|
|
|
[ На главную ] ВИЖ, 4, 1961, стр. 35-37 "Мысли об использовании
армии
Генерал-лейтенант в отставке Б. КОЛЧИГИН В минувшей войне организация прикрытия стратегического развертывания вооруженных сил оказывала большое, если не сказать решающее, влияние на ход и исход боевых действий в начальный период войны. Не случайно поэтому вопросам прикрытия уделено внимание в развернувшейся на страницах «Военно-исторического журнала» дискуссии по начальному периоду двух мировых войн. В статье «О содержании начального периода мировых войн» (1) генерал-майор В. Мернов пытается отрицать ошибки, допущенные в предвоенный период некоторыми нашими военными теоретиками (В. Меликовым, Р. Эйдеманом, Р. Циффером) в вопросах начального периода войны и, в частности, в вопросах организации прикрытия. Эти теоретики, как справедливо заметил тов. И. Рухле, «ошибочно думали, что содержанием начального периода будут операции малых армий, отстаивающих «право развернуться» (2). Они не предусмотрели возможности применения противником скрытного способа мобилизации и развертывания вооруженных сил в целях внезапного нападения сразу главными силами, а поэтому считали, что начальный период будет характеризоваться операциями малых армий, под прикрытием которых осуществится стратегическое развертывание и вступление в дело основных масс вооруженных сил (3). Не отрицая этого положения, генерал В. Мернов пишет: «Содержание в постоянной готовности сильной армии прикрытия на границе (подчеркнуто нами. — Б. К.) облегчало бы перевод армии мирного времени на военное положение в любой обстановке» (4). На наш взгляд, это утверждение является ошибочным, так как оно сделано без учета обстановки 1941 года, печальных фактов начального периода Великой Отечественной войны. ========= /35/ Как известно, перед началом войны войска армии первого эшелона приграничных округов, состоявшие в основном из стрелковых соединений, не были развернуты и приведены в боевую готовность, а строительство укреплений на новой государственной границе было далеко до его завершения. В такой обстановке считать армию прикрытия «панацей от всех бед» значит переоценивать свои силы и недооценивать силы врага. Вопреки мнению генерала В. Мернова мы также считаем, что предвоенные теоретики недостаточно учитывали новые качества вооруженных сил и, в частности, возросшие возможности быстрого и глубокого вторжения вражеских армий. Последнее обстоятельство уже в первые дни войны могло поставить армию прикрытия, находящуюся в приграничной зоне, и отмобилизовываемые в тылу главные силы в очень тяжелые условия в случае поражения войск прикрытия на том или ином направлении. Так оно и получилось. Срыв планомерного развертывания главных сил, вынужденных для создания нового фронта вводиться в бой по частям под ударами врага, уже сам по себе говорит несостоятельности приведенных выше суждений. Несомненно, что если бы к началу войны укрепленные районы на новой границе были уже построены, вооружены и освоены гарнизонами, то армия прикрытия оказалась бы в более благоприятных условиях. Это обстоятельство было учтено гитлеровским главным командованием и оно явилось одной из причин, определивших срок начала нападения фашистской Германии на Советский Союз. Таким образом, расположение армии прикрытия за неукрепленной границей не только не оттянуло начало вражеского вторжения, а, наоборот, могло ускорить его. Если бы даже директива Генерального штаба на развертывание армии первого эшелона была отдана и выполнена своевременно, т. е. до начала войны, то и это не смогло бы предотвратить частичного поражения войск прикрытия, ибо враг имел решающее превосходство на направлениях, где он наносил главные удары. Большим упущением было проводившееся разоружение укрепленных районов, имевшихся на нашей старой границе, в связи с тем, что они якобы потеряли свое значение из-за устарелости дотов. Конечно, долговременные огневые сооружения наших старых укрепленных районов были слабее огневых сооружений на линии Маннергейма, но все же они могли успешно противостоять полевой артиллерии врага, а против его тяжелой артиллерии их можно было усилить. Прорыв этих укрепленных районов заставил бы противника потерять немало времени и снарядов для разрушения долговременных огневых точек. Усиление укрепрайонов на старой границе войсками и полевыми укреплениями могло значительно увеличить обороноспособность нашей полевой армии. Вот почему по крайней мере до готовности уров на новой границе старые уры должны были прочно заниматься постоянными гарнизонами, И их оставление надо считать грубой ошибкой. Наиболее правильным, на ниш взгляд, было главные силы армии прикрытия иметь развернутыми на старой границе, а на новую границу выдвинуть в качестве прикрытия только конные, механизированные, моторизованные и инженерные войска для ведения подвижной обороны с широким применением заграждений, разрушений и минирования, особенно дорог и мостов Небольшие гарнизоны из стрелковых войск могли быть оставлены в готовых узлах сопротивлении, строящихся по новой границе уров, приспособленных к круговой обороне и могущих лишить врага возможности пользоваться лучшими переправами и дорогами. Войска прикрытия такого состава, сдерживая противника на заграждениях, должны были постепенно отойти за рубеж уров по старой границе /36/ и соединиться с главными силами армии прикрытия. Противник, ввязавшись в бои за укрепрайоны, мог подвергнуться ударам свежих и планомерно изготовившихся к боевым действиям главных сил. Генерал-майор В. Мернов признает, что из-за огромных расстояний и недостаточного развития дорожной сети у нас были трудности в мобилизации и развертывании всех сил (5). Как известно, главные силы не успели подойти даже к Минску и тем более не могли успеть оказать помощь армии прикрытия у Бреста. Непременным требованием к выбору рубежа для армии прикрытия является возможность (обоснованная соответствующими расчетами по времени и пространству) соединения ее с главными силами, исключающая поражение вооруженных сил по частям. Если бы основные силы нашей армии прикрытия находились на рубеже старых уров, то гитлеровское главное командование было бы вынуждено потерять значительное время на преодоление полосы заграждения и планирование сражения в новых для него условиях. Благодаря этому армия прикрытия получила бы время и свободу действий. Под прикрытием заграждений и подвижных частей она могла бы заверши все подготовительные мероприятия и обеспечить время для подхода главных сил. Генерал В. Мернов пишет о правильном определении предвоенной теорией характера будущей войны как войны длительной. На наш взгляд, длительность воины зависит во многом от характера и исхода боевых действии в ее начальном периоде. Франция, например могла бы вести длительную воину, но она ухитрилась потерпеть поражение в очень короткий срок. Именно от ошибок или правильных действий в начальный период зависит продолжительность войны. Можно с уверенностью сказать, что не будь крупных ошибок, допущенных в начальном периоде минувшей воины, ее дальнейший ход был бы иным. В связи с этим рассуждения о развертывании последующих стратегических эшелонов, не учитывающие реальную обстановку начального периода воины, ничего не дают. Генерал В. Мернов считает, что советские военные теоретики правильно учитывали новые качества вооружения и возможности армии прикрытия, располагавшейся на границе. Однако это утверждение находится в противоречии с фактами, а они говорят об отсутствии единства взглядов на начальный период войны и ошибках, допущенных некоторыми военными теоретиками в вопросах именно начального периода (6). Эти ошибки, как видно из сказанного выше, к сожалению, отразились на практике и дорого обошлись нам. В заключение укажем на не совсем правильнее употребление термина «начальный период второй мировой войны». В статье генерала В.Мернова на стр. 31 справедливо отмечено, что вторая мировая война состояла из ряда войн, развертывавшихся последовательно и одновременно на разных стратегических фронтах, причем каждая из таких войн начиналась вводом главных сил нападающей стороной. Следовательно, единого начального периода в целом для второй мировой войны не было. Начальный период в некоторых из составлявшихся ее войн был для них и конечным. Нам кажется, более правильным будет говорить о начальном периоде войны между основными пртивнкиами на решающем театре военных действий, т.е. о начальном периоде Великой Отечественной войны, а не второй мировой войны в целом. ============= /37/
КОЛЧИГИН БОГДАН КОНСТАНТИНОВИЧ (1895-1976) 1-я Мировая война (капитан). В КА с 1918
года. ГВ - командир полка, бригады, начальник
дивизии. С сентября 1942 года зам. командующего 4-й
резервной армией, http://fotki.yandex.ru/users/wberdnikov/view/227422?page=2 Лев Александрович Зильбер (1894—1966) — советский иммунолог и вирусолог, создатель советской школы медицинской вирусологии. Лауреат Сталинской премии «Записки военного врача» … ..(Когда-то в Гражданскую войну 1919-1920 гг.) Мне было приказано явиться за новым назначением в санитарное управление армии, которое уже находилось в Азове. Стоклицкий встретил меня приветливо. Он имел уже подробную информацию о нашей работе, отчеты о которой я посылал ему каждую неделю. Знал и о моих недоразумениях с комиссаром. Я был уверен, что меня в лучшем случае отправят в какой-либо полк. К моему великому удивлению, меня назначили дивизионным врачом — начальником санитарной части 2-й Донской стрелковой дивизии. Это было повышение по службе, и весьма значительное для 25-летнего молодого врача. Начальник санитарного управления дивизииШтаб 2-й Донской стрелковой дивизии стоял в г. Азове, и мне надлежало туда отправиться на следующий день. Начальник санитарной части армии вкратце рассказал о круге моих новых обязанностей. Он, между прочим, упомянул, что начальник дивизии тов. Колчигин очень строгий командир, неуклонно соблюдающий все воинские уставы.' Прибыв в Азов, я отправился в штаб дивизии-и просил вестового доложить обо мне Колчигину. Он меня тут же принял. За столом сидел человек лет 30, с волевым лицом, очень спокойный. Я подошел к нему и сказал, что я врач такой-то и назначен начальником санитарной части дивизии. Колчигин смотрел на меня серыми холодными глазами и ничего не говорил. Я думал, что он не слышит меня, и вновь повторил, что я врач, прибывший в его распоряжение на должность начальника санитарной части дивизии. Я повторил это чуть громче, чем раньше. Опять никакого ответа, и лицо как будто бы помрачнело. Начдив был явно недоволен. Тут я вспомнил о предупреждении начсанарма — вытянулся, взял под козырек и отрапортовал по всем правилам устава: «Врач такой-то прибыл в ваше .распоряжение согласно приказу начальника санитарной части армии». Колчигин чуть улыбнулся, встал и подал мне руку, сказав: «Садитесь, доктор». Он рассказал мне очень толково о санитарном состоянии дивизии, о неотложных нуждах, о необходимости организовать дополнительные койки в госпиталях, об усилении мероприятий по борьбе с сыпным тифом и многое другое. Мне много раз в последующие месяцы пришлось встречаться с Колчигиным, и я был пленен ясностью его ума, умением необычайно кратко и вместе с тем точно выразить свои мысли, очень любезным, но не переходящим служебные грани отношением. Комиссар дивизии рассказал мне, что Колчигин — бывший офицер царской армии, но что он служит в Красной Армии очень честно и работает очень активно. — Вы посмотрите, — говорил мне комиссар, — ведь он один из немногих, уже получивших орден Красного Знамени. А недалеко от его ордена у него на гимнастерке нашита желтая ленточка — цвет лейб-гвардии уланского полка, в котором он служил в царской армии.Это было, конечно, удивительное сочетание, и мне очень хотелось вызвать Колчигина на откровенный разговор и немного разобраться в психологии этого человека. Как-то я получил коньяк для наших госпиталей. Коньяк в 1920 году был большой редкостью. Я позвонил Колчигину и доложил, что получены два ящика коньяку для госпиталей дивизии, но что я не могу отправить этот коньяк в госпитали, прежде чем начальник дивизии не произведет дегустацию. В телефоне я услышал легкий смешок.— Хорошо, доктор, давайте продегустируем вместе, но только по одной рюмочке. Вечером в садике дома, где я квартировал, на окраине Азова, мы с ним попробовали этот коньяк. Сначала мы говорили о делах дивизии, а потом я перевел разговор и на политические темы. — Знаете, доктор, — говорил Колчигин, — я не политик, и я ничего в политике не понимаю, но я русский человек, и, конечно, мне очень дороги интересы моей страны. Большевики — они же собиратели земли русской, продолжатели великого дела Ивана Калиты. Ну что было бы с нашей страной без большевиков? Англичане оттяпали бы Кавказ, японцы — Приморье. Вряд ли сохранились бы в неприкосновенности западные границы. Обкорнали бы нашу матушку Русь. А большевики-то всю нашу землю собирают. Вот поэтому я и с большевиками. А с политикой как-нибудь дальше разберемся.Он говорил очень искренне и убежденно, и я нисколько не сомневался, что именно эти мотивы побуждали его так энергично сражаться в рядах Красной Армии. Эти же мотивы позже прозвучали в известном воззвании генерала Брусилова. — Мы очень много говорим об интернационализме, — продолжал Колчигин, — и, конечно, наша революция имеет международное значение. Но посмотрите, как одета наша армия и под каким знаменем она сражается.Я очень удивился этому замечанию. — Ну как же — ведь эти шлемы, в которые мы одеваем наших красноармейцев. и эти широкие красные петлицы на шинелях — это же одежда великокняжеской рати, а красное знамя — это ведь то самое знамя, под которым русский народ -сражался при Калке. Это то знамя, под которым русский народ сверг татарское иго. Так что большевики совсем не забывают, что они являются политической партией русского народа. Мы еще много раз встречались с Колчигиным, но никогда больше не говорили на политические темы. ...... http://www.bibliotekar.ru/Prometey-5/20.htm Богдан Константинович Колчигин родился 13 (т. е. 25-го, а не 26-го, как сам он писал в советских документах) ноября 1895 года в Киеве в семье потомственного военного. .... 15 ноября 1917 года был избран солдатами командиром лейб-гвардии Литовского полка. Под его командованием полк сражался против войск украинской Центральной Рады и немецких оккупантов. Позже командовал 1-й Воронежской
пехотной дивизией (за оборону г. Поворино в 1918-м
награждён орденом Боевого Красного Знамени), 13-й
стрелковой дивизией, 1-й Московской рабочей
дивизией (за бои на Кубани награждён вторым
орденом Боевого Красного Знамени). Во время Великой Отечественной войны
генерал-майор, позже — генерал-лейтенант,
заместитель командующего 3-й армии, командир
стрелковых корпусов. Участвовал в освобождении
Харькова. Автор мемуаров о Брусиловском прорыве,
о Чернавине, Ратайском, Блюхере и др.
(16/06/2012) [ На главную ] |
