[ На главную ]

ВИЖ, 1959, 4, стр. 61-75

"Первые дни боев на Рава-Русском направлении"

Генерал-майор Н. ЕРЕМИН

Незадолго до Великой Отечественной войны, в марте 1940 года, осуществилось, наконец, мое давнишнее желание – моя просьба о переводе из центрального аппарата в войска была удовлетворена. Меня назначили начальником штаба 41-й стрелковой дивизии. Теперь передо мной открылись широкие возможности для применения знаний, полученных в Военной академии имени М. В. Фрунзе, которую я окончил в 1938 году.

41-й дивизией командовал в то время комбриг (впоследствии генерал-майор) Микушев Николай Георгиевич. У нас с самого начала установились с ним правильные служебные и добрые товарищеские отношения. Широко эрудированный в военной области, с чудесным даром чувства нового, он, безусловно, являлся одним из подготовленных и передовых командиров. В его лице я видел военачальника с большим жизненным опытом и боевой практикой первой мировой и гражданской войн. До назначения в дивизию он несколько лет командовал полком в Чапаевской дивизии. Принципиальность и требовательность в сочетании с большой силой воли составляли основу его характера. Начальствующий состав относился к комбригу с должным уважением, ценя в нем подлинно заслуженный авторитет и положительные качества, пусть строгого, но всегда справедливого командира. Лично я восхищался его горячей любовью к военному делу и той неподдельной привязанностью, которую он проявлял к своей дивизии.

С командирами штаба я познакомился на практической работе в ходе повседневной жизни. В целом штаб не выделялся какими-либо особенностями в лучшую или худшую сторону. Это был один из типичных штабов, какие я знал раньше. Штабной коллектив стремился работать как можно дружнее и плодотворнее.

На первых же штабных занятиях с выходом в поле со средствами связи и на отрядных учениях с войсками я пришел к выводу, что хотя штаб в составе сложившегося коллектива работает около года и практически на учениях осуществляет управление войсками, все же он нуждается в систематической и углубленной подготовке в более сложных формах современного боя.

В действиях штаба особое внимание обращалось на отработку оперативной документации. В это дело вкладывались непомерно большие усилия штабных командиров. Погоня за составлением и оформлением всех установленных документов отрицательно сказывалась на управлении войсками. На формальное выполнение документов в полном объеме затрачивалось много драгоценного времени. Они поступали в войска с запозданием, что обрекало части в лучшем случае на бездействие.

Многие работники штаба страдали приверженностью к шаблону, Это очень сильно проявлялось в учебной практике, в динамике боя, а также при организации боевого обеспечения войск, особенно по ПВО и ПТО. В методике проведения занятий чувствовался схематизм. Мне приходилось наблюдать при занятиях на картах и даже на местности, кик мною было рассуждений у обучаемых и руководителей и как мало

/61/

конкретных действий по управлению и ведению самого боя. Обучаемые редко ставились в сложные критические положения, вызванные непредвиденными обстоятельствами. Сама разрабатывавшаяся обстановка боя зачастую не отвечала целям занятий. Противник по численному составу и боевой технике хотя и приводился в заданиях достаточно сильным, но не отличался активностью, упорством, и действия его по существу приноравливались к действиям наших войск, всегда и на всех этапах боя имевших успех.

Наиболее полно и тщательно отрабатывались вопросы подготовки и планирования боя, когда подразделения и части еще находились в выжидательных или в исходных районах перед выполнением боевой задачи. Развитию же и ведению самого боя, т. его динамике, не уделялось должного внимания. В силу этого командный состав, неплохо справляясь с организацией и планированием боя, был недостаточно подготовлен к управлению войсками в ходе боя в сложных, резко меняющихся условиях.

Все же значительная часть командного состава по своей не только тактической, но и в целом военной подготовке стояла на должном уровне, а отмеченные недостатки постепенно устранялись под неослабным руководством командира дивизии и помогавшего ему в этом штаба. Командный состав знал основные положения наших уставов, умело применял их в обучении войск, все смелее начинал проявлять разумное творчество в решении вопросов, возникавших в связи с богатым насыщением наших частей новой и разнообразной боевой техникой.

Со дня моего приезда и до конца 1940 года дивизия переживала напряженный период. Весной развернулись работы по строительству дивизионных лагерей. Одновременно силами Военстроя округа для дивизии строились казармы, жилые дома, склады и другие сооружения. Вес это требовало пристального внимания командования дивизии, частей и штабов.

В начале 1940 года дивизия приступила к работам по инженерному оборудованию оборонительного рубежа, строившегося вдоль государственной границы. Это была срочная, очень ответственная и трудоемкая работа. На полковых участках создавались батальонные оборонительные районы с полным оборудованием инженерно-саперных сооружений. Все силы и транспорт дивизии были брошены на эти работы. Одновременно в частях дивизии проводилась боевая и политическая подготовка. Но потом ее пришлось прекратить, так как некоторые подразделения и даже части не справлялись с планом оборонительных работ.

Оборонительный рубеж дивизии готовился на широком фронте, достигавшем почти пятидесяти километров. Чтобы не пропадало время на переходы, некоторые полки пришлось разместить в районах работ. Оторванность от зимних квартир и лагерей и большая разбросанность частей и подразделений создавали целый ряд трудностей.

В самый разгар оборонительных работ мы узнали, что Народный Комиссар обороны Маршал Советского Союза Тимошенко С. К. будет проводить в нашей дивизии инспекторский смотр. Нас предупредили, что проверять и оценивать боевую и политическую подготовку дивизии будут в установленном порядке и никаких скидок в связи с работами не дадут. Правда, нам разрешили немедленно прекратить оборонительные работы и в оставшееся до инспекторского смотра считанные недели заниматься боевой подготовкой.

Командный состав дивизии, штабы и партийно-политические органы сумели быстро и организованно переключиться на выполнение этой задачи и справились с всесторонней подготовкой всего личного состава к такому ответственному событию в жизни приграничной дивизии. В дело учебы вкладывались душа и сердце каждого бойца и командира. Чтобы понять и оценить это, нужно было своими глазами видеть то рвение, упорство, настойчивость и высокую сознательность, с какой мы занимались тактикой, огневой, строевой и физической подготовкой и овладевали политическими занятиями.

Подучивший к этому времени звание генерал-майора Микушев Н.Г. еженедельно проводил в лагере «торжественную зарю» с обязательным прохождением всех частей

/62/

торжественным маршем под сводный оркестр. Обычно во время построения частей на «зарю» штабные командиры, по заранее установленному плану, тщательно осматривали и проверяли состояние оружия, снаряжения и обмундирования в подразделениях и частях. Мы считали, и не без основания, что «заря» имела большое мобилизующее и воспитательное значение. То, что каждый, находясь в строю, подвергался осмотру, положительно воздействовало на бойцов и начальствующий состав. Никто не хотел ударить липом в грязь и чем-либо подвести товарищей и свое подразделение. В то же время четко и полностью проведенный церемониал «торжественной зари» с особой силой подчеркивал мощь стрелковой дивизии полного состава и поднимал у всех бодрость духа, вселял уверенность в свои силы и вызывал чувство гордости за свое соединение.

Инспекторский смотр имел для дивизии большое значение. Хотя и не высокая, но положительная оценка ее боевой подготовки явилась дальнейшим стимулом нашего роста. Личный состав заметно подтянулся и в последующем чувствовал себя гораздо увереннее и бодрее в преодолении трудностей при выполнении различных задач в повседневной жизни. Для каждого было очевидно, что настойчивым и упорным трудом не только в учебе, но и в любом деле можно добиться серьезных успехов. Более высокую оценку получила артиллерия дивизии. Весьма четко и успешно действовала она в учении войск с боевой стрельбой. За отличную подготовку артиллерии начальник артиллерии дивизии полковник Варенцов С. С, ныне Маршал артиллерии, был награжден золотыми часами. Вскоре он получил назначение начальником артиллерии 6-го стрелкового корпуса.

Почти до глубокой осени части дивизии продолжали вести оборонительные работы. В границах оборонительного рубежа, предназначенного для нашей дивизии, шло строительство укрепленного района. Начальником его был полковник Сысоев. Примерно за месяц до войны он пригласил командование дивизии и часть старшего начальствующего состава для ознакомления с одним из построенных долговременные сооружений, прикрывавшим направление вдоль шоссе Томашув – Львов. В этой железобетонной огневой точке, получившей название «Комсомолец», было полностью установлено вооружение и смонтирована вся положенная аппаратура. Остальные сооружения находились в стадии строительства, но значительная часть вооружения и аппаратуры для них уже была доставлена на склады.

Неподалеку от нашей дивизии располагался штаб пограничного отряда, начальником которого был майор Малый Я. Д.. очень энергичный и волевой командир. Комендатуры и заставы этого отряда находились примерно в той же полосе государственной границы, что и наша дивизия.

Таким образом, 41-я стрелковая дивизия, укрепленный район и пограничный отряд были теми силами, которые в случае войны должны были прикрывать государственную границу на фронте до 50 км на важном операционном направлении Томашув – Львов. Однако за полуторагодичный предвоенный период мне не припоминается ни одного совместного занятия с командным составом или с войсками нашей дивизии, укрепленного района и пограничного отряда в целях отработки вопросов взаимодействия на случай войны.

С весны 1941 года 41-я дивизия находилась уже в лучших условиях. Дивизионный лагерь в основном был построен и оборудован, что обеспечивало нормальное размещение войск и развертывание боевой полготовки.

В подготовленном оборонительном рубеже дивизии мы периодически производили работы по усовершенствованию и поддержанию инженерных сооружений. Генерал-майор Микушсв Н. Г. для повышения боеготовности дивизии часто применял подъем частей по учебно-боевой тревоге с дальнейшим проведением отрядных учений. Особое внимание обращалось при этом на отработку боевых действий передовых отрядов, выделяемых полками для занятия участков на оборонительном рубеже дивизии. Результаты этих учений исключительно благотворно сказались в первые дни боевых действий дивизии.

/63/

С началом летнего периода боевой подготовки дивизия вышла в лагеря. В то время в обучении войск широко практиковались дивизионные, корпусные и армейские сборы различных специалистов в составе подразделений и даже частей. Уже в начале июня из лагерей на корпусные и армейские полигоны убыли на артиллерийские учебные сборы оба артиллерийских полка, противотанковый и зенитный дивизионы. Спецподразделения дивизионных частей и стрелковых полков тоже проходили сборы. Часть стрелковых подразделений производила работы по усовершенствованию и поддержанию инженерных сооружении. В лагерях оставались только штабы и стрелковые подразделения. По существу дивизия была распылена и не представляла боеспособного соединения.

В начале июня среди населения стали возникать и распространяться слухи о якобы скорой войне Германии с Советским Союзом. Естественно, что эти слухи сразу же проникли в семьи начальствующего состава, квартировавшие у местных жителей, а также быстро дошли до воинских частей.

Как известно, в «Правде» 14 июня 1941 года, за неделю до войны, было опубликовано сообщение ТАСС, отрицавшее возможность нападения Германии на Советский Союз. В соответствии с этим в частях проводилась политическая работа. Мы получили сверху строгие указания, сводившиеся в основном к тому, чтобы ни в коем случае не вызвать какими-либо неуместными действиями конфликта на границе. Категорически предписывалось не ввязываться в могущие быть на границе провокационные инциденты со стороны немцев, не проводить на стрельбищах, расположенных недалеко от границы, занятия с боевой стрельбой, дабы избежать случайных выстрелов в сторону немцев. Более того, запрещалось открывать огонь по самолетам с немецкими опознавательными знаками, если даже они нарушат государственную границу и появятся в воздушном пространстве над нашей территорией.

На всякий случай штаб армии дал прямой провод в находившийся в лагере штаб дивизии и установил в нем буквопечатающий телеграфный аппарат СТ. Штаб 6-го корпуса, в который мы входили, подготовил в свою очередь, кроме телефона, телеграфную связь по Морзе.

Начальник разведывательного отделения капитан Усыченко ежедневно докладывал мне данные визуального наблюдения нашего передового поста на границе и более полные сведения, получаемые от штаба погранотряда. На основе этих данных выявилось, что на львовском направлении значительно увеличилось количество немецких войск и боевой техники в населенных пунктах и в лесах около самой государственной границы. При этом отмечалось прибытие двух новых дивизий. Непосредственно перед нами было установлено наличие более трех пехотных дивизий с танками, артиллерией, многочисленным автотранспортом и другой боевой техникой. Участились случаи нарушения воздушной границы немецкой авиацией. Небольшие самолеты типа «Шторх» на высоте не более 200-300 м появлялись над районом расположения дивизии, а потом углублялись в направлении Львова. Кажется дня за три–четыре до начала войны наша армейская истребительная авиация вынудила к посадке несколько таких самолетов в районе Жолквы (Несгерова).

Естественно, перед нами вставал вопрос, как действовать в этих условиях и как расценивать усилившееся сосредоточение немецких войск у границы.

Дна за два до войны генерал-майор Микушев Н.Г. сообщил мне, что он приказал командирам частей вернуть весь личный состав со специальных сборов и полигонов, а также с работ на оборонительном рубеже и полностью сосредоточить в лагерях. Тут же он посоветовал установить прямую связь полевым телефоном с комендатурой погранучастка.

– А как же корпус и армия? Это с их ведома? – невольно спросил я, так как знал, что через штаб никаких указаний на этот счет не проходило.

– Об этом не будем говорить. Вы сами понимаете, каково наше положение, – явно уклоняясь от прямого ответа, сказал командир дивизии. Я больше с ним не разговаривал об этом, однако предполагал, что он, вероятно, получил на сей счет указания, о которых ему было, по-видимому, неудобно или еще рано говорить даже со мной. А может быть, все это он делал тогда по собственной инициативе? Если так, то надо

/64/

отдать должное его прозорливости, а главное решительности, с какой он в то время, вопреки прямым указаниям свыше, предпринял ряд мер в целях сохранения боеготовности дивизии. К сожалению., для меня этот вопрос так и остался неясным. Разразившаяся война все это сразу отодвину назад, и новые события и заботы невольно захлестнули нас. Впоследствии мне так и не удалось это выяснить, так как Микушев Н.Г. героически погиб во время боев нашей дивизии под Киевом.

К вечеру, в памятную субботу, 21 июня, накануне войны, весь личный состав частей прибыл в лагерь. Наша дивизия стараниями генерал-майора Микушева Н.Г. опять была сосредоточена в одном месте. В 17 часов командир дивизии начал совещание с командирами частей и их заместителями по политчасти, Сначала были заслушаны краткие доклады некоторых командиров о размещении, устройстве и состоянии частей. При этом упоминалось и о настроениях личного состава в связи с упорно державшимися слухами о войне. Основная масса красноармейцев и командиров высказывала недовольство тем, что мы очень многое спускаем немецким фашистам, даже не открываем огня по самолетам и тем самым позволяем им беспрепятственно нарушать государственную границу и летать над нашей территорией.

Затем командир дивизии дал ряд обычных указаний об устранении замеченных им недочетов в несении лагерной службы и только после этого перешел к самому главному и злободневному вопросу.

– Я полагаю, – начал он. – что вы понимаете общее положение в свете сообщения ТАСС и в то же время по-серьезному оцениваете нашу конкретную обстановку. Мы с вами находимся в приграничной дивизии, и наша задача заключается в защите государственных интересов здесь, непосредственно на границе. Эта задача известна нам не сегодня и не вчера, а с момента прибытия дивизии на границу. И тем более эта задача с нас не снимается сейчас, когда в приграничной зоне, как вам известно, создалась довольно-таки неясная и тревожная обстановка. Среди местного населения продолжают упорно держаться слухи о скорой войне. Вы сами видите, как немецкие самолеты нарушают границу и летают над нашей территорией. Непосредственно перед нами к самой границе только за последние дни немцы подвели крупные силы, – затем, несколько помолчав, как будто что-то припоминая, он продолжал:

– Я воевал в первую мировую войну и очень хорошо познал коварство кайзеровской армии. Ну, а фашисты, пожалуй, будут еще похлеще. Мы с вами должны быть готовы к самому худшему с их стороны. Думаю, что вы меня понимаете, – и уже с более твердыми нотками в голосе закончил, как бы отдавая приказание:

– Начальник штаба дивизии остается в лагерях до утра. Командиры частей тоже. Начсоставу отпуска сегодня сократить до минимума – лучше всем быть в лагерях. Командирам частей лично и особо тщательно проверить готовность дежурных подразделений, выделяемых по известному вам плану (речь шла об усиленных передовых отрядах стрелковых полков, предусматриваемых мобпланом на случай войны).

Около полуночи, закончив свою работу и выслушав по телефону доклады начальников штабов полков о готовности дежурных подразделений, я лег спать, не предполагая, что через несколько часов вооруженный до зубов, затаившийся жестокий враг без объявления войны нападет на нашу Родину.

Около двух часов ночи меня разбудил дежурный по штабу. «Товарищ полковник, вас срочно просит к телефону комендант погранучастка. У него очень важные и срочные сведения», – несколько необычным голосом говорил дежурный.

Выходя из своего лагерного домика, я невольно думал, уж не начинайся ли какой-нибудь серьезный инцидент. Ведь за все время службы здесь меня еще ни разу ничью не вызывали пограничники. Ночь была темная и теплая. Лагерь безмятежно спал, и кругом стояла ничем не нарушаемая тишина.

Взяв трубку из рук телефониста и назвав себя, я услышал взволнованный голос:

– Товарищ полковник, заставы моего участка на всем его протяжении по государственной границе отмечают необычное поведение немцев. С их стороны слышны звуки передвижения войск и боевой техники. Наши секреты обнаружили, что еще с наступлением сумерек к границе начала подходить и накапливаться пехота, устанавливая пулеметы и орудия в вашу строну Такого положения мы еще ни разу не

/65/

наблюдали, и я решил по установленному от вас телефону доложить вам. Будут ли какие-нибудь указания?

– Да, положение, действительно, странное. Судя по данным, которые вы имеете, немцы затевают что-то серьезное и поэтому надо быть как никогда начеку. Продолжайте непрерывное наблюдение и будьте в полной боеготовности. В случае каких-либо активных действий со стороны немцев немедленно звоните мне.

Выходя из палатки дежурного, я дал указание, чтобы меня сразу же позвали по требованию комендатуры. Чувствуя усталость, я прилег не раздеваясь, но уснуть мешала все одна и та же мысль – что это значит? Немного я задремал. Но не прошло и часа как меня снова разбудил дежурный.

– Товарищ полковник, вставайте, послушайте, что это за шум? Никак самолеты летят?

Я вышел из своего домика. Кругом чуть-чуть посветлело, но в небе было еще темно. Приближаясь с запада и далее уходя на восток, периодически то нарастал, то утихал глухой гул авиационных моторов. Без сомнения, так могли волнами проходить только военные и притом тяжелые самолеты-бомбардировщики.

– Конечно, это проходит авиация на небольших высотах курсом с запала на восток. – сказал я и быстро направился в палатку связи с штабом армии к аппарату СТ.

Срочно вызванный мною ответственный дежурный по штабу армии что-то долго не подходил. Уже начинался бледный рассвет. Но вот застучал аппарат, и я донес о перелете авиации и поведении немцев на границе, «По самолетам огня не открывать, ведите наблюдение. Я немедленно доложу начальнику штаба, ждите указаний», – последовал ответ на телеграфной ленте.

В это время меня опять срочно вызвали к телефону из погранучастка.

– Товарищ полковник, немцы на всем фронте моего участка открыли огонь и перешли государственную границу. Мои заставы ведут бой, – докладывал комендант.

– Это началась война, держитесь во что бы то ни стало. Наши части броском выдвинутся на свои рубежи, – кричал я ему в трубку.

Было четыре часа утра. С границы, нарушив тишину, докатились первые орудийные выстрелы. Около палатки с сосредоточенными лицами уже стояли дежурные по лагерному сбору и по штабу.

– Началась война, поднимайте части по боевой тревоге, – приказал я им и, войдя в палатку узла связи, через коммутатор связался с начальниками штабов частей. Им была поставлена задача немедленно марш-броском выслать передовые отряды на оборонительные рубежи.

Пока мы с подоспевшими командирами штаба вскрывали мобилизационные пакеты с боевой задачей дивизии и частей, мимо штаба без суеты, организованно уже следовали колонны усиленных передовых отрядов стрелковых полков. Люди двигались быстро, но в полном молчании, на ходу поправляя обмундирование и снаряжение. Лица бойцов и командиров были суровы. Каждый сознавал всю ответственность грозного момента так внезапно разразившейся войны. А на границе все нарастал и усиливался орудийный и пулеметный огонь.

Прибыл командир дивизии. Я кратко доложил о своих действиях, да и он сам видел, что передовые отряды уже проследовали и что строились полки и дивизионные части.

- Правильно действовали, полковник. Теперь наша задача немедленно выдвинуть полки на их участки и занять оборонительный рубеж, чтобы упредить выход к нему немцев. Не ждать полного построения частей, надо выдвигаться по мере готовности подразделений, – сказал генерал Микушев, направляясь в расположение 102-го полка подполковника Чумарина.

Мы быстро прикинули расчет времени и наметили рубежи вероятной встречи с противником наших передовых отрядов и главных сил полков. Выходило, что при условии беспрепятственного продвижения немецко-фашистских частей. от границы наши передовые отряды могут встретиться с пехотой противника примерно на линии нашего основного оборонительного рубежа. При таком неблагоприятном для нас ва-

/66/

рианте мы бы не успели выдвинуть, развернуть и без боя занять главными силами дивизии основной, заранее подготовленный нами оборонительный рубеж.

В душе мы были уверены, что пограничники сумеют своими смелыми действиями постоять за каждую пядь родной земли и задержать продвижение передовых частей противника. Подразделения пограничного отряда состояли из отважных, отлично обученных для самостоятельных действий, выносливых и сметливых бойцов, беспредельно преданных социалистической Родине. В действительности они во много раз перекрыли наши расчеты и на отельных направлениях на несравненно более длительное время задержали врага, оказывая ему ожесточенный отпор. Это во многом способствовало своевременному и успешному занятию частями дивизии основного оборонительного рубежа. Впоследствии погранотряд продолжал действовать в составе нашей дивизии, показывая образцы боевой отваги и стойкости.

Еще до прихода командира дивизии мной было дано указание готовить командный пункт штаба дивизии в районе высоты 305. Это место определялось боевым заданием, и там было построено заранее несколько блиндажей. Начальник связи капитан Гусак должен был организовать проводную связь нового командного пункта с частями, с лагерем и зимними квартирами. За выступившими полками уже тянули телефонный кабель. Нужно было организовать тыл дивизии и в первую очередь снабжение боеприпасами. Начальник отделения тыла совместно с начальниками служб подготовили соображения по организации тыла, исходя из варианта занятия нами основною оборонительного рубежа.

В условиях чрезвычайно насыщенной боевой обстановки первого дня войны быстро летело время. Примерно около 11 часов дня выяснилось, что обстановка на всем фронте дивизии для нас сложилась в общем благоприятно и положение частей стабилизировалось. Части дивизии выдвинулись броском, смелыми и решительными действиями успели с ходу с боем захватить и занять основной оборонительный рубеж.

244-й стрелковый полк майора Еченко в лесном бою близ Рава-Русского шоссе окружил группу пехоты противника, половина которой была взята в плен. При этом на карте, захваченной у убитого гитлеровского офицера, типографским способом была обозначена обстановка с указанием для наступающих немецко-фашистских войск задач по рубежам и времени. Гитлеровское командование заблаговременно запланировало в первый же день войны овладеть Равой-Русской, а на третий день Львовом.

Обозленные неудачей и большими потерями, гитлеровцы, встречая всюду упорное сопротивление наших войск, продолжали бросать в бой новые силы. По-видимому, они решили любой ценой добиться победы на основном для нашего участка фронта рава-русском направлении. Интенсивность боя с каждым часом все нарастала. Наши части, действуя на хорошо знакомой местности, ободренные первыми успехами и искусно используя выгоды и преимущества обороны, чувствовали себя уверенно в заранее подготовленных и оборудованных сооружениях, отражали все атаки противника.

К часу дня была организована проводная связь с частями с нового командного пункта в районе высоты 305, и командир дивизии с оперативной группой первым выехал на новый командный пункт. Я должен был следовать туда со вторым эшелоном штаба.

Начальник укрепрайона полковник Сысоев выделил из состава отдельного стрелкового пулеметного батальона специальные гарнизоны и занял дот «Комсомолец», прикрывавший основное направление вдоль шоссе на Раву, а также несколько недостроенных дотов на ухнувском и верхратском направлениях. Это мероприятие значительно усиливало устойчивость нашей обороны. Еще более мы были обрадованы, когда на командный пункт к командиру дивизии явился командир корпусного артиллерийского полка с докладом о прибытии в наше распоряжение. Полку определили огневые позиции севернее Равы-Русской в районе высоты 270. Такое усиление дивизии в дополнение к нашим двум артиллерийским полкам мощными 152-мм орудиями на тракторной тяге было для нас приятной неожиданностью.

К вечеру 22 нюня бой на всем фронте стал постепенно затихать. Только одиночные орудия продолжали вести методический огонь по отдельным целям, да изредка раздавалась то тут, то там пулеметная или автоматная очередь.

/67/

С наступлением темноты в нашем тылу, особенно в стороне Равы-Русской, начался массовый запуск разноцветных ракет, кое-где сопровождавшийся автоматными очередями. Кем они запускались, кто стрелял и что все это означало. мы не знали, но одно было ясно, что вся эта световая иллюминация и ночная шумиха были рассчитаны на запугивание и создание впечатления полного окружения нас. Это вскоре подтвердилось показаниями захваченных нами в плен немецких диверсантов. Поскольку район боевых действий являлся пограничной зоной, враг располагал здесь своей агентурой, которая не преминула активно выступить по заранее установленному плану. Мы приняли срочные меры по охране своего тыла. Эту задачу возложили на командира погранотряда майора Малого Я. Д.. располагавшего маневренной группой, хорошо вооруженной и имевшей автотранспорт.

В ходе боев первого дня войны мы сумели удержать при сравнительно небольших потерях решающий оборонительный рубеж, с которого не только нанесли весьма значительное поражение противнику, но и на всем своем фронте остановили его дальнейшее продвижение. К вечеру наши части занимали оборону на рубеже Салаше, Тенятыска, г. дв. Дебы и далее по северо-западным скатам высот 390, 393, 273 общим протяжением свыше 35 км (см. схему). На левом фланге между отдельно действовавшим усиленным батальоном 139-го стрелкового полка под командованием капитана Мартынова и основными силами этого полка (командир майор Коркин) образовался значительный разрыв шириною в несколько километров. Главные усилия обороны сосредоточивались на прикрытии основного операционного направления Томашув – Рава-Русская – Львов. Боевые действия наших войск, несмотря на все преимущества противника, вытекающие из его внезапного нападения, проходили под знаком высокой активности. Как правило, задачи обороны решались смелым маневрированием, заканчивавшимся решительными контратаками во фланг и тыл вклинившимся подразделениям противника. Этому немало способствовало знакомая нам пересеченная местность с заранее подготовленными оборонительными сооружениями.

/68/

В течение первого дня войны наше внимание всецело было приковано к фронту дивизии. Есть ли у нас соседи и какова у них обстановка - об этом мы вспомни лишь когда стали подводить итоги боевых действий за день. Это объясняется не только отсутствием боевой практики, но и тем. что боевые действия развертывались на широком фронте, и мы просто физически не могли одновременно охватить все события. Нельзя отрицать и того, что нами было проявлено благодушие и беспечность, вытекавшие из чрезмерной надежды на вышестоявшие штабы, которые. как мы полагали, вовремя не только поставят нас в известность о возникновении угрозы на флангах и в тылу, но и примут решительные контрмеры. Только позднее, в последующих боях, мы поняли, сколь необходимо и важно прежде всего самим своевременно заботиться о своих флангах и тыле.

Связь со штабом армии работала бесперебойно. Лично я несколько раз информировал об обстановке командиров из оперативного отдела, но, как это ни странно, от них никакой информации мы не получили. Со штабом корпуса связь хотя и работа с перебоями, но данные о своей обстановке мы успевали передавать своевременно.

Нашим соседом справа была 3-я кавалерийская дивизия под командованием генерал-майора Малеева М. Ф. Мы считали, что раз проводная связь со Львовом действует нормально, кавалерийская дивизия надежно прикрывает свой фронт и наш глубокий тыл.

Соседом слева сначала была 97-я стрелковая дивизия нашего корпуса под командованием полковника Веревкина. Непосредственной проводной связи с ней мы не имели. Через штаб корпуса удалось выяснить, что левый сосед весь день вел бой в тяжелых и не выгодных для него условиях.

Обсуждая и анализируя события дня, командир дивизии, его заместитель по политической части полковой комиссар Антонов, начальник артиллерии полковник Борисов и я засиделись в штабном блиндаже далеко за полночь. Полковой комиссар Антонов подробно ознакомил нас с конспективной записью сообщений советского радио в связи с нападением фашистской Германии на СССР. Не имея информации о положении на фронтах и исходя из успешных действий на своем участке, мы были настроены оптимистически, полагая, что на всем протяжении западной границы наши войска действовали не менее успешно.

Ночь на 23 июня прошла, вопреки нашему ожиданию, спокойно. На всем фронте действия противника ограничивались только ведением огня и освещением местности ракетами. Мы ожидали, что с утра он возобновит свое наступление, но, конечно, не знали, где будет наноситься главный удар и поэтому должны были быть готовыми для отражения атак на любом направлении широкого фронта нашей обороны. За ночь в лесу, северо-западнее Равы-Русской, вблизи шоссе развернулся наш дивизионный обменный пункт. Части пополнились с дивизионного склада из Добросина боеприпасами, необходимым вооружением и снаряжением до норм военного времени.

Часов в 7 утра над нашими боевыми порядками на большой высоте появился разведывательный самолет противника, а в 8 часов немцы начали интенсивный обстрел артиллерией и минометами района расположения 102-го и 244-го полков. После основательной артиллерийской обработки переднего края противниц перенес огонь в глубину нашей обороны и перешел о наступление по всему фронту. Особенно настойчивы и сильны были атаки гитлеровцев в стык этих полков в районе Тенятыска и вдоль шоссе на Раву-Русскую. Здесь противник ценою больших потерь, преодолев противотанковый ров, частично вклинился в нашу оборону и пытался развить успех в южном направлении. Однако дальнейшее продвижение его было остановлено фланкирующим огнем из дота «Комсомолец». В этом и последующих боях «Комсомолец» и ряд недостроенных, но приспособленных для обороны дотов, оправдали свое назначение.

К этому времени командир дивизии принял смелое решение: общей контратакой обороняющихся двух полков уничтожить противника, вклинившегося, в нашу оборону и восстановить положение.

/69/

Ведя огневой бой, 102-й и 244-й полки подтянули вторые эшелоны и резервы ближе к переднему краю, подготовили направления контратак, накоротке организовали взаимодействие и после мощного огневого удара всей полковой и дивизионной артиллерии, а также корпусного артиллерийского полка стремительно перешли в контратаку. Неожиданный огневой налет, а после этого внезапно последовавшая контратака на все фронте так ошеломили фашистов, что они, неся большие потери, побросав оружие и боевую технику, обратились в бегство.

В результате контратаки противостоящий противник был разбит, а остатки его отброшены за государственную границу. Наши части, восстановив положение, стали закреплять на своих рубежах. Противник, ожесточенный неудачей, направил массированные улары своей авиации по нашим боевым порядкам. Непрерывно чередующиеся девятки Ю-87 то и дело с пикирования атаковали оборонительные сооружения на участках полков, огневые позиции артиллерии, командный пункт штаба дивизии и дивизионный обменный пункт Это была первая длительная и чрезвычайно сильная бомбардировка нашей дивизии. От взрывов бомб сотрясалась земля и ходуном ходили стойки и накаты в блиндажах. Особенно ожесточенными были удары по огневым позициям нашего отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона. Вступив в единоборство с пикирующими юнкерсами, наши зенитчики показали высокое мужество и боевое мастерство. На зенитную батарею лейтенанта Цехновского одновременно налетело несколько вражеских самолетов. Они поливали ее огнем и сбрасывали бомбы, но ни один человек не оставил своего места, продолжая вести огонь. Один самолет тут же был сбит, а два подбитых с дымящимися моторами резко пошли на снижение и, загоревшись, врезались в землю.

На основании показаний пленных и захваченных в бою документов было установлено, что против нашего корпуса действуют 4-й армейский корпус, а также части 44-го и 49-го армейских корпусов. Непосредственно перед фронтом нашей дивизии наступали 262, 24, 295, 71 и 296-я пехотные дивизии, усиленные боевой техникой и поддержанные значительной группой авиации. Свои главные усилия противник по-прежнему сосредоточивал на основном операционном направлении Рава-Русская – Львов.

Поскольку из показаний пленных нам стало известно, что немецко-фашистское командование точно знает место расположения нашего командного пункта, генерал-майор Микушев Н.Г. решил срочно переместить его в район высоты 344 южнее Равы-Русской. Мы отдали необходимые распоряжения, и специальные подразделения дивизионных частей этой же ночью приступили к работе. Прерванная еще днем 23 июня проводная связь с корпусом была восстановлена лишь с наступлением темноты и мы узнали, что положение за нашим левым флангом сильно осложнилось. Части 49-го армейского корпуса противника, по-видимому, наносившего главный удар в общем направлении на Олешице, Любачув, оттеснили правофланговый полк 97-й стрелковой дивизии и. развивая наступление, овладели местечком Немиров. Располагавшаяся в районе Горынец. Радруж, Немиров 159-я стрелковая дивизия, составлявшая второй эшелон нашего корпуса, вынуждена была в первый же день войны вступить в бой с прорвавшимся противником. К сожалению, эта дивизия, только что прибывшая в состав первого эшелона войск прикрытия, была еще в стадии формирования. Ее полки и специальные части были недостаточно обучены и сколочены, что, естественно, отрицательно сказалось на боеспособности дивизии, особенно в условиях внезапного нападения немецко-фашистских захватчиков.

Командир корпуса, ставя в известность о сложившейся обстановке, приказал нам выполнять прежнюю задачу, надежно обеспечив левый фланг и тыл дивизии вплоть до снятия с фронта. Получив усиление из армии, он готовил сильную танковую контратаку в районе Немиров утром 24 июня.

Около 11 часов вечера 23 июня командир 139-го стрелкового полка донес, что с батальоном капитана Мартынова, действовавшим на нашем левом фланге, в районе Подемщизны, потеряна связь. Для нас было ясно, что с выходом противника в район Немирова создавалась угроза не только нашему флангу, но и глубокому тылу дивизии. Потеря связи с батальоном капитана Мартынова была первым признаком

/70/

этого. Перед нами стояла задача – выделить сильный резерв, чтобы в случае распространения противника из района Немирова в направлении Равы-Русской парировать его удары. Однако создать резерв за счет ослабления полков мы не решились и ограничились лишь выводом в резерв отдельного разведывательного батальона, действовавшего на правом фланге в районе Михалувки. так как к этому времени правый фланг достаточно надежно обеспечивался сводной труппой Рава-Русского укрепленного района. При атом мы больше всего полагались на армейские механизированные части, стоявшие, как удалось установить, в нашем тылу на Львовском шоссе.

С утра третьего дня войны противник возобновил наступление на всем фронте дивизии. На этот раз основные удары наносились одновременно с двух сторон: вдоль шоссе на Раву и в направлении на Верхрату. В случае прорыва нашей обороны противник выходил прямо в тыл основным силам дивизии. Наступление немецко-фашистской пехоты поддерживалось не только сильной группировкой артиллерии и минометов, но также танками и авиацией.

Особенно ожесточенный бой разгорелся на участке 102-го стрелкового полка.

Казалось, что противник в своей необузданной ярости хочет отомстить здесь за все свои неудачи в предшествовавших боях. Но ничто не могло сломить духа и упорства наших бойцов, они стояли насмерть. Отдельные группы вражеских солдат, прорывавшиеся за передний край обороны, уничтожались огнем и контратаками нашей пехоты, подчас непосредственно в окопах и ходах сообщения в рукопашном бою.

В районе Верхраты левофланговый 139-й стрелковый полк, ведя тяжелый бой с численно превосходившим противником, во второй половине дня вынужден был оставить основной оборонительный рубеж. Развивая здесь успех и все время угрожая левому флангу и тылу полка, передовые подразделения противника овладели высотой 303 и деревней Верхрата. Во избежание окружения и уничтожения полка по частям майор Коркин, раненный в этом бою, принял решение отойти на новый рубеж: западная опушка лагерного леса, Прусе, железная дорога из Равы-Русской на Любачув. В самый кризисный период боя одно из подразделений полка под ураганным огнем и сильным натиском противника дрогнуло и в беспорядке начало отход. Создалась угроза прорыва врага в наш глубокий тыл в направлении Равы-Русской. Как раз на это направление из штаба дивизии прибыли батальонный комиссар Власовец и политрук Селява. Обстановка требовала немедленных и смелых действий. Под огнем противника они бросились навстречу группе бойцов, отходивших в лес с криком: «Стой! Ложись! Ни шагу назад!» Порядок был восстановлен. Бойцы залегли в цепь. Сильным огнем встретили они атаковавшего противника. В этот решающий момент батальонный комиссар с пистолетом в руке поднялся и громко скомандовал: «За мной! В атаку! Вперед!» Вся цепь наших бойцов дружно поднялась и с мощным раскатистым «Ура» стремительно бросилась навстречу фашистам. В жестоком рукопашном бою наши воины штыком и прикладом разили ненавистного врага. Ошеломленные таким упорством, яростью и силой нашей контратаки, гитлеровцы не выдержали и в беспорядке откатились назад. Полк удержал за собой рубеж и закрепился на нем.

В этом бою смертью храбрых пал батальонный комиссар Власовец. Он был секретарем дивизионной партийной комиссии. Я, как член этой комиссии, близко знал на редкость скромного и отзывчивого товарища Власовца. В решении вопросов партийной и общественной жизни он всегда проявлял чуткость, высокую принципиальность и идейность. Мне особенно тяжела была утрата одного из самых стойких и честных коммунистов нашей дивизии.

К вечеру 24 нюня батальон капитана Мартынова, вышедший с боем из окружения, присоединился к своему полку. Трое суток он днем и ночью вел непрерывные бои с превосходившими силами противника. Ни массированный огонь артиллерии и минометов, ни внезапные удары вражеской авиации не могли сломить стойкости и бесстрашия советских людей, защищавших свою социалистическую Родину. Много раз бойцы батальона, ведя бой в полуокружении и окружении, наносили ответные удары, переходили в контратаки, ошеломлявшие противника.

Поздним вечером 24 июня, подводя итоги напряженных боев и делая выводы, мы констатировали, что в связи с вынужденным отходом 139-го стрелкового полка

/71/

и частичной потерей основного оборонительного рубежа обстановка на нашем левом фланге резко обострилась и ухудшилась. Положение еще более усугублялось тем, что танковая контратака, проведенная командиром корпуса в районе Немирова, возлагаемых на нее надежд не оправдала. Среди личного состава дивизии стали невольно возникать и распространяться настроения нетерпения, досады и даже недовольства из-за отсутствия поддержки со стороны нашей авиации и танков. Каждый думал, где же они и почему их так долго нет. Как бы было хорошо и своевременно на действия вражеских танков и самолетов ответить еще более мощными ударами нашей боевой техники. И было до боли обидно и мучительно сознавать, что по какой-то неведомой причине, а может быть по чьей-то вине, мы не можем нанести ответных ударов.

Однако, несмотря на трудности сложившейся обстановки, положение нашей дивизии было в общем устойчивым. Примерно часам к 11 ночи мы получили новые разведывательные данные о противнике. Перешедший через линию фронта местный житель из Любычн-Крулевской рассказал, что к ним сегодня под вечер прибыли немецкие моторизованные части. Все улицы и переулки, дворы, сады и огороды забиты автомашинами с пехотой и различной боевой техникой. Кроме того, нами было установлено, что в лесном массиве, северо-восточнее Верхраты, противника нет и что на всем этом направлении отсутствует охранение и даже не ведется разведка. Наши разведчики скрытно вышли в район высоты 312 и наблюдали за тяжелой артиллерией противника, прибывшей на огневые позиции в район Верхраты и высоты 320.

Оценив обстановку, мы сделали вывод, что противник, во много раз превосходивший нас по численности и боевой технике, все же не смог прорвать основного рубежа на решающем направлении вдоль шоссе на Раву-Русскую и добился лишь частичных успехов на нашем левом фланге. Сосредоточение моторизованных войск в Любыче-Крулевской и усиление группировки в районе Верхраты тяжелой артиллерией говорили о том, что гитлеровцы будут с еще большей силой продолжать свое наступление на этом направлении.

Командир дивизии согласился с предложением продолжать активную борьбу с противником, смело используя слабые стороны и промахи в его действиях и упреждая в нанесении ударов. После тщательного уточнения задачи с начальником артиллерии дивизии и командиром корпусного артиллерийского полка было принято решение, сводившееся к следующему. Удерживая основной оборонительный рубеж, особо прочно закрепиться на левом фланге; ночью провести 10-минутный массированный огневой налет артиллерией по скоплению противника в Любыче-Крулевской; высвободив левофланговый батальон 244-го стрелкового полка, ночью скрытно вывести его на рубеж высоты 312 и на рассвете внезапно атаковать немцев во фланг и тыл в направлении Верхраты, железнодорожная станция и уничтожить их в этом районе.

В ночь на 25 нюня стрелковый батальон 244-го полка, не обнаруженный противником, скрытно и своевременно вышел на назначенный исходный рубеж и на рассвете ударил во фланг и тыл группировки противника в районе Верхраты. Одновременно с действиями этого батальона, заслышав шум боя, частью сил перешел в контратаку 139-й стрелковый полк, командование которым после ранения майора Коркина принял начальник 1-го отделения штаба дивизии майор Соколов. Удар с двух направлений был настолько внезапен и ошеломляющ для немцев, что они в панике бежали, бросая оружие и технику. В этой контратаке было уничтожено свыше батальона пехоты, разгромлено до двух дивизионов тяжелой полевой артиллерии на огневых позициях и захвачено много трофеев, которыми, однако, ввиду скоротечности боя воспользоваться не пришлось.

Находившийся в Любыче-Крулевской вражеский мотострелковый полк от артиллерийского налета понес такие потери, что был отведен в тыл. В результате четкого осуществления принятого решения, умелых и отважных действий личного состава наших частей противник в течение всего последующего дня перед фронтом дивизии не проявлял особой активности.

После танковой контратаки, проведенной 24 июня в районе Немирова, положение 159-й дивизии, ставшей нашим левым соседом, почти не улучшилось. Отразив

/72/

контратаку немцы возобновили наступление, тесня ослабленные части 159-й дивизии в восточном направлении. Наши попытки установить со штабом дивизии проводную связь остались безуспешными из-за больших расстояний и усилившейся активности диверсионных групп в нашем тылу. Выезжавший к левому соседу полковой комиссар Антонов привез далеко не утешительные данные. Соседний с нами полк вел тяжелый бой с противником и. еле сдерживая его, отходил на Раву-Русскую. Его отход обнажал наш левый фланг и тыл, создавая угрозу окружения дивизии.

В этой обстановке на пятый день войны, отражая непрерывные и нарастающие по своей силе удары врага, мы не имели связи ни с командиром корпуса, ни со штабом армии. Проводная связь с ними была потеряна еще ночью 25 июня, а высланные нами делегаты связи, как в воду канули.

Из сводок Советского информбюро мы знали, что немецко-фашистские войска прорвали нашу оборону в районе Владимира Волынского. Их ударная группировка, состоявшая из танковых и моторизованных соединений, уже достигла района Луцк. Дубно, Ровно. Судя по сводкам, на этом направлении развернулось большое сражение, в котором с обеих сторон участвовали крупные танковые соединения.

Мы полагали, что в сложившейся трудной обстановке все имевшиеся в наличии резервы, особенно наши армейские танковые и моторизованные соединения, по-видимому, уже были брошены на данное направление. Это подтверждалось и тем, что армейские танковые части, расположенные ранее на Львовском шоссе в районе Жолквы, в срочном порядке ушли в направлении Львова. Наша дивизия не могла рассчитывать на реальную помощь ни от армейского командования, ни тем более со стороны корпуса, действовавшего на таком широком фронте. Но без приказа вышестоящего командования отходить было нельзя. Продолжать же выполнять задачу по удержанию оборонительного рубежа – означало подставлять свой левый фланг и тыл под удары противника, обрекая дивизию на окружение в районе Равы-Русской.

Было около 12 часов дня 26 нюня. Командир дивизии решил послать своего заместителя по строевой части полковника Шалимова к командующему армией с докладом о сложившейся обстановке (с корпусом связь отсутствовала). Местонахождение штаба армии мы не знали, но полагали, что он мог размещаться где-нибудь в районе Львова.

Во второй половине дня нажим наступающего противника усилился, особенно вдоль железной дороги из Любачува на Раву-Русскую. Тесня полк левого соседа и наш левофланговый 139-й полк, противник овладел станцией и поселком Потылич. Его артиллерия обстреливала Раву-Русскую, в которой местами возникли пожары. От ранее высланной нами разведки в сторону Магерова и в направлении на Немиров никаких данных не было. Что происходило к югу от нас, мы не знали, но. учитывая потерю проводной связи с корпусом и тяжелое положение соседа слева, делали вывод, что противник развивает там наступление в восточном направлении.

С занятием поселка Потылич противник, отбрасывая разрозненные подразделения соседней с нами 159-й дивизии, устремился в направлении на Клебаны, обходи Раву-Русскую с юга. Для 139-го полка сложилась чрезвычайно тяжелая обстановка. Наседая на наш левый фланг и угрожая тылу, противник стремился отрезать полк от дивизии. Генерал-майор Микушев Н. Г. утвердил решение майора Соколова отвести полк на новый оборонительный рубеж в район Равы-Русской. Своевременным отводом полка мы обеспечивали целостность боевого порядка и общего рубежа обороны дивизии.

Под вечер 26 июня бой завязался уже на окраине Равы-Русской. В это же время на командный пункт дивизии обрушился шквал артиллерийского огня. Чтобы не быть отрезанными от частей дивизии, нам пришлось перенести срочно командный пункт в лес восточнее Пистуны, о чем мы немедля известили полки.

Нажим противника не ослабевал. Гитлеровцы, не считаясь с потерями, настойчиво пытались перерезать Львовское шоссе, чтобы преградить нам путь отхода на восток. С нового командного пункта проводной связи с частями не было; не поступали донесения от частей посыльными и делегатами связи, хотя новое место нашего КП полкам было известно. Командир дивизии заметно нервничал, горячо пережиная

/73/

сложившуюся обстановку. Полковник Шалимов все еще не возвращался из штаба армии. Чтобы перехватить его, были высланы маяки на Львовское шоссе. Положение с каждой минутой становилось все серьезней. Зная твердость характера своего командира, я все же решился сделать предложение немедленно начать отход дивизии на новый рубеж, ориентировочно, по реке Мощана.

– Отходить бел приказа начальника? Нет, не могу, – резко ответил он.

- А ставить дивизию под угрозу окружения и уничтожения противником разве мы можем? – доказывал я. – Ведь в нашем положении нужно поступать, сообразуясь с обстановкой и руководствуясь здравым смыслом.

Наш разговор проходил у полупритушенной фары бронемашины, стоявшей рядом с палаткой командира дивизии. В это время оперативный дежурный по штабу доложил о прибытии полковника Шалимова, который тут же появился из темноты и, не ожидая наших вопросов, доложил командиру дивизии о приказе командующего армией на немедленный отход в общем направлении вдоль Львовского шоссе, на рубеж Добросин, река Двини. От тов. Шалимова мы узнали, что обстановка на фронте корпуса, особенно в центре, неустойчивая; положение соседней с нами 159-й стрелковой дивизии очень тяжелое, и штабу армии не известно, где в настоящее время находятся ее части; левофланговая дивизия корпуса ведет сдерживающие бои с превосходящими силами противника, отходя на восток вдоль шоссе Яворов – Львов, штаб корпуса располагается в лесу в 8 км восточнее Шкло; наш правый сосед 3-я кавалерийская дивизия главными силами действует в районе Мосты Вельке.

Из краткого разговора с полковником Шалимовым мы вынесли впечатление, что основное внимание и усилия армии были направлены на обеспечение контрударов по прорвавшейся в район Броды, Дубно, Ровно ударной группировке немецко-фашистских войск. Туда бросались не только армейские, но и все фронтовые резервы. Поэтому действия корпуса и, в частности, нашей дивизии приобретали особо важное значение для прикрытия львовского направления с запада и северо-запада.

В ночь на 27 июня дивизия оставила свой оборонительный рубеж и отошла на новые позиции в районе Добросин. Действуя в составе корпуса и выполняя задачу по прикрытию львовского направления с северо-запада, а затем ближайших подступов к Львову с севера, она последовательно обороняла ряд рубежей у Жолкиы. Куликува. Ярычув-Нова и наконец у Задвуже. В непрекращающихся упорных боях в районе Львова, когда ряды и силы наших войск с каждым часом все уменьшались. мы не могли создать сплошного фронта, чтобы остановить натиск противника, вводившего свежие силы.

В ночь на 2 июля наша дивизия сумела прорваться из района Задвуже из затягиваемого противником кольца окружения в южном направлении и начать отход на новый рубеж обороны, куда в соответствии с решением Ставки Верховного Главнокомандования отводились войска Юго-Западного фронта.

* * *

С первых дней Великой Отечественной войны наша дивизия в чрезвычайно невыгодной для нее обстановке, вызванной внезапным нападением противника, действовала, как впоследствии выяснилось, на направлении главного удара немецко-фашистской 17-й армии. Эта армия наступала с рубежа Томашув, Перемышль с задачей прорвать нашу приграничную оборону, разгромить советские войска в районе Львова и в дельнейшем быстро выйти к Виннице.

Немецко-фашистское командование рассчитывало в первый же день своего наступления захватить Раву-Русскую, а на третий день пехотными соединениями выйти в район Львова. Однако враг неожиданно для себя натолкнулся на упорное сопротивление. С большими потерями ему удалось лишь 27 июня овладеть Равой-Русской, а Львовом только 1 июля.

Даже частичные мероприятия, направленные на сохранение боеготовности частей, позволяли нам в то суровое время без паники встретить внезапный удар врага. Наша дивизия сумела по боевой тревоге занять заранее подготовленный оборонительный рубеж в районе Равы-Русской и героически удерживать его в течение пяти суток,

/74/

надежно прикрывая львовское направление. Сдерживая противника, дивизия вела тяжелые упорные бои непрерывно в течение 12 суток.

Сами враги вынуждены признать исключительное упорство и мужество советских бойцов, проявленные в этих боях. Так, генерал-майор Бутлар, излагая действия группы армий «Юг», пишет: «После некоторых начальных успехов войска группы армий натолкнулись на значительные силы противника, оборонявшегося на подготовленных заранее позициях, которые кое-где имели даже бетонированные огневые точки. В борьбе за эти позиции противник ввел в бой крупные танковые силы и нанес ряд контрударов по наступавшим немецким войскам. После ожесточенных боев, длившихся несколько дней, немцам удалось прорвать сильно укрепленную оборону противника западнее линии Львов. Рава-Русская. и, форсировав реку Стырь, оттеснить оказывавшие упорное сопротивление и постоянно переходившие в контратаки войска противника на восток.

...Ведя тяжелые кровопролитные бои, войска группы армий «Юг» могли наносить противнику лишь фронтальные улары и теснить его на восток. Моторизованным немецким соединениям ни разу не удалось выйти на оперативный простор или обойти противника, не говоря уже об окружении сколько-нибудь значительных сил русских» (1).

При этом Бутлар особо подчеркивает, что русские располагали в обороне крупными силами. Но он умалчивает о том, что немецко-фашистские войска к моменту нападения на Советский Союз на направлении главных ударов имели многократное превосходство в живой силе и технике. Так, против нашей 41-й стрелковой дивизии, вначале оборонявшейся в полосе шириной около 50 км, действовало пять пехотных дивизий противника.

Сейчас, вспоминая эти факты и события, невольно с благоговением восхищаешься небывалым, изумительным мужеством, стойкостью, массовым героизмом, беспредельной любовью и преданностью социалистической Родине, проявленными бойцами и командирами славной 41-й дивизии в тяжелое для нашей страны время.

==========
1. Мировая война, 1939–1945 годы. Сборник статей. Перевод с немецкого. Издательство иностранной литературы. М., 1957, стр. 159, 160.

(02/07/2012)

[ На главную ]