем-то (международной конференцией), а полномасштабной европейской войной." Советский посол рассуждал, что в тот момент Бенеш был готов спровоцировать Советский Союз на "войну против всего мира" только, чтобы предотвратить местный, изолированный конфликт между Чехословацкией и Третьим Рейхом192. (Этот портрет Бенеша резко отличается от более поздних набросков Президента, сделанных Готвальдом, его коллегами, и множеством марксистских историков, которые настаивали, что на протяжение всего кризиса Бенеш искал повода капитулировать.) 27-го сентября Александровский покинул [президентский] Замок. Он и Бенеш никогда больше не увидятся, хотя и будут говорить по телефону193. С. 248 Чехословацкия была на грани войны. На 28-е сентября Пражское правительство было предано идее защиты страны всеми располагаемыми военными средствами. Британский военный атташе, съездивший в приграничные районы, где была развёрнута отмобилизованная Чехословацкая армия, нашёл, что у войск была уверенность в себе, хорошее командование и оснащение. "Они себя хорошо покажут", предсказал он.203 Мобилизация, объявленная вечером 23-го сентября, была завершена. Теперь стоял вопрос, остались ли у Чехословацкии какие-либо союзники. Учитывая настроения, высказанные Чемберленом в его последней речи, и почти полное отсутствие контактов с Парижем, Бенешу пришлось снова обратиться к Советскому Союзу. В течение 27-28 сентября Прага установила разные дополнительные каналы связи с Москвой, и 28-го Бенеш попросил прямой советской помощи в случае войны.204 [Посол] Фирлингер телеграфировал из Москвы в 16:10, что "Просьба Президента о немедленной воздушной поддержке передана". Фирлингер выразил надежду, что ответ будет благоприятным.205 Бенеш решил попросить Кремль во второй раз об односторонней поддержке, хотя бы в воздухе. Телеграмма показывает, что Бенеш был полон решимости защищать Чехословацкию оружием и, более того, он искал военной поддержки Советского Союза. Это понимание прямо противостоит одному из главных аргументов Чехословацких коммунистов, которые заявляли, что Президент не хотел принять советскую военную помощь, так как он последовательно ставил свои "классовые интересы" выше Чехословацких "национальных интересов".206 С.250 Никакие трюки не могли изменить того факта, что Советского Союза не хотели в Мюнхене. Несмотря на их желание принять участие в конференции, Советские дипломаты остались за ее дверьми. По иронии судьбы, именно это предоставило Кремлю пропагандистскую амуницию, когда слово “Мюнхен” приобрело свой отрицательный смысл. Однако, если бы Литвинов принял участие в Мюнхенской конференции, невозможно сказать, как бы он вел себя по вопросу территориально целостности Чехословацкии. ... Между тем в Праге в 19:25 встретились в Замке Бенеш, премьер-министр генерал Сыровый, восемнадцать министров и одиннадцать представителей разных политических партий. Депутат от Республиканской партии Рудольф Беран спросил Сырового, есть ли у Чехословацкой армии "соглашение с Российской армией", и если да, то "с какими силами и когда она вмешается".217 Сыровый ответил, что "нет конкретного соглашения с Россией; мы говорили только об их немедленной воздушной помощи. Пехота требует долгого времени; поэтому мы всегда рассчитывали на быстрое вмешательства Франции и Англии."218 Встреча закончилась в 21:45 безрезультатно и в подавленной атмосфере. С. 251 Приблизительно в то же время [22:00] Бенеш получил сообщение от Фирлингера, который писал, что согласно Потемкину [из советского МИДа], если Гитлер нападёт на Чехословацкию, "процедура в Женеве может быть короткой, как толкько будут найдены державы, готовые противостоять агрессору". Это был ответ Кремля на просьбу Бенеша о "немедленной воздушной помощи", переданной им утром 28-го: иди ищи кого-нибудь, чтобы подал в твою пользу петицию в Лигу [Наций]. Где должен был Президент искать государственных деятелей, готовых противостоять Гитлеру? Единственные относящиеся к делу державы были в Мюнхене, готовясь праздновать приближающуюся победу разума над насилием. Можно понять, добавил Фирлингер, что Советское правительство колебалось и колеблется вступить в конфликт без Западных держав." Одностороннее Советское вмешательство в Чехословацкую войну с Третьим Рейхом создаст ещё одну Испанию, "со всеми ужасными последствиями для всей Европы и, особенно, для Чехословацкии."219 Будет ли преувеличением представить, что Бенеш, читая эти строки, думал о строго определенных обещаниях, полученных им от Ворошилова летом 1935-го? Нет, когда он более всего нуждался в Советском союзнике, он обнаружил, что Красная Армия не пойдет против Вермахта. Вместо этого Кремль предложил ему обратиться со своей проблемой в Лигу Наций. С. 253 Перед самой встречей [с представителями коалиционных партий 30-го сентября, после получения условий Мюнхенского соглашения] в 09:30, Бенеш проверил один последний вариант. Он позвонил Александровскому и сказал ему, что Великобритания и Франция пожертвовали Чехословацкию Гитлеру.231 Страна должна была теперь выбирать между войной с Германией (в этом случае Западные Союзники объявят Пражское правительство поджигателем войны и ее виновником) или капитуляцией. При этих обстоятельствах Бенеш попросил советского посла выяснить в Москве как можно скорее, как Советы рассматривают ситуацию. Следует ли Чехословацкии воевать или капитулировать? Александровский не спешил с отправкой вопроса в Москву, и позже охарактеризовал этот эпизод как "крик агонии" Бенеша.232 Передав вопрос, Бенеш должен был вернуться к своим внутренним проблемам, и он пошёл на встречу с ведущими Чехословацкими политиками. С. 254 На самом деле Александровский даже не переправил [срочный вопрос Бенеша] в Москву. В 10:30, не делая ничего в течение часа, советский посол поехал в Замок на своем черном лимузине "Паккард" чтобы выяснить, что происходит. С Бенешем он не встретился, но собрал фрагменты информации от его персонала... ...Заседание правительства закончилось с полдень, и Александровский узнал у Смутного, что Москве уже не нужно отвечать на первоначальный запрос. На деле только за пятнадцать минут до этого советское посольство отправило в Москву этот критический вопрос, полученный в 09:30. В полдень Александровский ещё был в Замке.237 В 12:20 из Чехословацкого посольства в Москве позвонили, что "нет новостей", и через десять минут Министр Крофта формально объявил Ньютону и Де Ла Круа [послы Великобритании и Фраиции], что Чехословацкия принимает Мюнхенский Диктат.238 Советское посольство в этот день отправило вторую телеграмму в Москву в 13:40, сообщая Кремлю, что Бенеш принял Мюнхенское Соглашение и что советского ответа больше не ждут.239 С. 256: 3-го октября 1938 г. Президент Бенеш получил телеграмму от Фирлингера [посла Чехословацкии] из Москвы.251 В ней говорилось, что Кремль критикует решение Чехословацкого правительства капитулировать, и что он пришел бы на помощь Чехословацкии "при любых обстоятельствах". Это сообщение было получено и расшифровано в [ЧС] МИДе в 02:00, т.е. через шестьдесят один с половиной час после того, как Прага приняла Мюнхенский Диктат и как минимум через тридцать шесть часов после отхода Чехословацкой армии с укрепленного защищаемого периметра. В этих обстоятельствах ответ Кремля на запрос Бенеша не играл роли утром 30-го сентября 1938 г., когда принималось решение, подчиниться ли Диктату. После того, как все было сказано и сделано, Прага получила от Москвы только тщательно приуроченные платонические выражения симпатии. Человек, выигравший в Мюнхене: Вскоре после того, как пражское правительство приняло мюнхенский диктат, Готвальд и другие члены руководства ЧКП начали распространять точку зрения, что Советский Союз, единственный из мировых держав, стоял на стороне Чехословацкии во всё время кризиса.252 К ним присоединились другие, включая самого Президента. Но Готвальд был наиболее целеустремлен превратить приписываемую Москве готовность помочь Чехословацкии в 1938 в инструмент политической борьбы. Он кратко высказался на эту тему после войны.253 Потом он с полной силой обратился к этому вопросу после коммунистического государственного переворота февраля 1948 г. В докладе, славящем И.В.Сталина, Готвальд утверждал, что он встречался с кремлевским Вождём специально для обсуждения чехословацко-германского кризиса. Сталин якобы сказал ему, что "Советский Союз был готов помочь Чехословацкии один, даже если Франция так не поступит... и даже если Польша и Румыния откажутся позволить проход Советских войск. Готвальд утверждал, что когда он спросил Сталина, может ли он передать это заверение Бенешу, Сталин уполномочил его на это, и он передал это новости чехословацкому Президенту.254 Это утверждение было некритически принято историками, которые, будучи не в состоянии получить доступ к архивам, должны были полагаться на слово основателя чехословацкого коммунизма. Как известно, трудно доказать, что какое-либо событие не произошло. Мы, например, не знаем, что именно Сталин сказал Готвальду, или встречались ли они вообще, чтобы обсудить чехословацкий кризис.255 Но мы знаем, что сказал лидер ЧКП в Праге Президенту. Есть свидетельство о только трех встречах Бенеша и Готвальда в том судьбоносном 1938-м году. Первая встреча состоялась 17-го сентября, как записано в Книге Президентских аудиенций. В этом случае якобы существующее предложение односторонней советской помощи упомянуто не было. Когда они вновь встретились 19-го сентября, Бенеш поинтересовался, не может ли Готвальд сказать ему что-либо специфическое об отношении Советского Союза к кризису, на что руководитель ЧКП сказал Президенту, что пражскому правительству следует направить свои вопросы прямо в Кремль.256 Бенеш и Готвальд встретились вновь 30-го сентября 1938 г. в 14:00. Чехословакия приняла мюнхенский диктат полтора часа ранее, и все было потеряно. В этот раз Готвальд встретился с Президентом в группе из семи других людей.257 Согласно письменной записи об этой встречи, Готвальд говорил дважды.258 Каждый раз он красноречиво напоминал Президенту Бенешу, что капитуляция недопустима, и так говорили и пришедшие с ним. Однако он не упомянул якобы существующее предложение Сталина защищать Чехословакию в одностороннем порядке. На самом деле он не упомянул Советский Союз. Ни разу во время кризиса Готвальд ни сказал Президенту Бенешу, что Сталин желает предоставить Чехословакии одностороннюю помощь. Можно заподозрить, что Готвальд выдумал свою встречу с Бенешем, чтобы утяжелить ответственность Президента за капитуляцию Чехословакии перед мюнхенским диктатом. Встречался ли когда-либо Готвальд со Сталиным для обсуждения чехословацкого кризиса, и кто сказал что, должно оставаться неразрешенным до открытия президентских архивов в Москве. К счастью, мы знаем, что президент
Бенеш думал об участии Сталина в
чехословацко-германском кризисе 1938-го года. Во
время Второй Мировой войны и даже позже Бенеш
сделал несколько лестных заявлений о Кремле и
его роли в Мюнхенском деле. Но он видел насквозь
советскую головоломку. Осенью 1947 г. Бенеш указал
на то, что заявления Фирлингера о советской
готовности помочь Пражскому правительству в 1938
г. и официальная пропаганда были "полностью
фальшивы". "Правда то, что Советы не хотели
нам помочь," сказал Бенеш, и добавил, что Москва
"действовала обманно". Потом Президент
вернулся к вопросам, которые он задал в пик
кризиса послу Александровскому: "Я задал ему
три вопроса, помогут ли нам Советы, и он их
повторил. Он не ответил, он никогда не ответил.
Это было главной причиной моей капитуляции."259
Этот [C.258] недавно обнаруженный документ
отвечает раз и навсегда на загадку обработки
Москвой Чехословакии накануне мюнхенской
конференции. Это также объясняет собственное
политически мотивированное мнение Бенеша, что
Советский Союз был его единственным союзником.260 Имеются дальнейшие свидетельства о том, что советские лидеры видели в европейской политической сцене, напуганной Мюнхенским соглашением, не только угрозу изоляции, но также и некие полезные варианты на будущее. Документ, полученный американским консулом в Праге в 1939, описал поездку группы чехословацких коммунистов в Москву после начала Второй Мировой войны. (В то время Чехословакия больше не существовала; страна, созданная в Мюнхене, была уничтожена Гитлером 14-15 марта 1939). Они поехали туда, требуя объяснений удивительной дружбы между Сталиным и Гитлером. Их товарищи страдали в тюрьмах гестапо из-за их любви к Советскому Союзу, а Сталина видели сияющим от радости во время подписания договора с нацистской Германией. Как это было возможно? Делегация была принята должностным лицом Наркомата иностранных дел. Он оправдал Пакт Молотова-Риббентропа. Он сказал: "Если бы СССР заключил соглашение с западными державами, то Германия никогда не развязала бы войну, с помощью которой будет развиваться мировая революция, которую мы готовили в течение долгого времени.... Окруженная Германия никогда не вступила бы в войну.... Мы не можем позволить, чтобы Германия потерпела поражение, потому что, если она будет находиться под контролем Запада и Польши, то мы будем отрезаны от остальной части Европы. Начавшаяся война должна длиться столько, сколько мы захотим.... Будьте спокойными, потому что никогда время еще не было более благоприятным для наших интересов, чем сейчас."264 Долгосрочная советская стратегия, описанная в документе, полученном консулом США в Праге была не только в полном соответствии с 7-ым Конгрессом Коминтерна, но также и с идеями, высказанными Ждановым в его докладе в августе 1938 перед Центральным комитетом Чехословацкой Коммунистической партии. 29 ноября 1938 года группа коммунистических лидеров из Судетской области прибыли к послу Александровскому с запросом о получении советских виз. Но вместо того, чтобы их выдать, Александровский - говоря на безупречном немецком языке, предложил свое мнение. Мы стоим на пороге великих событий; я не могу Вам сообщить точно, что произойдет, но теперь каждый борец необходим здесь, а не в Советский Союзе". "Не унывайте, " - закончил он, " Вы не забыты".265 Александровский продолжал развивать эту тему несколькими днями позже. На сей раз, однако, он говорил не с группой коммунистов без страны или юридической защиты. Он беседовал с министром Смутным на многолюдном вечернем приеме в советской дипломатической миссии. Александровский отметил, что Москва теперь видела, что когда-нибудь должна быть война с Германией . "Но в конце концов эти две страны поделят Польшу между собой, " - продолжал он, "и она станет следующим театром войны".266 В этом случае, Александровский был не только необычно откровенен. Как показало будущее, он был абсолютно прав. Хотя советская дипломатия понесла поражение, не будучи приглашенной на Мюнхенскую конференции, она быстро пришла в себя. Сталин счел необходимым усилить активность, чтобы прорвать возникшую изоляцию, произвести требуемые советские действия для того, чтобы сделать возможной войну Гитлера против Польши и сделать неизбежным конфликт немцев с Западом. В такой ситуации война с Польшей подразумевала бы, что британцы и французы первыми воспримут смертельные удары Германии. После августа 1939 война Германии, Великобритании и Франции могла возникнуть в том месте и в то время, которые были бы выбраны Гитлером. А Сталин, как предсказал Литвинов в его беседе с Амостом Гейдрихом в Женеве, мог бы подождать и понаблюдать. Не будучи участником Мюнхенской конференции в 1938, он был единственным европейским лидером, который сумел зарезервировать значительную свободу действия для себя годом позже. В течение своей карьеры, Йосиф Сталин перенес много тактических поражений, и Мюнхен был один из них. Но его тактические поражения увенчивались внушительными стратегическими победами. К концу Второй Мировой войны, Мюнхенское соглашение было ликвидировано, и ни одна из четырех сторон-участников не могли диктовать условия по восстановлению Чехословакии. Только Сталин, который не был допущен в 1938 на встречу в Фюрерхаус, был на пути к созданию мощной империи. И Чехословакия - яблоко раздора в 1938 – скоро стала одним из драгоценных камней в ее короне. Человеком, получивший наибольшую прибыль от наследства Мюнхенской головоломки, оказался Сталин. Мюнхенское соглашении, кроме того, оказалось настоящей находкой также для Коммунистической партии Чехословацкии.267 Клемент Готвальд в конце декабря 1938 перед Президиумом Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала в Москве говорил, что, несмотря на поражение, КПЧ успешно внедряло в умы граждан Чехословакии связь между безопасностью их страны и безопасностью Советского Союза. В течение кризиса, заметил Готвальд, антикоммунизм впервые стал немодным и непатриотичным. Партийная пропаганда сумела сформировать общественное мнение о том, что предполагаемая враждебность к КПЧ подвергает опасности национальную безопасность Чехословакии и что враждебность к Советскому Союзу ослабит Чехословацкию.268 Возможно, Готвальд преувеличивал. В конце концов он говорил о Советском Союзе Сталина, год был 1938, и чистки пожирали иностранных коммунистов в большом количестве.269 Кроме того, он признался Бенешу после войны, что имел приказ организовать революцию в Праге на самом пике кризиса в 1938 и что кроме одной или двух общественных демонстраций, он не сделал ничего конкретного, чтобы вызвать "вторую волну" пролетарской революции в Европе.270 Короче говоря, Готвальд имел причины нервничать. Но в его отчете имелось много верного: просоветские настроения в Праге в сентябре были очевидны. ... |