Теперь предлагаю усложнить ситуацию. Добавим болота, вековой лес, отсутствие дорог. Мелочь? Для хорошей армии это не помеха? Кстати, тоже могу вспомнить пару случаев из службы. Как-то летом был дежурным по полевому парку. Утром часов в 9-00 один танковый офицер попросил открыть задние ворота, чтобы выгнать несколько танков для тренировки. Открыли. Часа через полтора я решил посмотреть, как там дела. Вышел за ворота и увидел картину: на грунтовой дороге стоял танк (скорее всего, Т-72) в грязи по верх гусеницы. Из люка механика-водителя торчала голова этого офицера в фуражке. Было видно его сосредоточенное лицо и какие-то движения плечами (видно, руками он дергал какие-то рычаги и нажимал кнопки). Танковый моторчик ревел, меняя тональность, а танк ни с места. На обочине стояли два сержанта-танкиста в черных комбинезонах и что-то тихо комментировали.

Другой пример. Тоже, правда, летом, но уже на небольших учениях. Тренировались в Подмосковье, где, как известно, попадаются глины, торфяники и болота. Учения шли двое суток и все это время накрапывал дождь, местами усиливаясь. Я не выдержал мокроты и поверх хромовых сапог надел резиновые “чулки” от ОЗК. Хоть и стал выглядеть не совсем “браво”, но полегчало. Возвращались мы по главной дороге и я увидел картину: справа внизу метрах в 100 от нас в земле по верх гусеницы стоял танк, рядом с ним тягач на базе Т- 54. Вдруг от них отделяется фигура солдата и бежит нам наперерез. Ему надо было бежать вверх к дороге по пересеченной местности. Но боялся не успеть, не останавливался, упорно бежал, падая и вставая. Кричать ему было бессмысленно. Мы бы не услышали. Но он бежал, махал руками, падал, вставал, опять бежал. Короче, я его увидел, остановил машину и стал ждать. Когда солдат добежал до нас, я его спросил: “Что случилось?”. Отдышавшись, он ответил: “Товарищ лейтенант, у вас хлеба не найдется...”

“Ё–п–р–с–т, блин...”, – подумал я в адрес его отцов-командиров, не считая старшины. Это, кстати, еще один момент в армейской жизни. Любой человек, будь то военный или гражданский, хотел бы покушать, и лучше всего не один раз в день. А на передовой, как правило, магазинов и столовых нет. Основа кормежки – полевые кухни. Ну, летом задержка с обедом еще куда не шло. А зимой, если пропустил окончание работы печки, то... Как-то зимой спросил повара: “А хлеб есть?” Он бодро ответил: “Вообще-то есть, но он замерз. Давать?”...

К чему это я... Ах, да. Насчет армейской жизни. Кто-то может сказать, что на то и армия, чтобы преодолевать разные трудности. Мне один солдат говорил, что когда их призывали, в военкомате полковник сказал: “Вот теперь вы узнаете, что такое голод и холод”. Ему эти слова показались странными. Он подумал, какой голод и какой холод, если на дворе конец 20 века? А мне признался, что теперь это вполне понимает, таки да, познал и холод, и голод.

(К.А.Мерецков:) ФИНСКАЯ КАМПАНИЯ

Барон Маннергейм и прочие – Мировая война надвигается. – К контрудару будь готов! — Всеобщая воинская обязанность. — Провокация под Майнилой. — По минным полям. — Как пройти через доты? — Дорога на Выборг. — Взгляд сзади.

Как известно, война с Финляндией проходила в декабре 1939 — марте 1940 годов. Однако возможность использования буржуазной Финляндии международным империализмом в его антисоветских планах наше руководство предвидело заранее. Поэтому целесообразно будет начать рассказ о данных событиях с несколько более раннего времени. Дело в том, что все наши более важные политические события в Европе второй половины 1939 года так или иначе отразились на позиции правящих кругов Финляндии: выявившийся в июле — августе провал англо-франко-советских военных переговоров и вместе с ними провал попытки англо—французской группировки столкнуть нас один на один с Германией; заключение германо-советского пакта о ненападении и провал попыток той же группировки направить фашистскую агрессию в первую очередь против СССР; нападение Германии на Польшу и возобновившиеся надежды международной реакции на германо-советский конфликт, для чего Англия и Франция принесли Польшу в жертву фашизму, ведя на западе “странную войну”; соглашение СССР и Германии о демаркационной линии в Польше (после воссоединения украинских и белорусских земель в границах Советского Союза); крах в связи с этим англо-французских надежд на столкновение советских и немецких войск в Польше и новые их надежды, возлагавшиеся уже на Финляндию...

Советское правительство неоднократно предлагало правительству Финляндии разрешить вопрос взаимовыгодно: отодвинуты границу на несколько десятков километров западнее Ленинграда. Взамен мы отдавали значительно большую территорию северо-западнее Онежского озера. Но напрасно. Москва слышала отказ, а наши пограничники получали ответ в виде выстрелов с той стороны. На что же надеялись лидеры буржуазной Финляндии? Конечно, не на свои сравнительно малочисленные силы. Они ориентировались на обещания империалистических держав помочь им войсками и техникой; полагали, что будет сколочен антисоветский блок; были ослеплены националистическими мечтами о “великой Финляндии” — от Ботнического залива до Белого моря и Ильменского озера; наконец, верили, в случае неудачи наступления на Ленинград и перехода финских войск к обороне, в прочность линии Маннергейма.

Барон Маннергейм, генерал-лейтенант царской свиты, палач революции 1918 года в Финляндии, финский маршал, заклятый враг Страны Советов еще со времен Октябрьской революции, руководил вооруженными силами Финляндии. На зарубежные деньги, с использованием зарубежной техники и финских рабочих рук, под его контролем иностранными инженерами на финляндской части Карельского перешейка создавалась мощная долговременная оборонительная система. Судя по печатным материалам, она напоминала немецкую линию Зигфрида или французскую линию Мажино.

Первые укрепления были возведены еще между 1920 и 1929 годами. В 1938 году строительство возобновили, и уже следующим летом были готовы новые фортификационные укрепления. Особенно рекламировались так называемые “миллионные” (имелась в виду стоимость) долговременные огневые сооружения и узлы сопротивления. Правда, детальной характеристики всей линии Маннергейма нигде не приводилось. Некоторые сотрудники нашей разведки, как это явствовало из присланных в ЛВО материалов, считали даже эту линию не чем иным, как пропагандой. Как выяснилось впоследствии на практике, это был грубый просчет.

На советской границе было сосредоточено пять финских оперативных войсковых объединений. К концу 1939 года их слили в Лапландскую гpyпny генерала Валениуса (Мурманское направление), Северную группу генерала Туомпо и шведскую добровольческую бригаду генерала Линдера (Кандалакшское направление), 4-й армейский корпус генерала Хеглунда (Беломорское направление), группу генерала Талвела (Петрозаводское направление), 5-ю армию генерала Эстермана и Аландскую группу (Ленинградское направление).

Войска первых четырех объединений с самого начала имели задачей наступление. А пятое должно было, опираясь на линию Маннергейма, измотать Красную Армию в боях на Карельском перешейке и потом нанести удар по Ленинграду. Всего противник располагал пятнадцатью дивизиями, из них восемью — на Карельском перешейке. Им противостояли первоначально гораздо более слабые по численности соединения РККА, упоминавшиеся мною выше. Кое-какие подкрепления были подброшены на всякий случай ранней осенью 1939 года и только под Мурманск, где старшим был комдив В. А. Фролов.

В конце июня 1939 года меня вызвал И. В. Сталин. У него в кабинете я застал видного работника Коминтерна, известного деятеля ВКП(б) и мирового коммунистического движения О. В. Куусинена. Я с ним впервые тогда познакомился. В ходе дальнейшей беседы меня детально ввели в курс общей политической обстановки и рассказали об опасениях, которые, возникали у нашего руководства в связи с антисоветской линией финляндского правительства Сталин сказал, что в дальнейшем при необходимости я могу обращаться к Куусинену за консультацией по вопросам, связанным с Финляндией. Позднее, в период финской кампании, когда Отто Вильгельмович находился в Петрозаводске, я не раз советовался с ним по ряду проблем, вытекавших из хода военных действий.

После ухода Куусинена Сталин еще раз вернулся к вопросу о Ленинграде. Положение на финляндской границе тревожное. Ленинград находится под угрозой обстрела. Переговоры о заключении военного союза с Англией и Францией пока не приносит успеха. Германия готова ринуться на своих соседей в любую сторону, в том числе на Польшу и СССР. Финляндия легко может стать плацдармом антисоветских действий для каждой из двух главных буржуазно-империалистических группировок — немецкой и англо-франко-американской. Не исключено, что они вообще начнут сговариваться о совместном выступлении против СССР. А Финляндия может оказаться здесь разменной монетой в чужой игре, превратившись в науськиваемого на нас застрельщика большой войны.

Разведка сообщает, что ускоренное строительство укреплений и дорог на финляндской стороне границы продолжается. Имеются различные варианты наших ответных действий в случае удара Финляндии по Мурманску и Ленинграду. В этой связи на меня возлагается обязанность подготовить докладную записку. В ней следует изложить план прикрытия границы от агрессии и контрудара по вооруженным силам Финляндии в случае военной провокации-с их стороны.

И. В. Сталин подчеркнул, что еще этим летом можно ждать серьезных акций со стороны Германии. Какими бы они ни были, это неизбежно затронет либо прямо, либо косвенно и нас и Финляндию. Поэтому следует торопиться. Через две-три недели я должен был доложить свой план в Москве. Независимо от этого, попутно на всякий случай форсировать подготовку войск в условиях, приближенных к боевым. Ускорить и развернувшееся в ЛВО военное строительство. Все приготовления держать в тайне, чтобы не сеять паники среди населения. Жданова держать в курсе дела. Мероприятия маскировать, осуществлять по частям и проводить как обычные учения, никак не подчеркивая, что мы вот-вот можем быть втянуты в большую войну.

Во второй половине июля я был снова вызван в Москву. Мой доклад слушали И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов. Предложенный план прикрытия границы и контрудара по Финляндии в случае ее нападения на СССР одобрили, посоветовав контрудар осуществить в максимально сжатые сроки. Когда я стал говорить, что нескольких недель на операцию такого масштаба не хватит, мне заметили, что я исхожу из возможностей ЛВО, а надо учитывать силы Советского Союза в целом. Я попытался сделать еще одно возражение, связав его с возможностью участия в антисоветской провокации вместе с Финляндией и других стран. Мне ответили, что об этом думаю не я один, и предупредили, что в начале осени я опять буду докладывать о том, как осуществляется план оборонных мероприятий, после чего разрешили отбыть в округ.

Имелись как будто бы и другие варианты контрудара. Каждый из них Сталин не выносил на общее обсуждение в Главном военном совете, а рассматривал отдельно, с определенной группой лиц, почти всякий раз иных. Я могу судить достаточно ясно только об одной из этих разработок, позднее упоминавшейся в нашей литературе под названием “план Шапошникова”. Борис Михайлович считал контрудар по Финляндии далеко не простым делом и полагал, что он потребует не менее нескольких месяцев напряженной и трудной войны даже в случае, если крупные империалистические державы не ввяжутся прямо в столкновение. Эта точка зрения еще раз свидетельствует о трезвом уме и военной дальновидности Б. М. Шапошникова.

По всем вопросам, связанным с планом контрудара, я звонил непосредственно Сталину. Ему же лично докладывал обо всем, касавшемся финляндских дел, как летом — осенью 1939 года, так и на первом этапе финской кампании. В двух-трех случаях при этом присутствовал в его кабинете нарком обороны К. Е. Ворошилов, а в последний раз — начальник Главного политического управления РККА Л. З. Мехлис и народный комиссар финансов А. Г. Зверев. В кабинете Сталина я часто встречал Н. Н. Воронова. Этот видный специалист, возглавлявший в годы Великой Отечественной войны артиллерию Красной Армии, уже тогда начал заметно выдвигаться. Мне это нравилось. В Испании я убедился в отличных боевых качествах и широких познаниях Николая Николаевича, охотно прибегал к его консультациям. Во время финской кампании, где артиллерия сыграла особенно существенную роль, его советы в целом, как и распоряжения по артиллерийской линии, в частности, всегда были кстати и серьезно помогли общему делу...

Хочу остановиться также на схемах, которые бытуют в некоторых военно-исторических сочинениях. Из них следует, что против Финляндии в период кампании действовали шесть советских армий. Отсюда можно сделать вывод о решающем превосходстве наших сил с самого начала. Но это не так. Наступать на мощную оборонительную полосу было трудно. Поэтому мы стремились создать превосходство наступающих сил в решающем месте, каким была линия Маннергейма, за счет других участков. К концу операции, в марте 1940 года, оно составило 23:10 по пехоте, 28:10 по артиллерии и абсолютное по танкам. Но в декабре 1939 года такого превосходства еще не имелось. Естественно, пополнения и подкрепления шли сюда беспрерывно, хотя и не все они были использованы должным образом. Например, дивизия под командованием Кирпоноса, прибывшая с берегов Волги, с успехом сыграла свою роль. Хуже получилось с другой дивизией, переброшенной на фронт из украинских степей без предварительного обучения бойцов в условиях лесисто-болотисто-холмистой местности и глубоких снегов. Эта дивизия сражалась не на том участке, которым я в тот момент руководил, но мне рассказали о ее судьбе. Она оказалась в совершенно непривычной для нее обстановке [в шинелях и кирзовых сапогах в 40-градусный мороз, в частности] и понесла тяжелые потери, а комдив погиб.

Возвращаясь к вопросу о шести советских армиях, замечу, что армией в полном смысле этого слова была в начале только 7-я, возглавляемая командармом 2-го ранга, автором этих строк. Она занимала крайний левый фланг фронта. Правее нее находилась группа комкора В. Д. Грендаля из трех дивизий. В конце декабря ее развернули в 13-ю армию. На других направлениях действовали небольшие общевойсковые группы. Позднее им присвоили, после соответствующего переформирования, названия 8, 9 и 14-й армий. Наконец, в феврале 1940 года севернее Ладожского озера развернули 15-ю армию. Все эти войска собирались превращать в полноценные армии весной на случай, если военные действия затянутся. В разгар ожесточенных сражений на линии Маннергейма такая нежелательная возможность уже не исключалась, хотя ранее речь шла всего о неделях боев. Однако до разгара весны все же дело не дошло. Красная Армия сумела выполнить партийно-правительственное задание и дать отпор агрессору достаточно быстро: намного быстрее, чем рассчитывали наши враги за рубежом (если они вообще допускали это в мыслях!), но медленнее, чем предполагали мы в начале финской кампании.

Огромное значение в подготовке резервов для фронта имел принятый в сентябре 1939 года Закон о всеобщей воинской обязанности. Он означал, что в условиях уже начавшейся второй мировой войны СССР очень своевременно взял курс на окончательный отказ от смешанной системы (сочетание регулярных частей с милиционно-территориальными) и ориентировался теперь только на кадровую армию. В полной мере мы оценили важность этого шага двумя годами позже, когда фашистская Германия напала на Советский Союз.

Как же разворачивались конкретно события? К концу лета 1939 года финны отмобилизовались, заняли укрепленные районы, резко усилили в приграничной зоне разведку. На Западе с сентября шла “странная война” между англо-французами и немцами. А тем временем и те, и другие консультировали вооруженные силы Финляндии, слали сюда технику, обещали экспедиционные корпуса. У нас предполагалось, что, если финны атакуют Красную Армию, отпор будет дан силами войск Ленинградского военного округа, а 7-ю армию для контрудара поведет через Карельский перешеек В. Ф. Яковлев. Но в последний момент И. В. Сталин предложил назначить на этот пост меня.

26 ноября я получил экстренное донесение, в котором сообщалось, что возле селения Майнила финны открыли артиллерийский огонь по советским пограничникам. Было убито четыре человека, ранено девять. Приказав взять под контроль границу на всем ее протяжении силами военного округа, я немедленно переправил донесение в Москву. Оттуда пришло указание готовиться к контрудару. На подготовку отводилась неделя, но на практике пришлось сократить срок до четырех дней, так как финские отряды в ряде мест начали переходить границу, вклиниваясь на нашу территорию и засылая в советский тыл группы диверсантов. Последовало правительственное заявление со стороны СССР, и в 8 часов утра 30 ноября регулярные части Красной Армии приступили к отпору антисоветским действиям. Советско-финляндская война стала фактом.

Войскам был дан приказ отбросить противника от Ленинграда, обеспечить безопасность границы в Карелии и Мурманской области и заставить марионетку империалистических держав отказаться в дальнейшем от военных провокаций против СССР. Основной задачей при этом являлась ликвидация военного плацдарма на Карельском перешейке.

Перед началом действий я еще раз запросил разведку в Москве, но опять получил сведения, которые позднее не подтвердились, так как занизили реальную мощь линии Маннергейма. К сожалению, это создало многие трудности. Красной Армии пришлось буквально упереться в нее, чтобы понять, что она собой представляет. Пока что наш замысел состоял в проведении армейской операции, в которой участвовали девять дивизий и три танковые бригады. Начался первый этап кампании, длившийся по 9 февраля 1940 года. В свою очередь он делился на ряд подэтапов. Прежде всего нужно было преодолеть полосу обеспечения, имевшую развитую систему многополосных заграждений. Вся она была перегорожена колючей проволокой, перекопана рвами и эскарпами, прикрыта надолбами и оборонялась войсками, занимавшими долговременные огневые точки (доты) и главным образом дерево-земляные (дзоты), а также другие оборонительные сооружения. Но наиболее сложной задачей для нас оказалось в начале преодоление минных заграждении.

Мины применялись разные: противопехотные, противотанковые и фугасы большой взрывной силы, обычные и ловушки. Отступая, финны эвакуировали все мирное население, перебили или угнали домашний скот и опустошили оставляемые места. То тут, то там валились в селениях и на дорогах брошенные как бы впопыхах велосипеды, чемоданы, патефоны, часы, бумажники, портсигары, радиоприемники. Стоило слегка сдвинуть предмет с места, как раздавался взрыв. Но и там, где, казалось, ничего не было, идти было опасно. Лестницы и пороги домов, колодцы, пни, корни деревьев, лесные просеки и опушки, обочины дорог буквально были усеяны минами. Армия несла потери. Бойцы боялись идти вперед. Необходимо было срочно найти метод борьбы с минами, иначе могла сорваться операция. Между тем никакими эффективными средствами против них мы не располагали и к преодолению подобных заграждений оказались неподготовленными.

Тогда Жданов и я пригласили ряд ленинградских инженеров, в том числе возглавляемую профессором Н. М. Изюмовым группу преподавателей из Военной академии связи, и рассказали им о сложившемся положении. Нужны миноискатели. Товарищи подумали, заметили, что сделать их можно, и поинтересовались сроком. Жданов ответил: “Сутки!”

— То есть, как вас понимать? Это же немыслимо! — удивились инженеры.

— Немыслимо, по нужно. Войска испытывают большие трудности. Сейчас от вашего изобретения зависит успех военных действий.

Взволнованные, хотя и несколько озадаченные, инженеры и преподаватели разошлись по лабораториям. Уже на следующий день первый образец миноискателя был готов. Его испытали, одобрили и пустили в поточное производство. Перед наступающими частями ставили густой цепочкой саперов с миноискателями. Они обшаривали каждый метр местности и, как только раздавалось гудение в наушниках, сигналили, после чего мину взрывали. Эта процедура сильно замедлила продвижение. Зато имелась гарантия безопасности, и войска смело пошли вперед, преодолевая сугробы и снежные заносы при 45-градусном морозе, ледяном, обжигающем ветре и непрерывно борясь с “кукушками” — засевшими в нашем тылу на высоких деревьях финскими снайперами.

К 12 декабря была преодолена полоса обеспечения, прикрывавшая главную полосу линии Маннергейма. После короткой разведки боем войска попытались прорвать ее с ходу, но не сумели сделать это. Во время артиллерийской подготовки финские солдаты перебрались из траншей поближе к проволочным заграждениям. Когда же артиллерия ударила по проволоке, чтобы проделать проходы для красноармейцев, противник опять отошел в траншеи. Танковый командир Д. Г. Павлов не разобрался в обстановке. Ему представилось, что это наши ворвались в траншеи противника, а по ним ведет огонь своя артиллерия. Он позвонил по телефону К. Е. Ворошилову. Нарком обороны, услышав о происшедшем, приказал прекратить артподготовку. Пока выясняли, что случилось, время ушло, и ворваться в расположение врага прямо на плечах его солдат не удалось. Момент был упущен.

Между прочим тщательное обследование, проведенное после этого, показало, что артподготовка велась главным образом по полевой обороне между дотами, с целью поразить живую силу. Многие доты так и не были вскрыты, а огонь прямой наводкой по ним не вели. Другой же вид огня к разрушению дотов не приводил. Поэтому-то ни один дот в тот раз и не был разрушен. Значит, войска все равно не прошли бы вперед либо понесли бы чрезвычайно тяжелые потери. Пока готовились к новому прорыву, изучили уже преодоленную нами полосу обеспечения. Она тянулась в глубину на расстояние от 20 до 60 километров (на разных участках), представляя собой укрепления полевого типа, сосредоточенные вдоль дорог. Дотов в ней было мало, но дзотов имелось более 800. Военные инженеры насчитывали десятки километров противотанковых рвов, надолб на участках — почти сотню километров, свыше сотни километров завалов, более двух сотен километров проволочных заграждений и почти четыре сотни километров минных полей. Какова же в таком случае главная оборонительная полоса?

После пятидневной артподготовки, двинулись на новый штурм: Атаковали главную полосу, однако безуспешно. Отсутствие опыта и средств по прорыву такого рода укреплений опять дало себя знать. Ни с чем подобным мы раньше не сталкивались. Обнаружилось, что оборона противника не была подавлена. Доты молчали, а когда наши танки устремлялись вперед, они открывали огонь и подбивали их из орудий с бортов и сзади, пулеметами же отсекали пехоту, и атака срывалась. Танки того времени, не имея мощного орудия, не могли сами подавить доты и в лучшем случае закрывали их амбразуры своим корпусом. Выяснилось также, что нельзя начинать атаку издали: требовалось, несмотря на глубокий снег, приблизить к дотам исходное положение для атаки. Из-за малого количества проходов в инженерных заграждениях танки скучивались, становясь хорошей мишенью. Слабая оснащенность полевыми радиостанциями не позволяла командирам поддерживать оперативную связь. Поэтому различные рода войск плохо взаимодействовали. Не хватало специальных штурмовых групп для борьбы с дотами и дзотами. Авиация бомбила только глубину обороны противника, мало помогая войскам, преодолевавшим заграждения.

И все же больше всего досаждали доты. Бьем мы по ним, бьем, а разрушить не можем, так как снаряды не пробивают их. Сталин сердился: почему не продвигаемся? Неэффективные военные действия, подчеркивал он, могут сказаться на нашей политике. На нас смотрит весь мир. Авторитет Красной Армии - это гарантия безопасности СССР. Если застрянем надолго перед таким слабым противником, то тем самым стимулируем антисоветские усилия империалистических кругов.

После доклада Сталину в Москве я получил распоряжение непосредственно руководить разведкой боем и доискаться, в чем состоят секреты финских дотов. Эту разведку я приказал провести на трех направлениях. Установили, где и сколько имеется дотов. Но что они собой представляют? Вызвал военинженера с группой саперов и поставил задачу проникнуть во вражеский тыл, подорвать дот, изучить его покрытие, а кусок бетона принести для исследования. Потом этот кусок мы послали в Москву. Научно-исследовательский институт проделал анализы и сообщил: цемент — марки “600”.

Вот почему легкая артиллерия не пробивала бетона. К тому же оказалось, что у многих дотов боевые казематы прикрывались со стороны амбразур броневыми плитами в несколько слоев, а толщина железобетонных стен и покрытий равнялась 1,5 – 2 метрам, причем они еще дополнительно покрывались 2-3-метровым слоем уплотненного грунта.

Я посоветовался с Вороновым. Решили стрелять прицельно орудиями большой мощности. Доставили поближе к переднему краю артиллерию резерва главного командования, калибром в 203—280 миллиметров, и стали бить по дотам и их амбразурам прямой наводкой. Дело сразу пошло. Затем пришлось заняться организацией взаимодействия различных родов войск.

Между прочим, только тогда я, как командарм, впервые получил личную радиостанцию. Разработали (впервые у нас) состав и порядок действий штурмовых групп для захвата и подрыва долговременных огневых точек. В последующем этот опыт широко был использован при прорывах укрепленных районов в годы Великой Отечественной войны. Усилили разведку авиацией, дали задание сфотографировать линию Маннергейма. На это ушел весь январь. К началу февраля мы наконец-то располагали картами со схемой вражеской обороны. Теперь можно было составить реальный план ее прорыва. Этот план я докладывал И. В. Сталину, вызвавшему нас со Ждановым. Присутствовали Молотов, Ворошилов, Тимошенко, Воронов и Грендаль. Предложенный план был утвержден.

Вечером ужинали у Сталина. Он и Молотов расспрашивали об итогах разведки, уточняли детали плана, освещали политический аспект операции. Сталин интересовался, в частности, тем, как финны контратаковали. Таких случаев было немного. Один из них произошел на моих глазах. Я обходил в тот момент вместе с комкором Ф. Д. Гореленко его корпус. Удару подверглись войска Гореленко и соседнего корпуса — Ф. Н. Старикова. У Старикова как раз на переднем крае стояла артиллерия, предназначенная для борьбы с дотами. Она сразу открыла огонь прямой наводкой и накрыла контратакующего противника, который понес большие потери.

У Гореленко враг напоролся на танковый корпус. Танкисты развернулись и сняли контратакующие части. Потери у финнов были очень большими. Позднее пленные офицеры показали, что их командование отдало приказ впредь избегать контратак, а опираться на оборонительную линию и изматывать Красную Армию. По окончании ужина Сталин предупредил, что будут некоторые перемены. На Крайнем Севере не все в порядке. Нужно создать централизованное руководство операциями непосредственно в зоне боевых действий, подбросить новые силы и уточнить ход наступления, причем главную роль сыграет план, предложенный для 7-й армии. Во что бы то ни стало овладеть линией Маннергейма до весеннего разлива вод — такова основная задача!

Реорганизация произошла в конце первого этапа войны. ЛВО был превращен в Северо-Западный фронт (командующий — командарм 1-го ранга С. К. Тимошенко, член Военного совета — А. А. Жданов).

Вместо армейской наступательной операции теперь проводилась фронтовая, в основном усилиями 7-й и 13-й армий. Главный удар они наносили смежными флангами в направлении Сумма, Виипури (Выборг). Фронт прорыва равнялся 40 километрам от озера Вуокси-ярви до Кархулы (Дятлово). 13-я армия устремлялась правым флангом на Кексгольм (Приозерск), левым – на Антреа (Каменогорск) через Кюрйоля (Красносельское) и Ристсеппяля (Житково).

7-я армия (под моим командованием) наступала правым флангом на Выборг (труднейшее направление, наиболее защищенное в системе обороны противника) через Кямяря (Гаврилово), левым — на Макслахти (Прибылово). В 7-ю армию входили 34, 10, 50 и-19-й стрелковые корпуса трехдивизионного состава. Кроме того, армия располагала стрелково-пулеметной бригадой, одиннадцатью артиллерийскими полками, пятью танковыми бригадами и двумя отдельными танковыми батальонами. Девять дивизий наносили главный удар на правом фланге, западнее озера Муолан-ярви (Глубокое), три вспомогательный удар на левом фланге, восточнее Кархулы.

На один километр линии фронта мы сосредоточили в среднем 50 орудий. Сейчас при описании плотности огня учитывают и минометы. Тогда минометы только стали поступать на вооружение, как и автоматы, причем для внедрения их приходилось преодолевать косность некоторых лиц.

Поставили задачу перед авиацией. По соглашению с командующим авиацией фронта комкором В. С. Птухиным получили в распоряжение командующего авиацией 7-й армии комкора С. П. Денисова одну треть всех истребителей фронта, четверть бомбардировщиков и три четверти ночных бомбардировщиков для обработки главной позиции.

Хорошо показал себя при прорыве укрепленного района на направлении Сумма опытный тяжелый танк “КВ” с мощным орудием .Этот танк, созданный на Кировском заводе, испытывали в бою его рабочие и инженеры. Он прошел через финский укрепленный район, но подбить его финская артиллерия не сумела, хотя попадания в него были. Практически мы получили неуязвимую по тому времени машину. Это было огромное достижение нашей промышленности, внесшей серьезный вклад в развитие боевой мощи армии. С тех пор я полюбил “КВ” и всегда, когда мог, старался иметь эти танки в своем распоряжении.

Примерно тогда же нам подбросили стрелковую дивизию, бывшую территориальную, и еще кавалерийское соединение. Об этой дивизии я расскажу ниже. С кавалерией же получилось нехорошо. Командир не позаботился вовремя о подковах. Нужно идти в наступление, а лошади скользят по льду и падают. Атака сорвалась. Но это были уже лишь отдельные неудачи. За плечами остались десятки километров тяжелейшего пути.

Мощная артиллерийская подготовка 11 февраля 1940 года ознаменовала начало второго этапа кампании. Через шесть дней отчаянное сопротивление финнов на главной полосе обороны было преодолено, причем отлично зарекомендовала себя 123-я стрелковая дивизия полковника Ф. Ф. Алябушева.

Глубиной в восемь километров, эта полоса включала в себя свыше 20 узлов сопротивления: более 200 дотов, около тысячи дзотов. В среднем на километр фронта приходилось по два дота и пять дзотов, соединённых траншеями, защищенных инженерными сооружениями, различными препятствиями и связанных системой флангового или косоприцельного огня, а на важных направлениях в межозерных и болотных дефиле их плотность возрастала в несколько раз.

Прорвав главную полосу, мы преодолевали на протяжении нескольких километров отсечные позиции, за которыми натолкнулись на новую оборонительную полосу, а авиация показала, что восемью километрами дальше лежит еще третья полоса. На их преодоление ушло две недели. Но и этим дело не кончилось. Перед Выборгом оказался укрепленный район двухполосного типа, рассчитанный на круговую оборону, а разведка донесла, что он связан каналом с озером Сайма. Начинался март. Промедлим – и финны затопят весь участок.

Вместе с членом Военного совета армии Т. Ф. Штыковым мы поехали в дивизию. Говорю комдиву М. П. Кирпоносу: разведайте Выборгский укрепрайон ночью, а мы тем временем подбросим сюда артполк большой мощности. Кирпонос решил попытаться обойти часть укреплений с северо-запада. Раньше мы уже посылали некоторые части по льду, но помешали полыньи. Несколько танков утопили. Комдив по своей инициативе повторил опыт. Его ребята ухитрились снять бесшумно всех финских часовых. Тогда Кирпонос сразу перебросил всю 70-ю дивизию на западный берег залива. И когда утром я вернулся, то никого уже здесь не застал. Это случилось 4 марта. Я объявил 70-й дивизии благодарность, усилил соединение Кирпоноса приданными частями и двинул их на Выборг западным берегом в обход города с тыла, а затем сообщил об успехе И. В. Сталину.

Заработала прямой наводкой артиллерия. Буквально продираясь сквозь вражескую оборону, 7-я армия шла к Выборгу. Через несколько дней мне позвонил Сталин и поставил задачу взять этот город в течение двух-трех дней: линия Маннергейма осталась позади; Ленинград - далеко, ему теперь не угрожают; многого мы от финнов не хотим, но для заключения мирного договора необходимо, чтобы противник убедился, что дорога на Хельсинки открыта, поэтому падение Выборга явится для финнов последним тревожным сигналом, а затяжка войны позволит французам и шведам прислать подкрепления, и вместо войны с одним государством мы ввяжемся в борьбу с коалицией.

Как раз во время телефонного разговора начался штурм Выборга, закончившийся его взятием. Дорога на Хельсинки была теперь открыта. Убедившись в безнадежности сопротивления, правительство Финляндии начало переговоры. 12 марта состоялось утверждение условий мирного договора, а в 12 часов дня 13-го марта военные действия прекратились. Новая граница прошла западнее Выборга, недалеко от линии, где проходила русская граница еще в середине ХI века при князе Владимире Ярославиче.

Партия и правительство высоко оценили мужество советских воинов. 9 тысяч человек получили боевые награды. 405 человек были удостоены звания Героя Советского Союза. Это высокое звание было присвоено и мне. В мае 1940 года на Суворовской площади у Крепостной улицы в Выборге М.И. Калинин вручал боевые награды.

В течение недели перед поездкой в Москву я еще раз осмотрел линию Маннергейма, а сотрудники Ленинградского военного округа произвели подсчеты. Общая глубина территории с оборонительными сооружениями составляла 80 – 100 километров. Из этих сооружений 350 являлись железобетонными и 2400 – дерево-земляными, отлично замаскированными. Проволочные заграждения имели в среднем 30 рядов каждое. Надолбы — до 12 рядов. Любой населенный пункт представлял собой укрепленный узел, обеспеченный радио- и телефонной связью, госпиталем, кухней, складами боеприпасов и горючего. Боевые узлы сопротивления имели преимущественно по 5 опорных пунктов, чаще всего по 4 пулеметно-артиллерийских дота в каждом. Особенно выделялись доты постройки 1938–1939 годов, с 1—2 орудийными и 3—4 пулеметными амбразурами. Их обслуживали гарнизоны от взвода до роты, жившие в подземных казармах. Над поверхностью земли поднималась только боевая часть сооружения с круговым обзором, артиллерийскими и пулеметными амбразурами. Под землей были укрыты казематы, склады, кухня, туалет, коридоры, общая комната, офицерская комната, машинное помещение, лавы в купола и запасной вход. Покрытие такого дота, сделанное из железобетона, достигало двух метров толщины. Я приказал для эксперимента стрелять при мне по одному из не подорванных нами дотов с близкого расстояния. Плита выдержала прямое попадание 203-миллиметрового снаряда.

Между прочим, немцы тщательно собрали у финских военачальников все их наблюдения относительно качеств линии Маннергейма и аккуратно подшили в папки соответствующие материалы из финской печати. После Великой Отечественной войны в наши руки попали в Германии такие папки с приложенными к ним оценками специалистов и несколькими резолюциями самых высоких фашистских инстанций...

Но Мерецков не стал перечислять конкретные цифры потерь, мало у него и описаний конкретных боев. Некоторые данные об этом опубликовано в издании “ИНТЕРЕСНАЯ ГАЗЕТА”, серия “J”, № 1 (12), 2003, стр. J-11, автор – Николай РУДЕНКО:

Большая кровь малой войны

То, что Сталин основательно готовился к войне с Финляндией, сегодня уже мало кому кажется откровением. Чтобы обезопасить себя от внезапных действий на севере, где граница между СССР и Финляндией проходила в непосредственной близости от Ленинграда, Кремль сначала решил уговорить финское руководство пойти ему на некоторые уступки, а когда уговоры не принесли желаемого результата, просто напал на несговорчивого соседа. Сталин, воодушевленный военными успехами в 1939–м в Польше, планировал прибрать к рукам Прибалтику и Финляндию.

26 ноября 1939 года советские войска организовали провокацию на Майнильском перешейке. Сталину было у кого учиться — ведь вторжение Гитлера в Польшу тоже началось с провокации на границе. Бойцы cneцназа НКВД проникли вглубь страны через свои пограничные посты. Молотов заявил, что СССР не считает себя больше связанным пактом о ненападении.

30 ноября Советский Союз вероломно напал на страну, население которой едва превышало численность всей доблестной Красной Армии. Сталин планировал молниеносно, с минимальными потерями разгромить противника.

Сначала спецназ НКВД атаковал порт Петсамо, а в 9 часов утра массированной бомбардировке подверглись жилые кварталы Хельсинки. Финны, уступая Советам по количеству вооружения, в несколько раз превосходили противника по качественным характеристикам личного состава. В первом же заходе на Хельсинки советская авиация потеряла более 20% бомбардировщиков. Один финский истребитель в течение трех минут сбил шесть бомбардировщиков противника и обратил трех оставшихся в бегство. Маленькую Финляндию атаковало 2500 самолетов, которые сбросили на страну 150 тыс. бомб.

В первый же день войны вступил в бой и любимец Сталина — тяжелый крейсер “Киров” под командованием капитана 2—го ранга Фельдмана. Он должен был подавить береговую батарею на острове Руссаро, обеспечив высадку десанта на Ханко. Но первый же залп батареи накрыл сталинского первенца. Пылающий крейсер чудом удалось отбуксировать в Либаву.

Но еще хуже обстояли дела Красной Армии на суше. Командование бросило в сражение 45 дивизий общей численностью около миллиона человек и З тыс. танков. Армия Маннергейма насчитывала 15 дивизий. Три из них не имели оружия, а одна — артиллерии. Запас патронов был рассчитан на 2,5 месяца не очень интенсивных боев, гранат и снарядов — на месяц, запасов ГСМ — на два месяца. Но несмотря на это финны уничтожили 1600 советских танков и сбили 700 самолетов. Потери Советского Союза в живой силе составили около 400 тысяч человек. Армия Маннергейма потеряла 23 542 бойца, которые известны поименно.

По словам финского командующего, в декабре 1939 года все попытки русских захватить укрепрайоны походили на игру оркестра без дирижера. Мерецков [точнее говоря, – Сталин] гнал на смерть все новые дивизии. А между тем финское командование столкнулось с проблемой: после двух—трехдневных интенсивных боев пулеметные расчеты приходилось отправлять в тыл для реабилитации, а иногда финские пулеметчики становились пациентами психиатрических лечебниц. Ведь людям, которые за день выкашивали от роты до батальона живой силы противника, трудно было оставаться психически нормальными. Неизвестно, сколько бы еще продолжалась эта северная война, жертвами которой стали сотни тысяч советских людей, не вмешайся в ход событий Англия. 7 февраля 1940 года послу СССР в Лондоне вручили ноту: британское правительство пригрозило выступить на стороне Финляндии. Сталин согласился на переговоры. 12 марта в Москве воюющие стороны подписали мирный договор. К СССР отходил весь Карельский перешеек, включая Выборг. Но рано утром 13 марта случилось невероятное: советские войска по приказу Сталина пошли в лобовую атаку на Выборг, город, который через несколько часов все равно отошел бы СССР. Стойкие финны отбили все атаки, а ровно в 12.00, под звуки своих оркестров, маршем покинули позиции. Последние часы уже завершившейся де–юре войны стоили жизни без малого тысяче советских бойцов.

Может, и это вранье? Кстати, в прошлом году я как-то попал на сайт, посвященный "Линии Маннергейма" с фотографиями:

Думаю, его авторы были бы, мягко говоря, удивлены мнению насчет ее "бутафорности". По Гераськину, стены финских ДОТ-ов, видимо, из фанеры, а пушки резиновые...

И последнее лично мое мнение: а что мешало "изобразить" нечто подобное на советской западной границе к июню 1941? Вагоны бухт колючей проволоки закончились? Сотен складов тола не хватило на мины? А ведь природа там местами подобная Карельской – леса, болота (одна "Припятская полоса" чего стоит!). А ведь если Германия в то время рассматривалась именно как страшный враг, то почему нигде не говорится о многокилометровой глубине советских оборонительных сооружений? Максимум, что вспоминается – строительство неких "укрепрайонов" на самой границе. И все? А где "многокилометровость"? А где расчеты возможных немецких ударов на базе разведданных о сосредоточении их войск? Где карты размещения Красной Армии? Почему советские войска с 22 июня 1941 начисто забыли предвоенные планы и срочно экспромтом сочиняли новые? Вывод: немецкую армию в мае-июне 1941 г. советский Генштаб не рассматривал как серьезного опасного врага. И ни о какой организации именно обороны никто не думал. Ну и к чему тогда готовились?

[ Home ]