|
|
|
ДИРЕКТИВА N: 32 Дискуссии по поводу причины немецкого нападения на СССР 22.06.41 и по вопросу готовности РККА самой начать наступление чаще всего сводятся к попыткам сравнения технических деталей военной готовности. Но до сих пор эти попытки так и остаются попытками, не приводящими до взаимосогласованного вывода. Ибо каждая из спорящих сторон вправе выбирать и обосновывать свои массивы цифр, которые по своему могут выглядеть верными (хотя могут найтись контрдоводы, подвергающие эти же цифры сомнению). Примеры: Вопрос: Какова была численность противника, напавшего на СССР 22 июня 1941 ? Открываем "Краткую историю (войны...)", Москва, "Воениздат", 1965 г., стр. 52: Общая численность Советских Вооруженных Сил за полгода до начала войны, к январю 1941 г., составляла 4 207 тыс. человек. Немецко-фашистская армия в момент вторжения в СССР более чем в два раза превосходила советскую.
В первых эшелонах враг имел 103 дивизии, из них 10 танковых, то есть почти вдвое превосходил силы первого эшелона советских войск. Итак – 103 дивизии... Опять какое-то уклонение от прямого ответа. Ладно, а сколько же советских дивизий было в первом (э-э-э), в западных округах? Читаем на той же странице выше: Всего в западных приграничных округах перед самой войной насчитывалось 170 дивизий... Войска этих округов составляли более половины численности всей Красной Армии (около 54 процентов). ... Но реальные возможности наших войск не соответствовали количеству дивизий... Ну это мы сейчас знаем, что этого оказалось как бы маловато. А 54% от примерно 5 млн. – это около 2,5 млн. Уже возникает некоторая определенность. А сколько же было наступающих немецких? Можно ли найти конкретные значения? В последних главах книги тоже попадаются некоторые цифры. Например, на стр.556 приведена таблица "Распределения немецко-фашистских дивизий в 1941-1945 гг." На дату 22 июня там есть такие данные: Общее число немецко-фашистских
дивизий – 217,5 На дату 1 января 1945: Общее число немецко-фашистских
дивизий – 314,5 А на стр. 569 наконец-то приведена таблица под названием "Численность войск и вооружений" (СССР и Германии на действующих фронтах). Однако, начинается она с ... декабря 1941: Декабрь 1941 – 4197 (СССР), 5093 (Германия) Но можно ли где-то конкретно прочитать, сколько же только немецких войск пошло в атаку 22 июня 1941? Вот например, есть книга Льва Безыменского "ОСОБАЯ ПАПКА "БАРБАРОССА". В ней на стр. 211 приводится такой абзац: Первоначально Гитлер "отпустил" на Восточную кампанию 80-100 дивизий. Затем (к началу 191 года) речь зашла о 144 дивизиях (не считая дивизий Италии, Румынии, Венгрии, Финляндии). Так примерно и осталось. 22 июня в бой вступило 152 немецких дивизии, 12 румынских, 2 венгерских, 3 итальянских, 18 финских – всего около 3,5 миллиона человек. О! Уже ближе! Всего, значит, 22 июня 1941 в атаку на СССР двинул враг в количестве 3,5 млн. Но, извините, Финляндия объявила войну СССР 25 июня. Венгрия и Румыния в бой 22 июня тоже еще не пошли. Поэтому из 3,5 млн. человек надо вычесть какую-то численность армий немецких союзников. Всего союзных Германии дивизий было 35 (или 19%). Т.е. получается, что одних только немецких войск 22 июня 1941 в атаку на СССР пошло примерно 2,8 млн. (А советских в западных округах (см. выше) было ... примерно столько же – 2,5 млн.). В конечном итоге получается, что наступавшие немцы в количестве войск особого перевеса не имели. Тем более, что наступающий, как считается, и должен иметь солдат больше, так как в наступлении (как правило) и потери выше. Но... реально большие потери почему-то понесла находившаяся в обороне Красная Армия. Это объясняется тем, что хоть немцы и имели примерно равное количество войск, но они создали подавляющее превосходство на направлениях главных ударов. Возможно. Но на то и разведка, чтобы заранее определить места этих возможных главных ударов. Почему не определили? Советская разведка что-то выяснила заранее? Как оказывается, выяснила. Да только почему-то советский генеральный штаб не захотел учесть это для размещения войск прикрытия. Не учитывать такую информацию можно было только в одном случае, - если немецкое нападение реально НЕ ПРИНИМАЛОСЬ ВО ВНИМАНИЕ. Но Гитлер все-таки напал. Т.е. у него на это должны были быть какие-то причины. Некоторые предполагают, что – стратегического характера. Но тогда (для проверки) есть смысл ознакомиться, а имел ли Гитлер какие-то планы на "после "Барбароссы"? Как оказывается, имел. И об этом свидетельствует его Директива N: 32, которая (в отличие от Директивы N: 21) малоизвестна среди историков. Краткое объяснение ее текста есть в
книге Л. Безыменского "ОСОБАЯ ПАПКА
"БАРБАРОССА", в Глава 7 "Пирамида
смерти" (фрагменты стр. 254-264) ЧТО ЗАМЫШЛЯЛОСЬ ПОСЛЕ "БАРБАРОССЫ" .... За момент начала разработки операции “Барбаросса” ни в коем случае нельзя принимать ту дату, которая стоит на документе с таким названием. С полным правом то же самое можно сказать и о моменте завершения разработки операции. Согласно нормальной логике можно было бы считать, что разработка операции “Барбаросса” как военно-стратегического плана окончилась 21 июня 1941 года—в канун дня, когда три немецкие группы армий начали действовать в строгом соответствии с приказами, разработанными в ОКВ и ОКХ. Но в действительности это было не так. Процесс разработки операции продолжался и после 21 июня, ибо аппетиты немецкого генерального штаба и нацистского руководства ни в коем случае не останавливались на тех военных рубежах, которые были отмечены в “Директиве N: 21”. Даже та сугубо теоретическая линия “А—А” (от Архангельска до Астрахани), которая была проведена по линейке на карте Советского Союза, совершенно не исчерпывала планов, которые вынашивались в имперской канцелярии. Это и понятно: ведь сама операция представляла собой решающую ступень в борьбе за захват мирового господства, а для этого, разумеется, надо было не только переступить через пресловутую линию “А—А”, но и двинуться значительно дальше. Куда же? В истории “дополнительного” планирования операции “Барбаросса” есть несколько недель, в которых она получила существенное развитие в сравнении с “Директивой N: 21”. Это произошло в начале июля 1941 года — тогда, когда Гитлер и все его военные советники (не говоря уже о руководителях нацистской партии) были абсолютно уверены в том, что Советский Союз уже разгромлен. ... 27 июля он “предсказал” Гальдеру, что “через месяц наши войска будут у Ленинграда и Москвы, на линии Орел — Крым, в начале октября—на Волге, а в ноябре—в Баку и Батуми”(KTB. Halder, Bd. I, S. 1023). В эти же июльские дни Гитлер назвал и другую цель — Урал. 16-м июля 1941 года датируется ставший впоследствии классическим документом агрессии ... протокол совещания в ставке Гитлера, на котором Гитлер, Борман, Розенберг, Геринг, Кейтель и Йодль вели речь о том, как им “разделить русский пирог”. Этот протокол, который был впервые оглашен на Нюрнбергском процессе и достаточно часто цитировался в различных работах, посвященных второй мировой войне, зарегистрировал полную уверенность нацистской клики в том, что Советский Союз уже разгромлен и Советская Армия не сможет оказать сколько-нибудь существенного сопротивления. Был ли готов вермахт к этой ситуации? Конечно. Нацистский генералитет всегда умел предусматривать случаи, когда надо было развивать успех,— он не умел только предусматривать свои поражения. Никто в немецком генеральном штабе не составлял планов на случай провала “Барбароссы”, зато уже в начале июня 1941 года, то есть еще до нападения на СССР, была разработана “Директива N: 32” — о действиях “после Барбароссы”. Но о ней—немного позже. Сначала мы займемся сравнительно менее известным, но, пожалуй, еще более авантюристическим замыслом германского империализма. ...Итак, середина июля 1941 года. В ставке Гитлера и в генеральном штабе—полная уверенность в победе. В этих условиях на стол генерала Гальдера ложится разработка, в которой предполагается, что война закончена, а для “обеспечения и оккупации” захваченной территории нужно будет всего-навсего 56 дивизий. Они будут выполнять оккупационные задачи, а кроме того, совершать “рейды” в еще неоккупированные районы. Для этого Гальдер решил создать несколько специальных групп, а именно: а) один танковый корпус для операции в
Закавказье; На Урале? Да, на Урале. Этой, на первый взгляд, фантасмагорической задаче была посвящена специальная разработка, озаглавленная “Операция против Уральского промышленного района” и датированная 27 июля 1941 года. В ней говорилось: “I. Операция будет проводиться
механизированными войсками силой в 8 танковых и 4
моторизованных дивизий. Будут по необходимости
также привлекаться отдельные пехотные дивизии,
которым будет поручено охранять тыловые
коммуникации. Конечно, сегодня можно иронизировать над генералами из ОКВ и ОКХ, которые считали, что они смогут 12 дивизиями пройти практически через всю европейскую территорию Советского Союза и захватить Урал. Как и в планировании самой операции “Барбаросса”, здесь немецкие генералы полагали, что будут действовать на Урале как бы в безвоздушном пространстве. Для них уже не существовало Красной Армии, для них не существовало и советского населения. Недаром говорится: кого боги хотят наказать, того они лишают разума... Но уже с августа 1941 года в документах
германского генерального штаба не найдешь
никакого упоминания об Урале. Развитие событий
на советско-германском. фронте быстро отрезвило
как генерала Гальдера, так и многих других
генералов — они с испугом стали констатировать
возрастающую мощь советского сопротивления. Об
Урале пришлось забыть, ибо зашаталось все здание
“Барбароссы”. Этот документ подвергся тщательному обсуждению в Берлине. Со стороны “экспертов” поступил целый ряд возражений: так, адмиралы считали невозможным дать японцам какие-либо точные заверения по поводу разграничения интересов в мировом океане. А генеральный штаб сухопутных войск предложил заменить раздел мира по 70-му градусу Восточной долготы некой “естественной границей”, которая должна была проходить значительно восточнее, а именно: по Енисею, затем по границе между Советским Союзом, Монголией и Китаем и далее к Афганистану. Согласно этой разграничительной линии как Уральский промышленный район, так и Сибирский индустриальный комплекс должны были попасть в руки немцев (Ibid, S. 137). Договор все-таки был подписан в первоначальном виде. Гитлер видимо, понимая, что о конкретном разделении сфер влияния говорить еще рано, решил не дразнить Японию и согласился с линией по 70-му градусу — благо он мог уступить японцам Сибирь с тем большей готовностью, что не располагал ею. В тот момент для пего гораздо важнее было укрепить военное сотрудничество с Японией и активизировать действия обоих агрессоров против держав антигитлеровской коалиции. Но 70-й градус делил не только азиатскую часть Советского Союза. Еще более существенным был тот факт, что южная оконечность этого воображаемого водораздела утыкалась в Индийский океан, а к Индийскому океану были прикованы взоры не только японцев, но и немецкого нацистского руководства. Не случайно в истории операции “Барбаросса” есть еще одна глава — ее “южная” глава, касающаяся планов, связанных с продвижением вермахта через Кавказ на Ближний Восток и далее в Афганистан и Индию. В западной исторической литературе господствует мнение, будто все подобные мероприятия Гитлера находились в стадии самого предварительного обдумывания и, собственно говоря, представляли собой очередную химеру. Этот тезис ничем не подтверждается, — скорее наоборот, он опровергается всеми архивами, обнаруженными после разгрома третьего рейха. Основным документом, который опровергает тезис о “химерах”, является упоминавшаяся выше “Директива N: 32”, разработанная в июне 1941 года. В ней прямо предполагалось начать подготовку операции “по ту сторону Кавказа”. У этой директивы была любопытная “увертюра”: обнаружилось, что в различных группах немецкой военной клики существуют различные представления о периоде “после Барбароссы”. Если сам коричневый фюрер полагал, что основные усилия необходимо сосредоточить в Европе и Азии, то адепты германского колониализма не могли расстаться с мечтой о возвращении африканских владений. Поэтому при подготовке “Директивы N: 32” верх сначала взяли те группы, которые считали необходимым в первую очередь закрепиться в Африке, чтобы, базируясь на захваченные там военные базы и возвращенные колонии, разворачивать борьбу против англичан и американцев. Эта цель тесно увязывалась с предполагавшимся захватом всего Пиренейского полуострова. Как известно, Гитлер не удовлетворялся союзом, который существовал между ним и фашистским диктатором Франко. Не доверяя своему союзнику, он предполагал, что гораздо надежнее просто оккупировать Испанию вместе с Португалией и превратить Пиренеи в большой военный плацдарм. Однако первоначальный вариант “Директивы N: 32” был опровергнут Гитлером как слишком односторонний. По его указанию он был пересмотрен. Оставляя возможность использования западно-африканских баз, Гитлер требовал быстрого продвижения через Северную Африку и Египет на Аравийский полуостров. Здесь должны были сойтись, образуя первые клещи, войска Роммеля, действующие в Северной Африке, и немецкий экспедиционный корпус, которому надлежало пройти через Болгарию и Турцию. Затем предполагалось осуществить вторые клещи: соединить удары вышеупомянутых двух групп с третьей, движущейся с севера, то есть через Закавказье. Таким путем имелось в виду раздавить французские и английские владения на Ближнем Востоке. Весь Аравийский полуостров должен был попасть в немецкие руки. Но и это не было последним словом в планировании “после Барбароссы”. В дальнейшем объединенным немецким войскам надлежало совершить бросок из Аравии в Индию, одновременно в том же направлении должен был последовать еще один удар — из Афганистана. Немецкая военщина уже давно обращала внимание на Афганистан, считая эту страну подходящей базой для действий против Индии. Ведомство Розенберга еще в 30-х годах готовило свою агентуру в Афганистане, опираясь в основном на группу предателей из числа национальных политических деятелей. Еще 18 декабря 1939 года Розенберг направил Гитлеру меморандум, в котором предполагал использовать Афганистан “в случае необходимости против Британской Индии или Советской России” (ADAP, Bd. VIII, S. 431). Сразу после начала войны немецкая агентура в Афганистане заметно активизировалась, значительную роль в этих планах играл и предводитель местных племен вазири, так называемый “факир из Ипи” Хаджи Мирза Хан. Вазири находились в зоне между Индией и Афганистаном и должны были поднять восстание, “на помощь” которому, разумеется, пришли бы немецкие войска. Таков был общеполитический фон, на котором последовало распоряжение Гитлера начать подготовку к операции против Индии, осуществляемой с территории Афганистана. Разумеется, из этого “стройного” замысла выпала одна “мелочь”: для того, чтобы немецкие войска могли двинуться из Афганистана на Индию, им нужно было перво-наперво оказаться в Афганистане, предварительно преодолев “каких-нибудь” 7—8 тысяч километров, отделявших Афганистан от западных границ Советского Союза. Однако опьяненному первыми военными успехами Гитлеру ничего не стоило в своем воспаленном сверх всякой меры воображении “перемахнуть” через такую “малость”, как пространство в несколько тысяч километров. Как вермахт собирался “дойти” до Афганистана и Индии? В том же июле 1941 года был разработан очередной план — план движения через Кавказ, захвата кавказских нефтепромыслов и наступления к ирано-иракской границе. .... Однако Ирак был лишь одним и к тому же скорее всего вспомогательным направлением будущей глобальной агрессии. Объектом “дальнего прицела” была Индия. Для достижения этой цели кроме войск должна была действовать “пятая колонна” — “факир из Ипи” и другие. (Так, немцы возлагали большие надежды на деятеля индийского националистического движения Субхаса Чандра Боса.) Предполагалось, что националистические силы Индии поднимут восстание в тот момент, когда немецкие войска приблизятся к индийской границе. Задача выхода к границе Индии возлагалась на так называемое “соединение Ф” — моторизованный корпус под командованием генерала Фельми, который формировался в Греции и специально оснащался для действий в субтропических и тропических условиях. Ни план захвата Афганистана, ни план вступления в Индию не были реализованы. Рассуждая на эту тему, известный немецкий историк Андреас Хильгрубер писал, что “все, относящееся к Афганистану, и вообще все планы, связанные с “Директивой N: 32”, были предусмотрены для времени “после Барбароссы”. Однако кардинальная предпосылка для осуществления подобных замыслов, а именно: быстрый развал Советского Союза, так и не стала реальностью” (A.Hillgruber, op. cit., S. 388). Нет, не стала! Не смог Гитлер осуществить и “Директиву № 32”, не смог он выполнить и другие планы, вроде операций “Танненбаум” (захват Швейцарии), “Зильберфукс” (захват Швеции), “Феликс” — “Изабелла” (захват Испании и Португалии), не смог и двинуться на завоевание американского континента. По простой причине: советский народ своим легендарным подвигом сорвал план "Барбаросса" и тем самым спас весь мир от фашистского порабощения. ================
ГЛАВА 16 ПРОВАЛ ПЛАНА "ВЕЛИКС" КАК БЫЛ СПАСЕН ГИБРАЛТАР Для многих немцев победа танковых дивизий над французской армией стала событием, которое они долго смаковали. .... Генерал Канарис не разделял общей эйфории и не считал падение Франции победой. “Если Гитлер победит, — сказал он своему подчиненному полковнику Хайнцу, — то это станет нашим концом, а также концом той Германии, которую мы любим и которую мы желаем видеть. Если Гитлер проиграет, — добавил он, — то это также будет и нашим личным поражением из-за того, что мы не смогли избавиться от него”. ... По самым различным причинам гитлеровское верховное главнокомандование .... обращало свои взгляды в сторону Испании. Геринг советовал Гитлеру вначале оккупировать Испанию и Северную Африку, а не Великобританию. В июне 1940 года, до того, как был подписан договор с Францией, генерал Гудериан, командующий 19-м танковым корпусом, также доказывал необходимость захвата стратегического бастиона Великобритании — Гибралтара. Генерал даже советовал Гитлеру отложить подписание договора с Францией с тем, чтобы можно было пройти через всю Испанию двумя танковыми дивизиями, захватить Гибралтар, а с этого плацдарма захватить французскую Северную Африку. Генерал Альфред Йодль, начальник транспортного управления ОКВ, представил фюреру план, согласно которому предлагалось отрезать Великобританию от ее восточных владений посредством захвата Испании, Гибралтара, Северной Африки и Суэцкого канала. План, который вскоре назвали операцией “Феликс”, имел своей целью оккупацию Гибралтара, а также испанских владений в Северной Африке и, в частности, Испанского Марокко, Рио-де-Оро и Канарских островов, для того, чтобы использовать испанские порты в качестве базы немецких подводных лодок в битве в Атлантике. В случае успешного развития событий можно было нанести удар, и, возможно, фатальный, по Великобритании. Этот план, однако, явно шел вразрез с желаниями генерала Франко. Несмотря на серьезную помощь нацистской Германии во время гражданской войны в Испании, у него имелось свое видение национальных интересов. 12 июня 1940 года он объявил “мирное” положение; затем, два дня спустя, с согласия французов и англичан, но не немцев, он послал войска оккупировать Танжер. Англичане, конечно же, были обеспокоены тем, что Гитлер сможет убедить Испанию вступить в войну со всеми вытекающими последствиями для союзников. Сэр Сэмуэль Хор, ярый сторонник мирных действий, был срочно направлен в Испанию со специальной миссией убедить Франко не поддаваться на давление Германии. Хор настолько не верил в успех своей миссии, что держал наготове самолет на тот случай, если вдруг начнется война. Консультации Хора с испанским правительством, начавшиеся в середине июня 1940 года, проходили настолько трудно, что министерство обороны Великобритании дало ему полномочия пообещать в случае необходимости, что Великобритания будет “готова обсудить после войны любой вопрос, касающийся общих с Испанией интересов”. Вероятно, это невинно звучащее утверждение могло дать испанцам повод подумать, что Гибралтар может перейти к ним. Хор воздержался от завуалированных или явно выраженных обещаний обсудить судьбу Гибралтара после войны, поскольку дискуссия наладилась, и Франко по своим, одному ему известным, причинам не стал предъявлять никаких требований относительно этого бастиона англичан и казался “решительно настроенным не вступать в войну”. Несмотря на предназначавшиеся для протокола всплески бравады в начале переговоров и такие выражения, как “почему бы вам не закончить войну; вы ее не выиграете”, каудильо оказался на удивление сговорчивым. Имелись данные, что Франко поставил Гитлеру следующие условия — перед тем, как вступить в войну и открыть свою страну для прохода немецких войск, Германия должна отдать Испании французское Марокко и Алжир. Такие условия вызвали у Гитлера раздражение, поскольку требования Франко были для него заведомо невыполнимыми. 10 июля фельдмаршал Кейтель попросил Канариса, известного эксперта по Испании, проверить возможность организации блокады Гибралтара. Через десять дней адмирал, расстроенный ходом событий во Франции, отправился в Испанию. Его должны были сопровождать офицеры абвера Ганс Пикенброк, подполковник Ганс Микош, капитан Ганс-Йохен Рудлофф, а также шеф резидентуры абвера в Испании капитан Вильгельм Лейснер. Он, однако, смог поехать туда один и провел там достаточно времени, чтобы повидаться со своими старыми друзьями: генералом Хуаном Вигоном, начальником генерального штаба вооруженных сил Испании, и генералом Карлосом Мартинесом Кампосом, шефом испанской разведки. Канарис настоятельно просил их уговорить Франко не соглашаться на просьбы Гитлера. Представляется важным, что только его личные отношения с этими людьми позволили такую удивительную откровенность; это дает веские основания предполагать, что Канарис уже давно привлек их на свою сторону в качестве “доверительной связи” в Испании. Один из биографов Канариса, доктор К. X. Абшаген, вероятно, правильно понял, когда писал об отношениях адмирала с Вигоном и Мартинесом Кампосом как об отношениях, основывавшихся на “взаимном доверии”. 18 июля Франко объявил о своих притязаниях на Гибралтар, но не с целью отобрать его у англичан, а затем, чтобы на него не притязала Германия. Специальный посланник Великобритании, Сэмуэль Хор, которого Кадоган однажды назвал “этим маленьким занудой”, очень взволновался, очевидно, не понимая истинной подоплеки такого заявления. В августе Канарис беседовал с двоюродным братом Франко Рамоном Серрано Суньером, который готовился возглавить министерство иностранных дел. Адмирал настоятельно просил Серрано Суньера сделать все возможное, чтобы убедить Франко отказаться от участия в войне — удивительно откровенный разговор. Практически сразу после этого разговора Франко послал Серрано Суньера в Берлин, чтобы тот лично прояснил для себя отношение Гитлера к этому вопросу. На встрече с Серрано Суньером 16 сентября Гитлер не настаивал на вступлении Испании в войну, возможно, решив оставить более сильные аргументы в пользу этого на встречу с самим Франко. На неофициальной встрече, во время которой Канарис должен был привлечь Франко к сотрудничеству с Гитлером для захвата Гибралтара, он сделал все наоборот. Канарис предупредил Франко, что если тот выступит союзником Оси, то Испания пострадает не только в экономическом плане, но потеряет и свои острова, а возможно даже, и Пиренейский полуостров будет захвачен англичанами. Более того, в военных планах Гитлера не предусматриваются войска для защиты Испании. Франко, должно быть, рассчитывал, уступив Гитлеру, впоследствии разделить лавры победы с Германией, а на тот период такие шансы имелись. Но убежденный Канарисом в том, что дело Гитлера обречено, он посчитал более выгодным остаться в стороне. Как сказал Уинстон Черчилль: “Франко передумал и решил не втягивать свой изможденный народ в еще одну войну”. Зная о том, что Франко опасается немецкого вторжения в Испанию в случае отказа .от сотрудничества, Канарис использовал свой самый сильный аргумент: Гитлер не собирается силой вторгаться в Испанию. Раскрыв тайну фюрера, Канарис рассказал Франко о плане “Барбаросса”, амбициозном плане Гитлера по захвату России. Именно по этой причине Германия не могла выделить войска для испанской кампании, не говоря уже о защите Испании. Шеф абвера удивил Франко своей убежденностью в том, что Гитлер войну не выиграет; таким образом, Испания, как активный союзник Германии, обязательно станет объектом для мести со стороны победивших союзников после войны. 8 августа, ободренный тайными заверениями Канариса, Франко представил свои вымогательские условия немецкому послу Эберхарду фон Штореру. Каудильо заявил, что присоединится к Гитлеру в том случае, если ему в качестве награды пообещают Гибралтар и французское Марокко. Германия должна была также пообещать в случае необходимости военную помощь и поставки пшеницы и нефти для укрепления слабой экономики Испании. В качестве основного выдвигалось требование вначале высадить немецкие войска на английском побережье для полномасштабного вторжения, и лишь после этого Испания соглашалась вступить в войну. Такое предложение заставило Гитлера
снова срочно отправить Канариса в Испанию в
попытке убедить Франко присоединиться к Оси или
по меньшей мере смягчить его “возмутительные”
требования. Этого Канарис в разговорах со своим
старым другом не сделал. Наоборот, он снова
напомнил Франко об ошибочности выступления на
стороне Гитлера, обреченного на поражение.
Генерал Гальдер пишет в дневнике 9 августа,
цитируя слова Канариса по возвращении: “Испания
самостоятельно ничего не сможет сделать против
Гибралтара... Втянуть Испанию в войну, как того
хочет Гитлер, будет сложно. Экономические
проблемы!” Гитлер прибыл в Хендайе на своем личном поезде в сопровождении министра иностранных дел Риббентропа, фельдмаршала Кейтеля и фельдмаршала фон Браухича. Бросалось в глаза, что в делегации отсутствовал адмирал Канарис. Недолюбливая Канариса и опасаясь, что, как близкий друг Франко, он сфокусирует на себе все внимание и получит в свой адрес всю похвалу за привлечение Франко в состав стран Оси, Риббентроп сделал так, что Канариса из состава делегации исключили. Но именно об этом Риббентроп мог даже не беспокоиться. Генерала Франко сопровождал
двоюродный брат, министр иностранных дел Рамон
Серрано Суньер (Как пишет биограф Канариса Ян
Колвин, эксперт по немецким спецслужбам
министерства иностранных дел Великобритании,
Канарис дал указание своему агенту в Ватикане
Йозефу Мюллеру строго секретно войти в контакт с
министром иностранных дел Испании Серрано
Суньером во время его визита в Рим и передать ему
следующее: “Адмирал [Канарис] просит Вас
передать Франко, чтобы он любой ценой не вовлекал
Испанию в эту игру. Вам может показаться, что у
нас сильные позиции. На самом деле положение
отчаянное, а шансы выиграть войну очень
маленькие”. — Colvin, "Canaris, Chif of Intelligence", стр. 128)
и посол Испании в Берлине генерал Еугенио
Эспиноза де лос Монтерос. Гитлер подготовил
широкие протокольные мероприятия с большой
помпой и блеском, дабы польстить Франко. .... За день до прибытия в Хендайе Гитлер нанес визит лидеру Виши Пьеру Лавалю во Франции. Он также планировал лично встретиться с маршалом Анри Петеном на следующий день после конференции в Хендайе для того, чтобы уговорить французов отказаться от нейтралитета и выступить совместно с Германией против Великобритании. Франко, оказавшись между двумя лидерами правительства Виши, был недоволен. Когда Гитлер ясно дал понять, что не может игнорировать интересы Франции, то Франко понял, что не получит территориальных приобретений, вступив в войну на стороне немцев, и, кроме того, многое потеряет. Предупреждение Канариса об ответных мерах англичан становилось все более убедительным. Со своей стороны Гитлер, очевидно, тоже понял тщетность своих попыток давления на Испанию. Канарис уже информировал Гитлера (и не без оснований) о том, что в Хендайе от Франко многого ожидать нельзя. ..... На конференции в Бреннер Пас 15 октября Гальдер говорил с генералом фон Эпдорфом: “Вопрос Гибралтара тесно увязан с интересами Франции. Участие Испании неизбежно поставит проблему французские колониальных владений и сотрудничества с Францией в Северной Африке”. Гальдер верно отмечает, что если бы Франция узнала о передаче своих колоний Испании, то “она перестала бы защищать свои колонии и передала бы их англичанам”. Требования Франко и Петена были взаимонеприемлемыми, и, по сути дела, этот факт обрекал встречу в Хендайе на неудачу. Франко по своим собственным соображениям не хотел идти на уступки Гитлеру. К тому же Канарис постоянно подчеркивал, что Германия не откроет испанский фронт, пока Великобритания будет представлять угрозу, в частности, на море, и прежде всего, в момент, когда Германии нужно мобилизовать все силы для грядущего, хотя пока и держащегося в секрете, вторжения в СССР. Встреча в Хендайе стала вообще бессмысленной, когда Франко выразил свое сомнение по поводу победы Германии в войне, чем очень обидел Гитлера. Каудильо подчеркнул, что даже если Британские острова и будут захвачены, английское правительство и флот продолжат войну из Канады с помощью американцев. Такая мысль во многом совпадала с точкой зрения Канариса. После войны регент Венгрии военного периода адмирал Миклош Хорти говорил, что Канарис еще в сентябре 1938 года предсказывал, что Германия обречена на поражение в любой войне, при вступлении в нее США на стороне Великобритании и Франции. Канарис говорил об этом в качестве предупреждения Хорти, убеждая, что Венгрии не следует воевать. Хотя по результатам встречи в Хендайе и был подписан ничего не значащий меморандум о взаимопонимании, ни фюрер, ни Франко не получили желаемого. Рассерженный Гитлер позднее сказал Муссолини: “Пусть лучше мне вырвут четыре зуба, чем я снова пойду на это!” Несмотря на позицию Франко, Гитлер не отказался от операции “Феликс”. Он был убежден, что нападение на Гибралтар с целью перекрыть Средиземное море одновременно с главным наступлением на СССР к концу 1940 года будет более эффективным шагом в борьбе с Великобританией, чем рискованное вторжение через Ла-Манш. Но в декабре Гитлер потерял последние остатки веры в Испанию. Последующий отказ Франко иметь
что-либо общее с немецкими планами оккупации
Вишистской Франции (операция “Атилла”) вынудил
Гитлера аннулировать все соглашения с Испанией. 6
февраля 1941 года Франко в очередной раз дал
отрицательный ответ на просьбу Гитлера вступить
в войну, используя в качестве оправдания
бедственное состояние испанской экономики.
Риббентроп в одной из своих редких точных оценок
сказал Гитлеру, что, по его мнению, у Франко “нет
намерений вступить в войну”. =================== Итак, после войны с Францией летом 1940 года Гитлер вовсе не прекратил свое стремление расширить свое влияние на соседние страны. Вариантов было несколько: - Провести высадку на
Британские острова. Гитлер выбрал последний. Почему? 09/10/2005 |
