|
|
|
КАК БОМБИЛИ КИЕВ 22.06.1941 ? (выделения жирным в тексте - zhistory)
Но на большинстве указанных сайтов эта фраза использовалась не при описании событий 22.06.41 в Киеве, а служила как бы эпиграфом к различным темам (как чьих-то воспоминаний о войне не обязательно в Киеве, так и по послевоенному времени вплоть до современности). И лишь на некоторых сайтах либо речь шла об истории известной песни, либо о событяих в Киеве 22.06.41. http://www.sovmusic.ru/text.php?fname=22juneДвадцать второго июня, ровно в 4 часа Музыка: Е. Петербургский http://retro.samnet.ru/phono/onesong/sinij_platochek.htmДвадцать второго июня, Ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили Что началася война. Война началась на рассвете Чтоб больше народу убить. Спали родители, спали их дети Когда стали Киев бомбить....... Антологии известных песен Весной 1940 года в московском театре “Эрмитаж” проходили гастроли, известного польского оркестра Генриха Гольда “Голубой джаз”. Пианист джаза, автор таких популярных в то время песен, как “Донна Клара”, “Утомленное солнце”, композитор Ежи Петерсбурский на одном из концертов исполнил свою новую мелодию, написанную им во время недавних гастролей в Днепропетровске. Присутствовавший на концерте поэт и драматург Я.М.Галицкий обратил внимание; на эту яркую, очень напевную мелодию и тут же в зале, записал в своем блокноте возникший в его поэтическом воображении текст:
Встретившись после концерта с Ежи Петерсбурским в гостинице, поэт показал ему свои черновые наброски. Было решено, что песня, пожалуй, получится, но текст следует дополнить еще несколькими куплетами. Через несколько дней она была полностью готова, и на очередном концерте ее впервые исполнил солист “Голубого джаза” Станислав Ландау. Новая песня, названная авторами “Синий платочек”, сразу понравилась москвичам. С этого дня она обязательно исполнялась в каждом концерте оркестра Генриха Гольда. Вскоре “Синий платочек”
стал широко известен и его включили в свой
репертуар такие мастера песенной эстрады, как
Лидия Русланова, Изабелла Юрьева, Вадим Козин,
Екатерина Юровская. В том же 1940 году песня была
дважды записана на граммофонную пластинку в
исполнении И.Д.Юрьевой и Е.И.Юровской Началась Великая Отечественная война. Казалось, что среди грохота сражений, небывалых еще в истории войн, могут звучать лишь боевые песни да марши. Однако, как отмечал поэт А. Сурков, “уже с первых дней войны стало слышно, что рядом с кованными строками “Идет война народная, священная война” в солдатском сердце теплятся тихие лирические слова в общем-то не очень сильной песни “Синий платочек”. Правда, жизнь внесла свои коррективы в содержание популярной песни. Буквально в первые же дни войны в Киеве получил распространение вариант текста “Синего платочка”, сочиненный безвестным автором:
[ На сайте http://www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=1580&n=85 высказывается предположение, что автором этих слов был Борис Константинович Ковынев (1903 --1970) ].
Бух-бух-бух — гремит медная ступа. Моя бабушка Мавра Васильевна проворно толчет сухари. Я — маленький мальчик— сижу в одной сорочке на ступеньке деревянного крыльца. У моих ног поводит острой мордочкой рыжий пес Кайзер. Он ловит на лету сухарные крошки. Солнце освещает веранду. Тень от оконных рам падает на дощатый пол и делит его на светлые квадраты. А ступа гремит и гремит: бух-бух-бух. Удары все сильней, все отрывистей. Просыпаюсь и сразу не могу понять: откуда летят такие грозные удары? Бух-бух-бух. Хороша ступа! С нарастающим гулом на кручах Днепра бьют зенитки. На подоконнике дрожит бутылка денатурата, припасенная для разжигания примуса. Она сливается с лиловым воздухом. За окном чуть светает. В комнате все веши приходит и движение. Что-то легкое падает с ночного столика и тяжелое — с этажерки. Прислушиваюсь. Самолеты! Пронзительный свист, вой, взрывы. Бомбы рвутся где-то на западной окраине Киева. Хочу вскочить с постели. Нет сил. Разбитость. После крупозной пневмонии трудно даже откинуть одеяло. Десять дней мучил жар и кашель. Только вчера серебристый столбик ртути показал нормальную температуру. Слух ясно улавливает рокот бомбардировщиков. От заводских гудков дребезжат оконные стекла. Воют пароходные сирены. Свистят паровозы. Город трубит тревогу. Дверь распахивается, и в комнату вбегает мой сосед по квартире Микола Шпак. Он кричит: — Что такое? Что случилось?
Война?! — О господи, неужели война? — Я не узнаю обычно звонкого голоса жены Шпака. Он скорбный, глухой. — А может, это не война, а маневры? Вы, кажется, забыли о сообщении ТАСС.— Гудки смолкли, но Микола продолжает громко говорить: — Подождите-ка минутку...— Он шуршит газетами, сваленными на диване в кучу, и, найдя нужную, бросается к окну.—Сейчас... Сейчас... Вот оно! "Летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное как обучение запасных..." В комнате посветлело, но читать трудно. Микола долго ищет еще какой-то важный абзац. — Обучение запасных? — Зина машинально включает настольную лампу. На улице раздается яростный свист — впечатление такое, будто к окну летит сильная струя воды из пожарного шланга. Зина поворачивает выключатель. Микола вспыхивает: — Свет в окне!..— и нежно гладит руку жены.— Пойдем; Зинушка, дети проснулись.— На пороге оборачивается: — А все-таки у меня есть надежда: это еще не настоящая война — обучение запасных,— и закрывает дверь. За окном — приглушенные голоса, шум, похожий на проливной дождь. Встаю с постели. Вверх по Тимофеевской двигается колонна новобранцев — плывет к железнодорожному вокзалу плотной тучей. Острый гребень соседней крыши странно бугрится. Верхушки пирамидальных тополей, словно метлами, на какой-то миг смахивают с неба свет зари. Я хватаюсь за спинку кровати — ну и качка. Еще одно усилие. И вот вылазка к окну закончилась благополучно. Только сердце стучит гулко-гулко и покалывает. Достаю из футлярчика термометр. Что покажет? В комнате совсем светло. В
солнечных лучах большая книжная полка. Цветные
корешки переплетов создают своеобразный узор. За
книгами в углу желтеют удочки. Ах, эти удочки!
Держу под мышкой термометр, а сам мысленно
переправляюсь через Днепр. Дарницький луг. Такие
высокие травы, такое пестрое изобилие цветов...... Достаю из-под мышки термометр. Не-ет, не-ет! Не напрасно глотал полынную горечь и пил почти сахариновой сладости смесь — наша берет. Тридцать шесть и девять. Но все-таки девять... За этой границей близок постылый постельный режим. Осторожно кладу термометр на край письменного стола. ..... "А может быть, Микола прав: идут маневры, строго приближенные к настоящей боевой обстановке? Конечно, возможен серьезный конфликт с Германией, но его уладят, войны не будет". С этими мыслями засыпаю. 'Сквозь сон слышу, как скрипит дверь. Открываю глаза — в комнате возбужденный Микола. — Ты знаешь...— резко встряхивает красивыми светлыми кудрями.— И надо же такое... Зина ходила на Сенной базар и вот принесла новости. Молочницы, говорят, видели, как немецкие самолеты бомбили Дарницкий мост [это на восток от Киева - zhistory]. Сбросили бомбы и все целехонькие ушли. Ну как тебе нравится — целехонькие! А наши что? Дремали?! Подпустили разбойников и не всыпали им? Да, не всыпали?! А еще говорят: фашисты воздушные десанты сбрасывают и в Киеве появились переодетые в милицейскую форму шпионы. Надо же такое... Слушает всякую чушь. Шпак — импульсивный человек.... Сейчас, чутко прислушиваясь к далекому звуку самолетов, он стучит кулаком по столу: – Если это война, то я не
буду кропать стишки в тылу. Только фронт...
Только... Ты видал, как я стреляю. В бою промаха не
дам! Зина заглядывает в окно, кричит с балкона: – Микола, включи радио! Люди
говорят – будут важные известия. Появляется Зина с тремя дочерьми. Девочки насторожены. Смотрю на стенные часы. Стрелки сходятся. Полдень. В приемнике легкий шум, потрескивание, и вдруг: — Внимание! Говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза!... Я почти не дышу. Микола застыл у приемника. По скорбному лицу Зины текут слезы. Да, случилось то, чего опасались все советские люди, — война! Вернее — вероломное нападение. Гитлер верен своей бандитской тактике: вермахт перешел нашу государственную границу без предупреждения. Никаких претензий и переговоров. Язык силы: бомбовые удары и — танки вперед! Зина, всхлипывая, встает с дивана. Окруженная испуганными дочерьми, пошатываясь, идет к выходу. — Они еще пожалеют... эти новые ордынцы, получат свое! — гремит в коридоре Микола. И тишина. Бомбили Киев, Севастополь, Минск... Мысль работает лихорадочно. Где наступает враг? Дан ли ему отпор? Какая обстановка сложилась на фронте? Больше всего тревожит неизвестность. Эх, и надо же в такое время болеть. В редакции мои товарищи, наверное, склонились над картой, собираются на главное направление, а я прикован к постели. Кто-то стучит в наружную дверь — громко, настойчиво. Старик-врач? Но с такой силой! — Что случилось? Кто там ломится? — сердито спрашивает Микола. Оказывается, испортился звонок, и посыльный сержант Хозе с усердием испытывает прочность армейских каблуков, на которых красуются серебристые подковки. Хозе смугл и строен. В пожелтевшем комбинезоне, туго подпоясанный ремнем, сержант стремительной осой влетает в комнату. Говорит быстро, с едва уловимым акцентом, слегка растягивая гласные: — Полковой комиссар товарищ Мышанский приказал... — Ладно, Хозе, вскрывай пакет, я распишусь. Записка редактора "Красной Армии" — газеты Киевского Особого военного округа предельно лаконична: "23 июня в 8 часов утра приказываю прибыть в редакцию". Я приподнимаюсь на локте: — Хозе, кто в редакции? Что
слышно? Хозе прикладывает руку к пилотке. Четкий поворот— и я уже слышу, как прыгает он по ступенькам, цокая подковками. Что же делать? Как быть? Жду с нетерпением врача. Конечно, он скажет: надо еще полежать. Но я не могу.... ================ Конечно, можно заметить, что художественные произведения не могут являться историческим источником. Однако, если они касаются реальных событий, то их авторы не могут игнорировать некоторые обстоятельства. Ведь не написал же Виктор Кондратенко, что немцы напали 19 июня или 24 июля, - он правильно указал день начала войны – 22 июня. И прежде чем придумывать последовательность действий главных героев и их фразы, он должен был уточнить детали происходивших тогда всем известных событий (в данном случае – бомбежки Киева).
Кстати, например, для Львова приводятся поправки: по долготе +26 мин., по широте - 2 мин. Итого для 22 июня Солнце во Львове восходит в 5-10 летнего (или "декретного" для 1941 г.) поясного времени (не местного для данной географической точки!) Т.е. чисто поясного - в 4-10 или в 3-10 по времени соседнего с запада часового пояса для Берлина. В результате подсчетов получается следующее: в 3-10 по поясному времени Берлина (когда в нем еще темно), на границе в районе Львова Солнце готовится взойти из-за горизонта. И время там киевское (и московское) - 5-10. А в самом Киеве уже почти полчаса как светит Солнце, поднявшееся над горизонтом на видимый угол. Ну а утренние сумерки в Киеве 22 июня (сейчас и по декретному времени в 1941-м) должны возникнуть где-то после 4-00 и до 4-30 (когда в Берлине 2-00 - 2-30). Но расчеты-расчетами, а было бы полезно почитать более "настоящие" описания, как проходил день 22 июня 1941 в Киеве. И такие тексты можно найти в Интернете. http://didgest-e.narod.ru/didgest-2001/6-2001/ukrainday.html Всеукраинский День СкорбиВ истории каждого народа есть не
только светлые, но и трагические даты. Аркадий Ильич Герцберг, отправил из Киева последний эшелон, выбираясь из окружения, вернулся в Киев, где уже был развешен приказ об отправке евреев в Бабий Яр, ушел в село, где до войны жил воевавший брат, встретился там с киевлянкой Надеждой, приехавшей к родственникам. Все годы оккупации Надежда, с риском быть выданной своими же родственниками, прятала Аркадия. В первый день освобождения Киева 6 ноября 1943 г. Аркадий вернулся на прежнюю работу на ст. Киев-пасс., узнал о зверской расправе гитлеровцев с его сестрой и родителями в городке под Киевом. Через год Аркадий и Надежда расписались. Праведница мира Надежда Луценко и спасенный ею Аркадий Герцберг прожили вместе более полувека. “В ночь на 22 июня 1941 г. я был дежурным по станции Киев-пассажирский. Утром в 4 часа я всегда выходил из кабинета на несколько минут на перрон. С утра обычно начиналось самое интенсивное движение поездов. Смотрю — летят самолеты, но опознавательные знаки на них не наши, а фашистские, летят очень низко. Потом стало известно, что они бомбили заводы — “Большевик”, авиа в городе. Это мое дежурство было очень насыщенное. Мне позвонили со станции Жуляны, просили оказать помощь — прислать восстановительный поезд. (На ст. Киев-пасс. восстановительный поезд находился всегда в готовности к действиям). Позже мне стало известно, что самолеты пролетали над казармами железнодорожной охраны, дежурный на вышке стрелял по ним, после чего самолеты бомбили и казармы, были человеческие жертвы. Мной немедленно был отправлен восстановительный поезд с бригадами, была оказана помощь. Я работал дежурным по станции Киев-пассажирский до 18 сентября 1941г. В этот день был получен приказ уходить со станции, так я оказался в экипаже бронепоезда. Но когда бронепоезд попал в окружение, нам пришлось его взорвать и выбираться из окружения...” http://www.kv.com.ua/index.php?rub=353&number_old=3513 КАК ЭТО БЫЛО Генрих СИКОРСКИЙ (Киев и киевляне в первый день войны) Задолго до восхода солнца 22 июня 1941 года бомбардировщики гитлеровских "Люфтваффе" обрушили фугасы на окраины Киева, где дислоцировались военные объекты. Чем жили наш город и его обитатели в этот первый день войны? ОТМЕНЕННЫЙ МАТЧ То памятное летнее утро было, по свидетельству моего отца, настолько сверкающим и праздничным, что о недавних взрывах и стрельбе зениток люди позабыли, сочтя их привычными военными учениями. Между прочим, в слова известной песни "22 июня, ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, что началася война" вкралась досадная неточность. О нападении-то зампред Совнаркома СССР Вячеслав Молотов объявил лишь спустя восемь часов после первых бомбежек - в 12.00 по московскому времени. Столица же и ее обитатели в этот знойный июньский день еще жили своими мирными заботами. Завершалась, о чем рассказывают очевидцы, масштабная подготовка к торжественному открытию Центрального стадиона, обновленного по проекту Михаила Гречины. Там в 17.00 должен был состояться матч между футбольными командами "Динамо" (Киев) и ЦСКА (Москва). Правда, сразу после заявления Молотова городские власти сочли проведение этого мероприятия неуместным, объявив проданные на футбол билеты действительными... после завершения войны. (Этот стадион оккупационные власти решили открыть 12 июля 1942 и провести показательный футбольный матч между немцами и футболистами-киевлянами, среди которых были динамовцы. Сборная команда киевлян, которую все называли "Динамо", легко переиграла немцев, а вскоре выйграла еще 3 матча у сборных команд оккупантов. В конце-концов, 6 августа 1942 на стадионе "Старт" состоялся знаковый матч-реванш с лучшей командой оккупантов "люфтваффе". Киевляне выйграли со счетом 5:3. Больше немцы в футбол с киевлянами не играли.... Футболисты динамовцы: Н.Трусевич, И. Кузменко, А. Клименко, Н. Коротких через некоторое время были арестованы за помощь партизанам и расстреляны в Сырецком концлагере в 1943 г. - http://kiev-book.narod.ru/z_s10.html ) Киевляне еще не осознали, какая страшная бездна пролегла между таким обжитым минувшим и непонятно жутким новым днем. Не потому ли на всех парковых танцплощадках вечером 22-го было не протолкнуться, а в зале Госцирка играл безумно популярный джаз-оркестр Эдди Рознера. При переполненном зале шел спектакль "Неравный брак" в постановке гастролирующего Московского театра сатиры. В кинотеатрах имени Чапаева, Шевченко и "Буревестник" без устали крутили фильмы-оперетки - "Песня о любви", "Музыкальная история" и "Фронтовые подруги", в "Коммунаре" (на его месте теперь кинотеатр "Киевская Русь") - "Пятый океан". Интересно, что думали тогда "пересичные", как ныне модно говорить, киевляне о начале войны. Оказывается, их мнения, вопреки официальным идеологическим постулатам того времени, отнюдь не были единодушными. Об этом свидетельствуют недавно рассекреченные документы советских спецслужб, опубликованные под эгидой НАН Украины и столичной горгосадминистрации в научно-документальном издании "Київ у дні нацистської навали".... http://www.fismag.ru/pub/isosn02.php Игорь Сосновский Получил новогоднее поздравление от москвички Валентины Владимировны Самойловой. В нем много теплых слов и пожелание: “В мае исполнится шестьдесят лет нашей самой большой Победы. Не пора ли главному редактору на страницах очень любимого мной “ФиС” вспомнить о войне”. И я стал вспоминать о войне. Как 22 июня ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили... Впрочем, объявили значительно позже. А тогда я проснулся от глухих ударов, сотрясавших наш маленький дом, и увидел родителей, стоявших у серого прямоугольника окна. Мама взволнованно говорила: “Это, наверное, на комбикормовом что-то взрывается”. А папа молчал. Мне было в то время восемь лет. Мы жили в Киеве на улице Нагорная. N: 13. А внизу, в минутах пятнадцати ходьбы по крутому Нагорному переулку, располагалась Куреновка с комбикормовом и другими заводами и стадионом “Спартак”, на котором за неделю до этого я присутствовал на футбольном матче и переживал за своего семнадцатилетнего двоюродного брата и тезку Игоря, игравшего в команде хозяев …
Два фрагмента с современной карты
Киева - реально верхний немного северо-западнее
нижнего. Нагорный переулок почти доходит до ул.
Фрунзе, которая выводит к стадиону
"Спартак". И надо учесть, что Нагорная улица
гораздо выше уровня улицы Фрунзе и стадиона
"Спартак" (само название улицы:
"НА-ГОРЕ" !!). Кстати, 4 марта 2006 я проехал на
автобусе по Нагорной улице , видел небольшой
одноэтажный светло-кирпичный дом N: 13 старой
(видимо, довоенной постройки). Итак, по ряду данных, Киев утром 22 июня 1941 г. бомбили. Об этом есть упоминание и в мемуарах Рокоссовского. Вот только насчет времени - 4-00 возникают некоторые сомнения. От западной границы с Польшей до Киева 450 км. И немецкие самолеты не могли его преодолеть мгновенно. Какое им требовалось время, можно рассчитать из технических данных немецких бомбардировщиков тех лет. Их можно найти на разных сайтах, но есть один, на котором показаны данные сразу по нескольким бомбардировщикам - http://school316.spb.ru/WW2/technics/Germany/G_planes.htm Одномоторный Юнкерс-87 ("Штука") Взлетный вес - 5720 кг Двухмоторный Юнкерс-88 Взлетный вес - 12122 кг Хейнкель-111 Взлетный вес - 14000 кг Если учесть, что немецкие аэродромы вряд ли располагались рядом с границей, то можно принять дальность полета до Киева в 500 км. Т.е. с возвратом получается 1000 км. Кроме того, следует учесть возможность противозенитных маневров и маневров при возможном отражении атаки советских истребителей. Поэтому более вероятным может оказаться полет на Киев "Юнкерсов-88" или "Хейнкелей-111". А если учесть, что в таблице скорости для них указаны максимальные, крейсерские же могут оказаться меньше, то на полет от границы до Киева они могли потратить до полутора часов времени. Если учесть официальные немецкие данные о том, что их авиация массово перелетала советскую границу около 3-00 по берлинскому времени (или 5-00 по московскому и киевскому), то получается, что до Киева они могли долететь не ранее 6-00 (по Киеву). И есть официальное мнение Института Истории АН УССР на стр. 303 3-го тома (1-ая книга) 3-х-томного издания "ИСТОРИЯ КИЕВА" (Киев, 1985):
Получается, что информация в текст песни по поводу бомбежки Киева в 4-00 могла попасть из сообщения Молотова ("Малиновка", том 2): 22 июня 1941 г. Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава тов. Сталин поручили мне сделать следующее заявление: Сегодня, в 4 часа утра, без
предъявления каких-либо претензий к Советскому
Союзу, без объявления войны, германские войска
напали на нашу страну, атаковали наши границы во
многих местах и подвергли бомбежке со своих
самолетов наши города - Житомир, Киев,
Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем
убито и ранено более двухсот человек. Налеты
вражеских самолетов и артиллерийский обстрел
были совершены также с румынской и финляндской
территории..... Но тогда какие самолеты могли видеть некоторые свидетели в Киеве в 4-00 (по Киеву?) и откуда активно использовалось мнение, что Киев бомбили именно в 4-00? Из песни? Кстати, насчет Житомира. -- В Житомире. Спрашиваю, слышала ли она звуки взрывов от какой-либо бомбежки утром 22 июня 1941? Отвечает: -- Нет, не слышала. И далее рассказала, что о войне они узнали от людей, которые приезжали в соседние пионерские лагеря забирать детей... март 2006 |
