| |
[ На главную ]
Симонов К.М.
Глазами
человека моего поколения:
Размышления о И.В. Сталине
Константин Михайлович Симонов
ГЛАЗАМИ ЧЕЛОВЕКА МОЕГО ПОКОЛЕНИЯ
РАЗМЫШЛЕНИЯ О И.В.СТАЛИН
Л.Лазарев. Последняя работа Константина Симонова .... 3
ГЛАЗАМИ ЧЕЛОВЕКА МОЕГО ПОКОЛЕНИЯ ... 19
СТАЛИН И ВОЙНА ... 255
Уроки истории и долг писателя ... 256
К биографии Г.К.Жукова ... 270
Беседы с маршалом Советского Союза И.С.Коневым ... 346
Беседы с маршалом Советского Союза И.С.Исаковым ... 372
Беседы с маршалом Советского Союза А.М.Василевским ... 390
Письмо генералу армии П.И.Батову ... 422
Письмо маршалу Советского Союза К.С.Москаленко ... 426
Письмо в редакцию современной советской литературы Гослитиздата ... 428
Сдано в набор 18.04.89. Подписано в печать 03.11.89
Тираж 100 000 экз.
Издательство "Книга", 125047, Москва, ул.
Горького, 50
Симонов К.М.
Глазами человека моего поколения: Размышления
о И.В.Сталине. /Предисл. Л.Лазарева. – М.: Книга, 1990
–
(Время и судьбы). 431 с.
ISBN 5-212-00176-5
Воспоминания известного советского
писателя Константина Симонова, наполненные
размышлениями о сложностях и противоречиях
эпохи, рассказывают о его детстве, юности,
становлении личности. встречах со Сталиным.
Второй раздел книги – "Сталин и война",
заметки к биографии маршала Г.К.Жукова, записи о
встречах с И.С.Коневым и другими крупными
военоначальниками.
/432/
Текст книги размещен в архивном файле - СКАЧАТЬ.
Эта книга интересна в целом. И в частности:
1. Интересно описание Симонова его
посещения кабинета Сталина в Кремле 13 мая 1947 г.
Оно подтверждается записями в
"Журнале посетителей" (стр. 485):
1. Молотов 18-00 – 21-15
2. Жданов 18-00 – 19-55
3. Фадеев 18-00 – 19-20
4. Горбатов 18-00 – 19-20
5. Симонов 18-00 – 19-20
6. Большаков 19-35 – 19-45
Можно оценить как проходили такие
"заседания" (имея в виду, например, посещений
Сталина военными руководителями перед 22.06.1941 г.)
2. Интересны беседы Симонова с
военоначальниками (Жуковым, Исаковым,
Василевским и другими).
Например, Жуков о боях на Халхин-Голе (стр. 274-275):
– На Баин-Цагане у нас создалось
такое положение, что пехота отстала. Полк
Ремизова отстал. Ему оставался еще один переход.
А японцы свою 107-ю дивизию уже высадили на этом, на
нашем берегу. Начали переправу в 6 вечера, а в 9
часов утра закончили. Перетащили 21 тысячу. Только
кое-что из вторых эшелонов еще осталось на том
берегу. Перетащили дивизию и организовали
двойную противотанковую оборону – пассивную и
активную. Во-первых, как только их пехотинцы
выходили на этот берег, так сейчас же зарывались
в свои круглые противотанковые ямы, вы их
помните. А во-вторых, перетащили с собой всю свою
противотанковую артиллерию, свыше ста орудий.
Создавалась угроза, что они сомнут наши части на
этом берегу и прину-
/274/
дят нас оставить плацдарм там, за
Халхин-Голом. А на него, на этот плацдарм, у нас
была вся надежда. Думая о будущем, нельзя было
этого допустить. Я принял решение
атаковать японцев танковой бригадой Яковлева.
Знал, что без поддержки пехоты она понесет
тяжелые потери, но мы сознательно шли на это.
Бригада была сильная, около 200 машин.
Она развернулась и пошла. Понесла очень большие
потери от огня японской артиллерии, но, повторяю,
мы к этому были готовы. Половину личного состава
бригада потеряла убитыми и ранеными и половину
машин, даже больше. Но мы шли на это. Еще большие
потери понесли бронебригады, которые
поддерживали атаку. Танки горели на моих глазах.
На одном из участков развернулось 36 танков, и
вскоре 24 из них уже горело. Но зато мы раздавили
японскую дивизию. Стерли.
– Когда все это начиналось, я был в
Тамцак-Булаке. Мне туда сообщили, что японцы
переправились. Я сразу позвонил на Хамар-Дабу и
отдал распоряжение: «Танковой бригаде Яковлева
идти в бой». Им еще оставалось пройти 60 или 70
километров, и они прошли их прямиком по степи и
вступили в бой,
А когда вначале создалось тяжелое
положение, когда японцы вышли на этот берег реки
у Баин-Цагана, Кулик потребовал снять с того
берега, с оставшегося у нас там плацдарма
артиллерию – пропадет, мол, артиллерия! Я ему
отвечаю: если так, давайте снимать с плацдарма
все, давайте и пехоту снимать. Я пехоту не
оставлю там без артиллерии. Артиллерия – костяк
обороны, что же – пехота будет пропадать
там одна? Тогда давайте снимать все.
В общем, не подчинился, отказался
выполнять это приказание и донес в Москву свою
точку зрения, что считаю нецелесообразным
отводить с плацдарма артиллерию. И эта точка
зрения одержала верх.
Интересны воспоминания Жукова про 1941-й год.
Сравнивая с "Журналом посетителей" и
мемуарами других военонначальников (да и с
мемуарми самого Жукова - "ВиР") можно
подозревать, что маршал кое-что излагает
неправильно (мягко говоря).
3. Интересно признание маршала Василевского
(стр. 396-397):
Когда имевшие отношение к военному
делу люди задают вопросы, имелись ли у нас перед
войной оперативные планы войны, то это звучит по
меньшей мере нелепо. Разумеется, оперативные
планы имелись, и весьма подробно разработанные,
точно так же, как и мобилизационные планы.
Мобилизационные планы были доведены до каждой
части буквально, включая самые второстепенные
тыловые части вроде каких-нибудь тыловых складов
и хозяйственных команд. Планы были доведены,
проверены Мало того, была произведена
специальная мобилизационная проверка.
Что касается оперативных планов, то я
как человек,
/396/
по долгу своей службы сидевший в
Генеральном штабе на разработке оперативных
планов по Северному флоту, Балтийскому флоту,
Ленинградскому округу, Северо-Западному округу и
Западному особому округу, хорошо знаю, насколько
подробно были разработаны все эти планы. Я сидел
на этих планах и на внесении в них всех
необходимых коррективов с сорокового года. Так
как эти планы были связаны с действием двух
флотов, то я также не вылезал в то время из
кабинетов Кузнецова и его начальника штаба
Галлера.
Беда не в отсутствии у нас
оперативных планов, а в невозможности их
выполнить в той обстановке, которая сложилась. А
сложилась она так потому, что Сталин, как я уже
сказал, любыми средствами, всеми правдами и
неправдами старался оттянуть войну. И хотя
мы располагали обширными сведениями о
сосредоточении крупных контингентов германских
войск в непосредственной близости от наших
границ уже начиная с февраля сорок первого года,
он отвечал категорическим отказом на все
предложения о приведении наших войск где-то, в
каких-то пограничных районах в боевую
готовность. На все у него был один и тот же
ответ: «Не занимайтесь провокациями» или «Не
поддавайтесь на провокацию». Он считал, что немцы
могут воспользоваться любыми сведениями о
приведении наших войск в боевую готовность для
того, чтобы начать войну. А в то, что они могут
начать войну без всяких поводов с нашей стороны,
при наличии пакта, до самого конца не верил.
Больше того, он гневно одергивал людей, вносящих
предложения об обеспечении боевой готовности в
приграничных районах, видимо, считая, что и наши
военные способны своими действиями
спровоцировать войну с немцами.
Тимошенко бесконечное количество раз
докладывал Сталину сведения о сосредоточении
немецких войск и о необходимости принять меры к
усилению боевой готовности, но неизменно получал
в ответ категорическое запрещение. Больше того,
пользуясь своим правом наркома, он старался
сделать все, что мог, в обход этих запрещений, в
том числе проводил местные учебные мобилизации и
некоторые другие меры.
3. Мнение адмирала Исакова (стр. 383-385):
За две недели до войны я
докладывал Сталину по разным текущим вопросам.
Это были действительно текущие вопросы и
некоторые из них даже не были срочные. Я помню это
свидание и абсолютно уверен, что Сталин был
тогда совершенно убежден в том, что войны не
будет, что немцы на нас не нападут. Он был
абсолютно в этом убежден. Когда
несколькими днями позднее я докладывал своему
прямому начальнику о тех сведениях, которые
свидетельствовали о совершенно очевидных
симптомах подготовки немцев к войне и близком ее
начале, и просил его доложить об этом Сталину, то
мой прямой начальник сказал:
– Да говорили ему уже, говорили... Все это он
знает. Все знает, думаешь, не знает? Знает. Все
знает!
Я несу тоже свою долю
ответственности за то, что не перешагнул через
это и не предпринял попытки лично доложить
Сталину то, что я докладывал своему прямому
начальнику. Но, чувствуя на себе бремя этой вины и
не снимая ее с себя, должен сказать, что слова эти,
что Сталин «все знает», были для меня в сочетании
с тем авторитетом, которым пользовался тогда в
моих глазах Сталин, убедительными.
Я много раз на протяжении ряда лет
своей службы убеждался, что Сталин действительно
имел великолепную информацию по разным каналам:
по линии партийных и
/383/
советских органов, по линии НКВД и по
линии разведки. Бывало часто так, что мы еще
только собирались о чем-то информировать, а он
уже знал о случившемся. Например, в случаях
крупных авиационных аварий, морских аварий,
различных происшествий на крупных объектах в
армии. Соответствующее начальство, понимая, что
как ни неприятно, но надо об очередной аварии или
происшествии доносить, составляло донесения в
предварительной форме. Скажем: «Произошла
воздушная катастрофа в таком-то районе, причины
выясняются и будут доложены». Или: «Произошло
столкновение кораблей, создана комиссия. Размеры
аварии и количество жертв выясняются».
Писали так, оттягивая время, хотя уже
знали, что один из кораблей пошел на дно, другой
находится в доке. Погибло при этом 62 человека. Те,
кто за это отвечал, склонны были доносить таким
образом, чтобы оттягивать дальнейшее созданием
различных комиссий и т. п. Но те, кто не отвечал за
это, наоборот, спешили донести Сталину и даже
соревновались, кто скорее донесет о случившемся.
И он почти всегда имел информацию с какой-то
другой стороны, а не с той, которая обязана была
донести о случившемся и лежавшей на ней
ответственности.
Помню один звонок Сталина, когда мы с
моим непосредственным начальником обсуждали,
как донести о случившейся аварии, в которой
погибло несколько десятков человек, когда Сталин
позвонил и спросил:
– Что у вас там произошло?
Мой непосредственный начальник стал
говорить, что выясняется, уточняется...
В ответ на это Сталин сказал:
– Вы выясняете – это хорошо. Только не
забудьте уточнить: 62 человека погибло или 63?
Таким образом, у меня было чувство,
что он действительно знает все, что ему будут
докладывать, что я не скажу новости. Я не
оправдываюсь этим, так и было, ему, конечно,
докладывали, и по многим каналам. Но он имел
предвзятое мнение, которое вообще в военном деле
самое страшное из всех возможных вещей, – когда у
командующего, у человека, стоящего во главе,
твердое предвзятое мнение относительно того, как
будет действовать противник и как развернутся
события. Это одна из самых частых причин самых
больших катастроф.
Насколько я помню, Сталин был
очень потрясен случившимся – таким началом
войны. Он категорически
/384/
не допускал этой возможности.
Размеры потрясения были связаны и с масштабом
ответственности, а также и с тем, что Сталину,
привыкшему к полному повиновению, к абсолютной
власти, к отсутствию сопротивления своей воле,
вдруг пришлось в первые же дни войны столкнуться
с силой, которая в тот момент оказалась сильнее
его. Ему была противопоставлена сила, с которой
он в тот момент не мог совладать. Это было
потрясение огромное, насколько я знаю, он
несколько дней находился в состоянии, близком к
прострации.
4. Интереснен намек про потерю Киева в 1941 г. в
письме маршалу Советского Союза К. С. Москаленко
(стр. 426-427):
Документы, связанные с Шапошниковым,
конечно, говорят об очень большой мере его
ответственности за все случившееся под Киевом.
Но для меня лично остается открытым вопрос –
состоит ли его ответственность в том, что он сам
был от начала и до конца яростным противником
отвода войск из киевского мешка, или его
ответственность состоит в том, что он целиком
подчинил свою
/426/
волю и свои взгляды на эту проблему
воле и взглядам Верховного Главнокомандующего и
как начальник Генерального Штаба не сумел
убедить Верховного Главнокомандующего в
неправильности принимаемых решений.
У Вас получается, что вроде бы Сталин
в этом вопросе поддался Шапошникову. Не
располагаю возможностью доказать обратное, в то
же время психологически чувствую, что тут что-то
не так. Сталин поддался Шапошникову – мало
вероятно. Шапошников поддался Сталину –
это более психологически вероятно.
5. И разные другие места (про роль репрессий 1937-1938
гг. на сосотяние РККА летом 1941 г. и т.д.).
6. Еще была книга Симонова К.М. "Сто суток войны"
Например - ЗДЕСЬ.
Это тексты его дневников периода начала войны (первых 100 дней) и послевоенные комментарии к ним.
(24/03/2019)
[ На главную ]
|