А вот фото идущих в атаку советских воинов. У них в руках автоматы ППШ, на плечах, похоже, погоны – т.е. видимо, это не 1941 или 1942. Но что это за танк на заднем плане? Опорные катки какие-то маленькие, как у немецких танков. И ведущая звездочка, видимо, спереди. Английский? И сколько их было? А если много? А почему о них мало известно? Или это фото с учений? А эта модель только "играла роль танков"?

Или варианты текстовых примеров:

Книга генерала-полковника Каманина Н.П. "ЛЕТЧИКИ И КОСМОНАВТЫ" (Москва, "Политиздат", 1971). В ней он вспоминает различные периоды своей жизни. А на стр. 180-181 описывает то, как он встретил 22 июня 1941, будучи полковником:

Есть в Средней Азии чудесная, сказочно красивая долина. В этой цветущей долине, утонув в зелени, стоял дом отдыха летчиков авиационной дивизии, которой мне довелось командовать. Вечером 21 июня 1941 года мы приехали в долину, чтобы свалить с плеч усталость от напряженной работы и набраться сил в запас. Поработать пришлось перед поездкой много. Авиационная дивизия была только что сформирована. Она являлась одним из крупных авиационных соединений, создававшихся перед войной как новая оперативно-тактическая единица. Дивизия включала полки бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей, потому называлась смешанной. Мне как командиру пришлось изучать новую для меня материальную часть истребителей, штурмовиков, особенности их боевого применения. С группой командиров мы сидели на балконе особняка, вдыхали полной грудью воздух цветущей долины, обсуждая события последних дней. Было уже за полночь, когда разошлись по комнатам.... В шесть часов утра по местному времени меня разбудил посыльный. А еще через пять минут я услышал по телефону из штаба страшное слово: - "война"! По частям полетели первые военные приказы... Дыхание войны, уже полыхавшей на наших западных границах, мгновенно пришло и сюда, в цветущую сказочной красотой долину Фирюза....

Лично у меня к этому фрагменту имеется несколько вопросов. Во-первых, Средняя Азия занимает большую территорию. Хотелось бы уточнить местоположение обсуждаемой долины. Беру атлас. Нахожу: населенный пункт Фирюза - примерно в 40 км западнее Ашхабада, в 20 км от границы с Ираном, примерно в середине хребта Копетдаг (прямо на границе чуть восточнее Фирюзы находится гора Ризе высотой 3 км). Но может, это не та Фирюза? Раскрываю компакт-диск с БСЭ, нахожу в 27 томе:

ФИРЮЗА, посёлок гор. типа в Ашхабадской обл. Туркм. ССР, подчинён Ашхабадскому горсовету. Расположен в ущелье р. Фирюзинка на сев.-вост. склонах Копетдага, на выс. 600 м, в 37 км от Ашхабада. Климатич. курорт. Лето жаркое (ср. темп-pa июля 26 °С), зима мягкая (ср. температура янв. 0,6 °С); осадков около 300 мм в год. Детский санаторий, 2 дома отдыха.

Похоже, что все правильно. Но возникает другой вопрос: а чего это на границе с Ираном разместили НОВУЮ (!) смешанную авиадивизию? Хотя, с другой стороны, где же еще формировать ЗАПАСНЫЕ войсковй соединения? Видимо, лучше всего - в глубоком тылу. Но "глубокий тыл" - понятие растяжимое. Смотря в какой стороне возникнет этот самый фронт. Это мы сейчас знаем, что тогда фронт возник далеко на западе относительно Фирюзы. Поэтому было бы полезно учточнить, а не создавались ли еще НОВЫЕ воинские соединения в этом же военном округе? Оказывается, что создавались. Вот, например, как начинается книга генерала-армии Жадова А.С. "ЧЕТЫРЕ ГОДА ВОЙНЫ" (Москва, Воениздат, 1978, с. 3):

В конце мая 1941 года [тогда Жадов был генерал-майором] в Среднеазиатском военном округе, где я в то время командовал 21-й Туркестанской горно-кавалерийской дивизией, проводилось крупное оперативное командно-штабное учение. В нем участвовали штаб округа, штабы четырех кавалерийских, двух стрелковых дивизий, а также штаб недавно сформированной моторизованной дивизии. Учение проходило в обстановке, когда, как говорится, на наших западных границах уже пахло грозой. Среди руководящего состава округа и соединиений все чаще и чаще заводились разговоры о неизбежности войны. Своих опасений не скрывали и представители Генерального штаба, присутствовавшие на учении.... [А после учений на товарищеском ужине генерал С.Г.Трофименко огласил ему приказ срочно вступить в должность командира 4-го воздушно-десантного корпуса, который заканчивал формирование в районе Пуховичей (Белоруссия), но до начала войны до своего корпуса он не доехал - 22 июня встретил в пути на какой-то станции между Оренбургом и Куйбышевом (Самарой)].

Снова возникают вопросы. А можно ли узнать, кто был представителем из Генштаба? Пожалуй, можно, - из воспоминаний генерала-армии Штеменко С.М. "ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ШТАБ В ГОДЫ ВОЙНЫ" (Москва, Воениздат, 1968, с. 20-21):

Осень 1940 и зиму 1941 года пришлось потратить на тщательное изучение и военно-географическое описание Ближневосточного театра [военных действий]. С марта приступили к разработке командно-штабных учений в Закавказском и Средне-Азиатском военных округах, намеченных на май. В апреле генерал-лейтенант Н.Ф.Ватутин проводил командно-штабное ученеи в Ленинградском военном округе, и я ездил к нему с докладом. Доклад прошел гладко: Николай Федорович утвердил наши разработки почти без замечаний и отпустил меня, сказав, что учение в ЗакВО будет проводить либо начальник Генштаба, либо он - Ватутин.

В конце мая основной состав нашего отдела отправился в Тбилиси.... Перед самим отъездом выяснилось, что ни начальник Генштаба [генерал-армии Жуков], ни его заместитель [генерал Ватутин] выехать не могут и учениями будут руководить командующие войсками: в ЗакВО - Д.Т.Козлов, в САВО - С.Г.Трофименко. Однако уже на другой день после нашего приезда в Тбилиси генерал-лейтенанта Козлова срочно вызвали в Москву. Чувствовалось, что в Москве происходит нечто не совсем обычное.

21 июня утром наш поезд прибыл к перрону Казанского вокзала столицы. День ушел на оформление и сдачу документов. М.Н.Шарохин добился разрешения для участников поездки отдыхать два дня: воскресенье - 22 и понедельник - 23 июня. Но отдыхать не пришлось. В ночь на 22 июня, ровно в 2 часа, ко мне на квартиру прибыл связной и передал сигнал тревоги. А еще через полчаса я уже был в Генштабе. Война началась.

Опять возникают вопросы. Во-первых, интересно, что же такое "не совсем обычное" могло происходить в Генштабе в мае-июне 1941? Немецкого нападения не ждали, но что-то готовили? Жаль, что генерал Штеменко ограничился только упоминанием одного своего чувства. Во-вторых,   Мары, между прочим, - это примерно 350 км почти ровно к востоку от Фирюзы и 112 км от границы с Ираном. И маршрут от Серахса до Гасан-Кули - это практически вся граница СССР с Ираном восточнее Каспийского моря (с востока на запад). Получается, что до 22 июня 1941 г. в советском Генштабе были какие-то планы относительно "Ближневосточного театра"? "Проторить дорожку" к Персидскому заливу? Действительно, эта задача могла решаться только через Иран. И тогда понятен и смысл проведения штабных учений, и сталинская "глухота" к английским предложениям и создание новых дивизий в этих местах. Вот только не совсем понятно, как собирались воевать. Сразу наступать или сначала отразить нападение врага? Какого? Турок или иранцев? Между прочим, судя по дневнику Франца Гальдера, немцы Турцию в 1940-1941 рассматривали одновременно и как союзника и как врага (в зависимости от политический решений ведущего "большую игру"). Ну а коль у советского Генштаба к 22.06.41 были некие планы относительно "Ближневосточного театра", которые после 22.06.41 резко поменялись, то можно преположить, что и остальные планы, в частности, в отношении "Западного театра" тоже были какими-то такими, которые совсем не учитывали немецкое нападение утром 22.06.41. Об этом можно судить и по тому факту, что генерал Жадов на военных дорогах лесной Смоленщины уже 27 июля 1941 не без удивления встретился с конниками родной ему 21-й Туркестанской горно-кавалерийской дивизии ("с шашками против танков Гудериана!? Сабли тупить?").

Вот так обращение внимания к мелким деталям может вылиться в длительное и увлекательное расследование малоизвестных и проблематичных периодов истории. И еще раз подчеркиваю, что очень полезно обращать внимание не только на то, что есть (упоминается и обсуждается), но и на то, чего нет, но должно быть.

А насобирав коллекцию "всякого-разного" и насочиняв свои обзоры, может возникнуть потребность "пообщаться". Делать это можно двумя путями - вклиниваться в чужие сайты и форумы или попытаться создать свой. Однако, как показал мой опыт, в настоящее время реального "Межрегионального незаидеологизированного общества любителей" такой тематики, похоже, не существует. И вместо реального движения вперед, много энергии уходит "в песок" - в бесконечные доказательства "кто из нас дурак", в не имеющие конечных выводов большие мешанины бесед и т.д. Но есть и интересные примеры. Это челябинская региональная общественная организация "ОБЩЕСТВО ОТКРЫТЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ ДРЕВНОСТИ" и американский проект CWIHP "Международный исторический проект по изучению Холодной войны" ("THE COLD WAR INTERNATIONAL HISTORY PROJECT" (CWIHP)), учрежденный в 1991 г. научным Международным Центром имени Вудро Вильсона в Вашингтоне, округ Колумбия (at the Woodrow Wilson International Center for Scholars in Washington, D.C.) при поддержке John D. и Catherine T. MacArthur Foundation. CWIHP собирает, переводит и публикует документы из архивов разных стран, в первую очередь, бывшего социалистического лагеря. А также делает обзоры исторических материалов правительств всех участников Холодной войны и систематизирует получаемую информацию по историографии того периода. Кроме того, Центр Вудро Вильсона организует международные конференции и выставки по отдельным темам истории 1950-1980-х годов, издает “Бюллетень” и “Рабочие материалы” (CWIHP Bulletin, CWIHP Working Papers).

Конечно, для такой деятельности требуются серьезные деньги и проект "CWIHP/Центр Вудро Вильсона" финансируется целой группой заинтересованных организаций и отдельных лиц, в частности: the Korea Foundation, the Henry Luce Foundation, the John D. and Catherine T. MacArthur Foundation, the Andrew Mellon Foundation и других спонсоров.

На сайте CWIHP имеется большой архив статей. Причем, доступ к нему выполняется через автоматически управляемую базу данных - “Листсервер”(“Listserv”), доступную всем, кто интересуется историей Холодной войны и проекта CWIHP. К ней можно обращаться с помощью специальных команд, которые достаточно посылать в виде обычных электронных писем по адресу Listserv@hermes.gwu.edu. (В таких управляющих письмах должна быть только нужная команда в первой строке и больше ничего). Команда для получения списка доступных архивных файлов: "INDEX CWIHP". Команда для получения себе выбранного файла:  "GET CWIHP LOGxxxx" (или через механизм поиска в базе). Команда для получения новостей: “INFO DATABASE" (отказ от подписки: "SIGNOFF CWIHP"). Краткую форму сообщений можно настроить командой “SET CWIHP DIGEST”. Команда для получения полного списка управляющих команд “Листсервера”: “INFO REFCARD".

Пример деятельности этого "Проекта".  В конце 2003 г. под заголовком "CALL FOR CONTRIBUTORS: ENCYCLOPEDIA OF THE COLD WAR " ("Приглашение к сотрудничеству: Энциклопедия Холодной войны") Центр разослал сообщение о том, что профессор Спенсер Такер из Вирджинского военного института (Prof. Spencer Tucker, Virginia Military Institute) готовит к изданию многотомную "Энциклопедию Холодной войны", будучи главным редактором этого проекта. Издать энциклопедию планируется в 2006 г. в издательстве "ABC-Clio". Профессор Такер уже редактировал несколько энциклопедий по Вьетнамской войне, Корейской войне, Американской военной истории, об участии Америки в войне на море, по 1-ой и 2-ой Мировым войнам. Через сайт CWIHP он наделся привлечь к работе над энциклопедией по Холодной войне других видных историков.

ГИБЕЛЬ ДВОРЯНСКОГО РОДА ВОТИЦКИХ

В один прекрасный день в кабинет полицейского чиновника д-ра Мейзлика вошел озабоченный человечек в золотых очках.

— Архивариус Дивишек, — представился он. — Господин Мейзлик, я к вам за советом... как к выдающемуся криминалисту. Мне говорили, что вы умеете... что вы особенно хорошо разбираетесь в сложных случаях. А это чрезвычайно загадочная история, — заключил он убежденно.

— Рассказывайте же, в чем дело, — сказал Мейзлик, взяв в руки блокнот и карандаш.

— Надо выяснить, — воскликнул архивариус, — кто убил высокородного Петра Берковца, при каких обстоятельствах умер его брат Индржих и что произошло с супругой высокородного Петра Катержиной.

— Берковец Петр? — задумался Мейзлик. — Что-то не припомню, чтобы к нам поступал акт о его смерти. Вы хотите официально поставить нас в известность об этом?

— Да нет же! — возразил архивариус. — Я к вам только за советом, понимаете? Видимо, у них там произошло нечто ужасное.

— Когда произошло? — пришел ему на помощь Мейзлик. — Прежде всего прошу сообщить точную дату.

— Ну, дата ясна: тысяча четыреста шестьдесят пятый год, — отозвался Дивишек, укоризненно воззрившись на полицейского следователя. — Это вы должны бы знать, сударь. Дело было в царствование блаженной памяти короля Иржи из Подебрад. [Иржи из Подебрад (1420—1471) — правитель (с 1452 г.), затем король Чехии (1458—1471). Опираясь на мелкое и среднее дворянство, проводил политику централизации, что способствовало упрочению внешнеполитического положения Чехии, развитию городов и торговли.]

— Ах, так!.. — сказал Мейзлик и отложил блокнот и карандаш. — Вот что, мой друг, — продолжал он с подчеркнутой вежливостью. — Ваш случай больше относится к компетенции доктора Кноблоха [доктор Кноблох (р. в 1898 г.) — пражский врач-психиатр], нашего полицейского врача. Я его приглашу сюда, ладно?

Архивариус приуныл.

— Как жаль! — сказал он. — Мне так рекомендовали вас! Видите ли, я пишу исторический труд об эпохе короля Иржи из Подебрада и вот споткнулся, — да, именно споткнулся! — на этом случае, что не знаю, как и быть.

“Безвредный”, — подумал Мейзлик.

— Друг мой, — быстро сказал он, — боюсь, что не смогу вам помочь. В истории я очень слаб, надо сознаться.

— Это упущение с вашей стороны, — строго заметил Дивишек. — Историю вам надо бы знать. Но если даже вы непосредственно не знакомы с соответствующими историческими источниками, сударь, я изложу вам все известные обстоятельства этого дела. К сожалению, их немного. Прежде всего имеется письмо высокородного Ладислава Пхача из Олешной высокородному Яну Боршовскому из Черчан. Это письмо вам, конечно, известно?

— Простите, нет, — сокрушенно признался Мейзлик тоном неуспевающего ученика.

— Что вы говорите! — возмутился Дивишек. Ведь это письмо еще семнадцать лет назад опубликовал историк Шебек в своих “Извлечениях”. Хоть это вам следовало бы знать. Но только, — добавил он, поправив очки, — ни Шебек, ни Лекарж, ни даже Новотный [Лекарж Йозеф (1870—1936) — чешский историк, Новотный Вацлав (1869—1932) — профессор чешской истории в Карловом университете в Праге, автор ряда трудов по истории гуситской эпохи], в общем, никто не уделил письму должного внимания. А ведь именно это письмо, о котором вам следовало бы знать, навело меня на след.

— Ага, — сказал Мейзлик. — Что же дальше?

— Итак, прежде всего о письме, — продолжал архивариус. —У меня, к сожалению, нет с собой полного текста, но нам важны только несколько фраз, которые относятся к данному делу. Дворянин Ладислав Пхач сообщает в нем дворянину Боршовскому, что его, то есть Боршовского, дядя, высокородный Ешек Скалицкий из Скалице, не ожидается при дворе в Праге в этом, то есть в тысяча четыреста шестьдесят пятом году, поскольку, как пишет автор письма, “после тех недостойных деяний в Вотице Веленовой его милость король лично повелел, чтобы высокородный Ешек Скалицкий ко двору королевскому более не являлся, а предался молитвам и покаянию за свою вспыльчивость и уповал на правосудие божие”. Теперь вы понимаете? — втолковывал архивариус Мейзлику. — Мы бы сказали, что его милость король тем самым наложил опалу на высокородного Ешека и сослал его в собственную сего дворянина вотчину. Не кажется ли это вам странным, сударь?

— Пока что нет, — сказал Мейзлик, выводя карандашом на бумаге замысловатые спирали.

— Ага! — торжествующе воскликнул Дивишек. — Вот видите, и Шебек тоже не нашел в этом ничего особенного. А ведь ОЧЕНЬ странно, сударь, то обстоятельство, что его королевская милость не вызвал дворянина Ешека — каковы бы ни были проступки последнего — на обычный светский суд, а предоставил его правосудию божьему. Король ясно дал этим понять — почтительно произнес архивариус — что проступки эти такого свойства, что сам государь изымает их из ведения светского правосудия. Если бы вы побольше знали о его королевской милости Иржи Подебраде, вы бы сразу поняли, что это исключительный случай, ибо блаженной памяти король всегда неукоснительно придерживался строгого соблюдения законов.

— Может быть, он побаивался дворянина Ешека? — заметил Мейзлик. — Во времена его правления это случалось...

Архивариус возмущенно вскочил.

— Что вы говорите, сударь! Чтобы король Иржи боялся кого-нибудь! Да еще простого дворянина!

— Значит, у Ешека была протекция, заметил Мейзлик. — Сами знаете, даже у нас...

— Никакой протекции! — вскричал Дивишек, покраснев. — О протекции может идти речь, когда мы говорим о правлении короля Владислава [видимо, здесь речь идет о короле Владиславе Погробеке (1440—1457), предшественнике Иржи из Подебрад на королевском престоле Чехии (1453 — 1457). Был коронован в малолетнем возрасте. В период его правления Чехия переживала феодальные междоусобицы], а при Иржи Подебраде... Нет, сударь, при нем протекция не помогала! Он бы вас выгнал. — Архивариус немного успокоился. — Нет, никакой протекции быть не могло! Очевидно, сами недостойные деяния были таковы, что его королевская милость препоручил виновного божьему правосудию.

— Что же это были за деяния? — вздохнул Мейзлик. Архивариус удивился.

— Именно это вы и должны установить. Ведь вы криминалист. Для этого я к вам и пришел.

— Ради бога... – запротестовал Мейзлик, но посетитель не дал ему договорить.

— Прежде всего вы должны познакомиться с фактами, — сказал он наставительно. — Итак, обратив внимание на туманное указание письма, я поехал в Вотице искать следы упомянутых недостойных деяний. Там, однако, о них не сохранилось никаких записей. Зато в местной церкви я обнаружил могильную плиту дворянина Петра Берковца, и эта плита, сударь, датирована как раз тысяча четыреста шестьдесят пятым годом! А Петр Берковец был, видите ли, зятем дворянина Ешека Скалицкого, он женился на его дочери Катержине. Вот фотография с этого камня. Вы не замечаете ничего особенного?

— Нет — сказал Мейзлик, осмотрев снимок с обеих сторон: на могильной плите была высечена статуя рыцаря со скрещенными на груди руками. Вокруг него шла надпись готическим шрифтом. — Постойте-ка, вот тут, в углу, отпечатки пальцев!..

— Это, наверное, мои, — сказал архивариус. — Но обратите внимание на надпись!

— “Anno Domini MCCCCLXV”, – с трудом разобрал Мейзлик. — “Год от рождества Христова тысяча четыреста шестьдесят пятый”. Это дата смерти того дворянина, не так ли?

— Разумеется. А больше вы ничего не замечаете? Некоторые буквы явно чуть покрупнее других. Вот поглядите. — И он быстро написал карандашом “Аnnо DOmini mCcCcLXV”. Мастер нарочно сделал буквы О, С и С побольше. Это криптограмма, понимаете? Напишите-ка эти буквы подряд — ОCC. Вам ничего не приходит в голову?

— ОСС, ОCC, — бормотал Мейзлик. – Это может быть... ага, это сокращение слова “оссisis” — “убит”, а?

— Да! — торжествующе вскричал архивариус. — Мастер, сделавший могильную плиту, хотел сообщить потомству, что высокородный Петр Берковец из Вотице Веленовой был злодейски умерщвлен. Вот что!

— А убийца — его тесть, тот самый Ешек Скалицкий! — провозгласил Мейзлик по внезапному историческому наитию.

— Чушь! — пренебрежительно отмахнулся Дивишек. — Если бы высокородный Ешек убил высокородного Берковца, его милость король предал бы убийцу уголовному суду. Но слушайте дальше, сударь. Рядом с этой надгробной плитой лежит другая. Под ней покоится Henricus Berkovec de Wotice Welenowa, то есть брат высокородного Петра. И на этой плите высечена та же дата: тысяча четыреста шестьдесят пятый год, только без всякой криптограммы. Рыцарь Индржих (чешское имя Индржих соответствует немецкому Генрих (прим. ред.)) изображен на ней с мечом в руке. Мастер, видимо, хотел дать понять, что покойный пал в честном бою. А теперь объясните мне, пожалуйста, какова связь между этими двумя смертями.

— Может быть, тот факт, что Индржих умер в том же году, — просто чистая случайность? — неуверенно предположил Мейзлик.

— Случайность! — рассердился архивариус. — Сударь! Мы, историки, не признаем никаких случайностей. Куда бы мы докатились, если бы допустили случайности! Не-ет, тут должна быть причинная связь! Но я еще не изложил вам все факты! Через год, в тысяча четыреста шестьдесят шестом году, почил в бозе высокородный Ешек из Скалице, и — обратите внимание! — его вотчины Скалице и Градек перешли по наследству к его двоюродному брату, уже известному нам дворянину Яну Бopшовскому из Черчан. Вы понимаете, что это означает? Это означает, что дочери покойного, Катержины, которую, как известно каждому младенцу, в тысяча четыреста шестьдесят четвертом году взял себе в жены высокородный Петр Берковец, тоже уже не было в живых. Но могильной плиты с именем высокородной Катержины нигде нет! Разрешите спросить вас, разве тот факт, что после смерти высокородного Петра мы не входим никаких следов и его супруги, это тоже случайность? Что? И это вы называете случайностью? Почему же нет могильной плиты? Случайно? Или дело тут именно в тех самых недостойных деяниях, из-за которых его милость король препоручил высокородного Ешека правосудию божьему?

— Вполне возможно, — уже не без интереса отозвался криминалист.

— Не возможно, а несомненно! — непререкаемо изрек Дивишек. — А теперь все дело в том, кто же кого убил и как связаны между собой все эти факты. Смерть рыцаря Ешека нас не интересует, поскольку он пережил эти недостойные деяния. Иначе король Иржи не велел бы ему каяться. Нам надо выяснить, кто убил высокородного Петра, как погиб рыцарь Индржих, куда девалась высокородная Катержина и какое отношение имеет ко всему этому высокородный Ешек из Скалице.

— Погодите, — сказал Мейзлик. — давайте-ка запишем всех участников:

1. Петр Берковец — убит.
2. Индржих Берковец — пал с оружием в руках, не так ли?
З. Катержина — бесследно исчезла.
4. Eшек из Скалице — препоручен правосудию божьему. Так?

— Так, — помаргивая, сказал архивариус. — Только надо бы говорить “высокородный Петр Берковец”, “высокородный Ешек” и так далее. Итак...

— Мы исключаем возможность, что Ешек убил своего зятя Петра Берковца, потому что в этом случае он угодил бы на суд присяжных...

— Предстал бы перед королевским судом, — поправил архивариус. — В остальном вы правы.

— Погодите, тогда, стало быть, остается только брат Петра — Индржих. Вернее всего, это он убил своего братца...

— Исключено! — проворчал архивариус. — Убей он брата, его не похоронили бы в церкви, да еще рядом с убитым.

— Ага, значит, Индржих только подстроил убийство Петра, а сам пал в какой-то схватке. Так?

— А почему же тогда рыцарь Ешек попал в опалу за свою вспыльчивость? — возразил архивариус, беспокойно ерзая на стуле. — И куда делась Катержина?

— М-да, в самом деле, буркнул Мейзлик. — Слушайте-ка, а ведь это сложный случай! Ну, а допустим так: Петр застиг Катержину in flаgrаnti (“на месте преступления” – лат.) с Индржихом и убил ее на месте. Об этом узнает отец и в приступе гнева убивает своего зятя...

— Тоже не выходит, — возразил Дивишек. — Если бы рыцарь Петр убил Катержину за супружескую измену, ее отец одобрил бы такую расправу. В те времена на этот счет было строго!

— Погодите-ка, — размышлял Мейзлик. — А может быть, он убил ее просто так, в ссоре...

Архивариус покачал головой.

— Тогда она была бы похоронена честь честью; под могильной плитой. Нет, и это не выходит. Я, сударь, уже год ломаю голову над этим случаем, и ни в какую!

— Гм... — Мейзлик в раздумье разглядывал “список участников”. — Экая чертовщина! А может быть, тут не хватает еще пятого участника дела?

— Зачем же пятый, — укоризненно заметил Дивишек. – Вы и с четырьмя-то не можете разобраться...

— Ну, стало быть, один из двух — убийца Берковца: или его тесть, или его брат... Э-э, черт подери, — вдруг спохватился Мейзлик, — а что, если это Катержина?

— Батюшки мои! — воскликнул подавленный архивариус. — Я и думать об этом не хотел! Она — убийца, о господи! Ну и что же с ней потом случилось?

У Мейзлика даже уши покраснели от напряженной работы мысли.

— Минуточку! — воскликнул он, вскочил со стула и взволнованно зашагал по комнате.

— Ага, ага, уже начинаю понимать! Черт подери, вот так случай! Да, все согласуется... Ешек здесь главная фигура!.. Ага, круг замкнулся. Вот почему король Иржи... теперь мне все понятно! Слушайте-ка, он был она, этот король!

— О, да, — благоговейно подтвердил Дивишек. — Он, голубчик мой, был мудрым правителем.

— Так вот, слушайте, — начал Мейзлик, усаживаясь прямехонько на свою чернильницу.

— Наиболее вероятная гипотеза следующая, я за нее голову даю на отсечение! Прежде всего надо сказать, что гипотеза, признаваемая приемлемой, должна включать в себя ВСЕ имеющиеся факты. Ни одно самое мелкое обстоятельство не должно ей противоречить. Во-вторых, все факты должны найти свое место в едином и связном ходе событий. Чем он проще, компактнее и закономернее, тем больше вероятия, что дело было именно так, а не иначе. Это называем реконструкцией обстановки. Гипотезу, которая согласует все установленные факты в наиболее связном и правдоподобном ходе событий, мы принимаем как несомненную, понятно? — И Мейзлик строго взглянул на архивариуса. — Такова наша криминалистическая метода!

— Да, — послушно отозвался тот.

— Итак, факты, из которых нам нужно исходить, следующие. Перечислим их в последовательном порядке.

1. Петр Берковец взял себе в жены Катержину.
2. Он был убит.
З. Катержина исчезла, и могила ее не найдена.
4. Индржих погиб в какой-то вооруженной схватке.
5. Ешек Скалицкий за свою вспыльчивость попал в опалу.
6. Но король не предал его суду, следовательно, Ешек Скалицкий в какой-то мере был прав.

– Таковы все наличные факты, не так ли? Теперь далее. Из сопоставления этих фактов следует, что Петра не убивали ни Индржих, ни Ешек. Кто же еще мог быть убийцей? Очевидно, Катержина. Это предположение подтверждается и тем что могила Катержины не обнаружена. Вероятно, ее похоронили где-нибудь, как собаку. Но почему же ее не предали обычному суду? Видимо, потому, что какой-то вспыльчивый мститель убил ее на месте. Был это Индржих? Ясно, что нет. Если бы Индржих покарал Катержину смертью, старый Ешек, надо полагать согласился бы с этим. С какой же стати король потом наказывал бы его за вспыльчивость? Таким образом, получается, что Катержину убил ее собственный отец в припадке гнева. Остается вопрос, кто же убил Индржиха в бою? Кто это сделал, а?

— Не знаю, — вздохнул подавленный архивариус.

— Ну, конечно, Ешек! — воскликнул криминалист. — Ведь больше некому. Итак, весь казус округлился, понятно? Вот, слушайте: Катержина, жена Петра Берковца... гм... воспылала, как говорится, греховной страстью к его младшему брату Индржиху...

— А это подтверждено документально? — осведомился Дивишек с живейшим интересом.

– Это вытекает из логики событий, — уверенно ответил д-р Мейзлик. — Я вам скажу так: причиной всегда бывают деньги или женщина, уж мы-то знаем! Насколько Индржих отвечал ей взаимностью, неизвестно. Но во всяком случае это и есть причина, побудившая Катержину отправить своего мужа на тот свет. Говорю вам прямо, — громогласно резюмировал Мейзлик, — это сделала она!

— Я так и думал! — пригорюнился архивариус.

— Но тут на сцене появляется ее отец, Ешек Скалицкий, в роли семейной Немезиды. Он убивает дочь, чтобы не отдавать ее в руки палача. Потом он вызывает на поединок Индржиха, ибо сей несчастный молодой человек в какой-то мере повинен в преступлении единственной дочери Ешека и в ее гибели. Индржих погибает в этом поединке... Возможен, разумеется, и другой вариант: Индржих своим телом закрывает Катержину от разъяренного отца и в схватке с ним получает смертельный удар. Но первая версия лучше. Вот они, эти недостойные деяния! И король Иржи, понимая, сколь мало суд человеческий призван судить такой дикий, но справедливый поступок, мудро передает этого страшного отца, этого необузданного мстителя, правосудию божьему. Хороший суд присяжных поступил бы так же. Через год старый Ешек умирает от горя и одиночества... скорее всего в результате инфаркта.

— Аминь! — сказал Дивишек, благоговейно складывая руки. — Так оно и было. Король Иржи не мог поступить иначе, насколько я его знаю. Слушайте, а ведь этот Ешек — замечательная, на редкость цельная натура, а? Теперь весь случай совершенно ясен. Я прямо-таки все вижу воочию. И как логично! — в восторге воскликнул архивариус. — Сударь, вы оказали исторической науке ценнейшую услугу. Эта драма бросает яркий свет на тогдашние нравы... и вообще... — Исполненный признательности, Дивишек махнул рукой. — Когда выйдут мои “Очерки правления короля Иржи Подебрада”, я разрешу себе послать вам экземпляр, сударь. Вот увидите какое научное истолкование я дам этому прискорбному случаю.

Через некоторое время криминалист Мейзлик действительно получал толстенный том “Очерков правления короля Иржи Подебрада” с теплым авторским посвящением. Мейзлик прочитал том от корки до корки, ибо – скажем откровенно — был очень горд тем, что сделал вклад в историческую науку. Но во всей книге он не обнаружил ни строчки о драме в Вотице. Только на странице 471, в библиографическом указателе, Мейзлик прочитал следующее:

127. Шебек Ярослав, “Извлечения из Документов XIV и XV столетия”, стр. 343, письмо дворянина Ладислава Пхача из Олешны дворянину Яну Боршовскому из Черчан. Особого внимания заслуживает интересное, научно еще не истолкованное упоминание о Ешеке Скалицком из Скалице.

1928

31 июля 2004